Так... пробы, пощупать.
Умение чувствовать чужое страдание - это еще не сострадание. Если от чужого страдания ты садишься рядом страдать, то это облегчения страдающему не приносит. Это просто удвоение его страданий.
Сострадание в том, чтобы, чувствуя страдания другого, остаться при этом собой, раздвоиться, чтобы страдающему было с кем переживать свое страдание, только свое.
Получается один страдающий, испытывающий боль, второй - информацию об этой боли считывающий, но не страдающий от нее. Боль есть, а страдания нет. Это позволяет страдающему сосредоточиться на своей боли. Вот моя боль, я ее чувствую и вижу и страдаю. Рядом появляется другой. Он тоже видит мою боль, чувствует ее, не отрицает, не уводит от нее, а помогает даже ее видеть, не убегать от нее, но он ей не поглощен. Одному страшно испытывать боль. Пока один - оставляешь, наверное, страдания на потом.
Это, наверное, как шаманы. Один уходит душой куда-то, а второй должен быть рядом и следить, чтобы ничего плохого не произошло с телом ушедшего, пока он не здесь. Ушедший спокойно ходит по иному миру, пока друг сторожит здесь его тело.
Со сном, может, так же? Страшно засыпать в незнакомом месте, нужна безопасность, чтобы заснуть. Когда ты спишь, ты беззащитен. Когда ты страдаешь, ты тоже беззащитен. Но поспать надо, и пережить боль тоже надо. Для сна нужна безопасность и для страдания тоже.
Если все спят и никто не сторожит, может пробраться враг. Если все страдают, и никто не сторожит, тоже может пробраться враг. Ты отказываешься сторожить? Ты уснул, ты упал в мои страдания? Хорошо. Я буду бодрствовать и спрячу свои страдания подальше, я буду сторожем, чтобы разбудить тебя, когда придет опасность, и позволить тебе быть слабым, пока безопасно. И берет на себя. Дети берут на себя.
Я боюсь, что я не умею.
Вы когда-нибудь улыбались и умилялись, когда ребенок плакал? Только не чтобы его успокоить во что бы то ни стало, а чтобы и понятно, что ему обидно, и любишь его, но улыбаешься и жалеешь. Может, это то? не знаю, как это.
Я все врала, да. Сегодня Мишка заистерил и я и правда почувствовала эту сильную волну страдания, поднимающуюся изнутри во мне, которая заставляет включать пустой взгляд и равнодушие. Стряхнула, попробовала вспомнить то умиление перед детскими слезами совсем младенчика, помогло немного. Но при этом надо было же видеть его, продолжать видеть его рыдающего, а не зажмуриваться и говорить да брось ты!
Но это ведь не совсем то, наверное.
Страдающий - это кусок боли, а тот, кто рядом - это тот, кто не боится протянуть мне руку в этот кусок и держать меня там наплаву, пока меня пытается унести течение боли. Он держит меня за руку, он весь облит моей болью, как водой, но он стоит на твердом и держит меня, и меня не уносит течение, ну или он в лодке, и хоть и плывет со мной, но держит меня на плаву. Крепко держит за руку, не отпускает (равнодушный тоже стоит крепко или плывет в своей лодке, но руки мне не дает). Так, наверное, учат плавать. Страдать ведь тоже нужно учить?
Когда приходят другие и ныряют в мою боль, то мы начинаем барахтаться в ней как утопающие, пытаясь цепляться друг за друга, стягивая друг друга на дно, и мне надо тратить силы, чтобы вытащить и этого ныряльщика, нырнувшего в мою боль, мне не до себя.
В общем, это про то же беспокойство и заботу.
Учить страдать. И сострадать. Страдать свою боль, а сострадать чужую. Чужую не страдать, а сострадать.
Учить страдать. Отпускать. Страдания ведь надо отпускать.
Можно видеть и чувствовать и быть здесь и сейчас, это больно, потому что сталкивает с тем, что жизнь и я не такие, как я хочу. Можно уходить от этого, закрывать глаза и продолжать считать, что все соответствует моим представлениям.
Он страдает, я чувствую это, но не признаю его боль. Это не его боль, это моя боль. Мне проще думать, что это моя боль, мне проще думать о моей боли. Все боли - это мои боли. И мои боли сильнее всех других болей. Когда тебе больно, ты причиняешь этим боль мне. О твоей боли мне думать невыносимо, у тебя не может быть достойной боли, это значит, что ты есть снаружи и твоя боль есть снаружи, значит, что не весь этот мир про меня, значит я не могу все здесь контролировать. Ты либо выдумываешь и ревешь из-за ерунды: прекрати, ты все врешь. Либо, если тебе и правда больно, то ты своей болью причинил мне такую боль, что твоя с ней ничто. А если таки твоя боль все равно сильная, то ты предатель и делаешь все назло, чтобы мне было хуже.
Не отпускает меня эта тема совсем.
Или вот, с теми же шаманами. Ты же не будешь страдать при том, кому на тебя наплевать. Ты же от него уйдешь, с ним небезопасно. Он в любой момент может уйти и не дождаться, когда ты вернешься в тело, может перестать сторожить, и твое тело склюют вороны. Ты и не будешь страдать с тем, кто тут же погружается в твои страдания и очень остро их переживает, ты же не хочешь причинять другому боль. Тогда вас обоих склюют вороны;-).
Кому ты будешь плакать? Кому ты будешь страдать? Кому-то большому, понимающему, любящему, неравнодушному, но и не сливающемуся с тобой в твоем страдании. Тому, кто тоже страдал. И научился, как правильно страдать.
А я не знаю, как не обесценивать страдания. И как их не превращать в товар и предмет манипуляций. И я не знаю, что я там сослепу творю у сына в душе по привычке. Изощренненько так.
Может, это и на родовспоможение похоже тоже. Да ладно, не выдумывай, ты не рожаешь. Ой, тебе больно, ой, ой, что делать? что делать? хлопнусь-ка в обморок, все, хлоп, разбирайся сама и не забудь мне нашатыря и врача вызвать, мне же плохо.