Стимпанк: Век Разума. Роман-газета. Часть 1
"Но выбирают лишь друзей,
Не выбирают братьев."(с) Сэнди
"Объяснений и доводов "за" не проси.
Провернулась со скрипом судьба вкруг оси.
Поднимается ветер, тебя вырывая из пут."(с) Скади
Милый маленький автоматон, а точнее, просто механическая кукла - ведь ее сделали еще до Петербургской конвенции, положившей начало Веку Разума. Подарок бабушки на Рождество. Жаль, с ней нельзя играть часто - ее заказали у самого Шандора Ковача, лучшего пражского мастера игрушек. В груди куклы крутятся шестеренки, валики зацепляют крючочки, звенят серебряные колокольчики. «Ах, мой милый Августин…» Розовое платье, розовый бант - у графини Фредерики Хотек фон Хотков унд Вогнин точно такой же. И ее движения так же точны, манеры безукоризненны. Приличные девочки всегда вежливы, даже когда им грубят в ответ. Приличные девочки всегда улыбаются. Приличные девочки никогда не сходят с ума (такой позор для семьи!).
Она не помнит своей матери. «Смотри, вот это - мама», говорит ей бабушка, показывая портрет на стене. Невыразимо прекрасное, совсем чужое лицо. Светлый ангел, безвременно покинувший грешную землю, подарив жизнь младшей сестренке - Софии. Недостижимый идеал. Толстые книги с родословными и старинными портретами, уроки этикета, учитель танцев. «Ах, мой милый Августин…» «Держите спину прямо, мадемуазель!» Шуршат страницы, бабушка рассказывает о Граде, о династии Пржемысловичей. Бабушка - урожденная Мария София фон Берхтольд, баронесса. Ее бабка по матери, Мария Елизавета, была старинного чешского рода - а ее дед был потомком родного брата Валентина Горбатого, последнего Пржемысловича. Так что древняя кровь чешских королей, происходящих от самого легендарного Крока, - жива! Нередко на этом месте бабушка Мария закашливалась и тяжело дышала от охвативших ее чувств. А еще иногда она доставала шкатулку со своими драгоценностями, где хранилась старая монетка времен короля Оттокара с его изображением, и медальон - двухвостый лев на алом фоне. Обе девочки, Фредерика и София, знали, что этот лев должен напоминать о храбрости и доблести, проявленной чешскими воинами в сражениях с теми, кто покушался на чешские земли и свободу. Фредерика изучила сотни генеалогий и знает все о родовитых чешских семействах. После бабушки род чешских королей прервется. Хотя есть и другие книги. В них живут волшебники с чудесными помощниками, а настоящие герои храбры и благородны и не размениваются на мелочи в погоне за мечтой. По дорогам ходят веселые, оборванные студенты, доктор Бартек договаривается со Смертью. Но эти книги нельзя читать слишком часто - так же, как играть с куклой в розовом платье.
*настоящая историческая фотография графини Марии Хотек (урожденной фон Берхтольд, баронессы Унгаршиц)*
Заснеженные улицы Санкт-Петербурга, за окном кареты проносятся огни - «Ты будешь учиться в Смольном институте, Фредерика. Это большая честь для нашей семьи, ведь сюда берут только лучших». «Если ты закончишь институт с шифром, то станешь фрейлиной, - говорит на прощание бабушка. - Будешь служить при императорском дворе в Вене». У Софии другая судьба - ее отдают в Терезианский кадетский корпус. Потом она будет секретарем какого-нибудь министра, может даже станет министром или адмиралом сама. Будет носить красивый мундир, приносить пользу Родине и возможно даже сражаться с врагами, командовать боевым роботом. Только ведь корпус - это для сирот, чьи родители погибли, служа империи. Фредерика не переспрашивает - отец не любит разговоров о сестре. Видимо, все-таки винит ее в смерти мамы. Фредерика видела у него в кабинете на столе фотографии - мама с Фредерикой, Фредерика со своей куклой. А фотографии сестры нет.
*настоящая историческая фотография графини Вильгельмины Хотек (урожденной Кински) с дочерью*
Что ж, сестра исчезла из ее жизни почти безболезненно - как исчезают дальние родственники, с которыми принято обмениваться бессмысленно-вежливыми письмами о ничего по-настоящему не значащих мелочах. Зато появилась Элен, Елена Леонтьева, дочь начальницы института. Удивительно, как причудливы иногда бывают линии судьбы - чешка и русская, ученицы «золотого» и «белого» классов… Дружба, которая иногда бывает глубже и искреннее родственных уз. Но очень скоро Фредерике приходится покинуть институт - после смерти начальницы его объединяют с университетом. Отец, граф Богуслав, не может допустить, чтобы она училась вместе с кем попало. «Полгода, Фридель», говорит он, «и то лишь потому, что я хочу, чтобы ты получила шифр». Она заканчивает экстерном, буквально чудом не сойдя с ума от объема знаний, который следовало запомнить. Долгие ночи в библиотеке пани Алице Масариковой, профессора университета, принесли свои плоды - шифр, похвалы ее императорского высочества княгини Марии Павловны и принцессы Уэльской Александры Датской, присутствовавших на выпускном балу. И Элен, которая уезжает в Вену, секретарем в Международный Комитет Красного Креста: «Всего лишь год, Рика и мы опять будем жить по соседству - ты во дворце, а я на Михаэль-платц!»
Следующий год она провела в Праге, с бабушкой. Утро за книгами и модными журналами, послеобеденный кофе в лучших кондитерских, вечера в Сословном театре, где танцевала божественная Ида Гайст, порхавшая по сцене как пушинка. Разумеется, бабушка и Фредерика взяли молодую балерину под свое покровительство, ведь род Хотеков всегда выбирает лучшее. От Софии приходили редкие письма, которые бабушка всегда складывала отдельно от прочих. «Неравнородные дети - большое горе для семьи. Запомни, это, девочка моя, и никогда не забывай». Фредерика молча кивает - графиня Мария объясняет только то, что считает нужным. Переспрашивать бессмысленно.
Бабушка умерла зимой 1878 года, когда Фредерика уже два года жила в Вене, как и желала графиня Мария - при дворе, фрейлиной. Императрица не выносит скорби и траура, поэтому никаких черных платьев и затворничества в четырех стенах. Даже для кузины Поликсены, которая приехала в Вену после гибели отца на охоте, исключения сделано не было. Хотя в этом запрете была своеобразная игра: то надеть на бал полутраурные серьги с черными камеями, то отправить излишне настойчивого кавалера просить разрешение на танец у папеньки… В конце концов, фрейлины на балах не развлекаются, а фрейлины, состоящие в Группе исследования германских древностей, - тем более. Когда герр фон Вюртенлемман, барон фон унд цу Шелленберг, советник императора, пригласил ее на заседание Группы, отказываться она не стала. Более того, подписала особую бумагу о неразглашении, на которой была печать уже совсем другой организации. Даже имя у нее теперь было другое - специально для отчетов. Собрания общества в каминной зале особняка князя фон унд цу Лихтенштайн, троюродного брата герра капитана цур зее, открывали крайне любопытные факты. Например, почему во дворце часто пахнет ванилью, хотя сегодня ее на кухне не использовали. Или же для чего может понадобиться информация об опытах с участием людей Международному Комитету Красного Креста. И все это превращалось Фредерикой в бесчисленные и самые фантастические слухи на дворцовой кухне. "Ваша обязанность, фройляйн, - распространить необходимые сведения так, чтобы никто не догадался об их первоначальном источнике".
Шестеренки исправно крутились, кукла танцевала в круге придворных, светских, и секретных обязанностей, дни сменялись днями… Даже трагическая любовная история, полагающаяся каждой девице ее возраста, у Фредерики была: ради объяснения частых встреч с капитаном цур зее, они пустили слух, что «она в него влюблена, он не подает ей надежды, она страдает, но держится с достоинством». Тривиально и искусственно до изумления, но свет почему-то поверил.
А изнанкой этой глупой истории была другая - глубокая и темная как вода в омуте. «Рика, мне нужно тебе кое-что показать. Мой отец, граф Антон, был большим любителем всяческих древностей. У нас в Вельтрусах чего только не было - да ты и сама прекрасно знаешь. Но у него в сейфе была одна папка, которую он никому не показывал. Там были семейные документы. Вот что я в ней нашла» На стол ложится тонкий листок дорогой бумаги: «Я больше не люблю тебя, Богуслав. Думаю, ты окончательно убедишься в этом, узнав, что я жду ребенка от милого А.» Дальше шло перечисление каких-то мест, которые автор письма якобы посещала, в то время как на самом деле она проводила это время с «милым А.» «Ничего не понимаю, Поли. Это какая-то возлюбленная моего отца?» «Это написала твоя мать, Рика. София тебе родная только наполовину». Невозможно! Хвала венским книжным лавкам при Университете - пособия про графологии нашлись там в достатке. Хвала и тому, что в Смольном институте учили на совесть - продравшись через дебри теории, Фредерика целую неделю тщательно сравнивала каждую букву письма с надписями на поздравительных открытках из семейного альбома. Сомнений больше не оставалось - это действительно почерк матери: мелкие ровные буквы, кокетливый хвостик на конце «фау»… Отец, впрочем, просто отмахнулся: «Я уважаю твои научные познания, Фридель, но это невозможно. Моя жена и твоя мать всегда была верна мне. А дяде Антону просто следовало меньше верить сплетням». Сестрица София сейчас где-то на Балканах, в штабе. И у Фредерики не поднимется рука написать ей о позорной связи, от которой она появилась на свет. Слишком расточительно отказываться даже от такой неудобной части семейной истории.
*продолжение завтра*
Не выбирают братьев."(с) Сэнди
"Объяснений и доводов "за" не проси.
Провернулась со скрипом судьба вкруг оси.
Поднимается ветер, тебя вырывая из пут."(с) Скади
Милый маленький автоматон, а точнее, просто механическая кукла - ведь ее сделали еще до Петербургской конвенции, положившей начало Веку Разума. Подарок бабушки на Рождество. Жаль, с ней нельзя играть часто - ее заказали у самого Шандора Ковача, лучшего пражского мастера игрушек. В груди куклы крутятся шестеренки, валики зацепляют крючочки, звенят серебряные колокольчики. «Ах, мой милый Августин…» Розовое платье, розовый бант - у графини Фредерики Хотек фон Хотков унд Вогнин точно такой же. И ее движения так же точны, манеры безукоризненны. Приличные девочки всегда вежливы, даже когда им грубят в ответ. Приличные девочки всегда улыбаются. Приличные девочки никогда не сходят с ума (такой позор для семьи!).
Она не помнит своей матери. «Смотри, вот это - мама», говорит ей бабушка, показывая портрет на стене. Невыразимо прекрасное, совсем чужое лицо. Светлый ангел, безвременно покинувший грешную землю, подарив жизнь младшей сестренке - Софии. Недостижимый идеал. Толстые книги с родословными и старинными портретами, уроки этикета, учитель танцев. «Ах, мой милый Августин…» «Держите спину прямо, мадемуазель!» Шуршат страницы, бабушка рассказывает о Граде, о династии Пржемысловичей. Бабушка - урожденная Мария София фон Берхтольд, баронесса. Ее бабка по матери, Мария Елизавета, была старинного чешского рода - а ее дед был потомком родного брата Валентина Горбатого, последнего Пржемысловича. Так что древняя кровь чешских королей, происходящих от самого легендарного Крока, - жива! Нередко на этом месте бабушка Мария закашливалась и тяжело дышала от охвативших ее чувств. А еще иногда она доставала шкатулку со своими драгоценностями, где хранилась старая монетка времен короля Оттокара с его изображением, и медальон - двухвостый лев на алом фоне. Обе девочки, Фредерика и София, знали, что этот лев должен напоминать о храбрости и доблести, проявленной чешскими воинами в сражениях с теми, кто покушался на чешские земли и свободу. Фредерика изучила сотни генеалогий и знает все о родовитых чешских семействах. После бабушки род чешских королей прервется. Хотя есть и другие книги. В них живут волшебники с чудесными помощниками, а настоящие герои храбры и благородны и не размениваются на мелочи в погоне за мечтой. По дорогам ходят веселые, оборванные студенты, доктор Бартек договаривается со Смертью. Но эти книги нельзя читать слишком часто - так же, как играть с куклой в розовом платье.
*настоящая историческая фотография графини Марии Хотек (урожденной фон Берхтольд, баронессы Унгаршиц)*
Заснеженные улицы Санкт-Петербурга, за окном кареты проносятся огни - «Ты будешь учиться в Смольном институте, Фредерика. Это большая честь для нашей семьи, ведь сюда берут только лучших». «Если ты закончишь институт с шифром, то станешь фрейлиной, - говорит на прощание бабушка. - Будешь служить при императорском дворе в Вене». У Софии другая судьба - ее отдают в Терезианский кадетский корпус. Потом она будет секретарем какого-нибудь министра, может даже станет министром или адмиралом сама. Будет носить красивый мундир, приносить пользу Родине и возможно даже сражаться с врагами, командовать боевым роботом. Только ведь корпус - это для сирот, чьи родители погибли, служа империи. Фредерика не переспрашивает - отец не любит разговоров о сестре. Видимо, все-таки винит ее в смерти мамы. Фредерика видела у него в кабинете на столе фотографии - мама с Фредерикой, Фредерика со своей куклой. А фотографии сестры нет.
*настоящая историческая фотография графини Вильгельмины Хотек (урожденной Кински) с дочерью*
Что ж, сестра исчезла из ее жизни почти безболезненно - как исчезают дальние родственники, с которыми принято обмениваться бессмысленно-вежливыми письмами о ничего по-настоящему не значащих мелочах. Зато появилась Элен, Елена Леонтьева, дочь начальницы института. Удивительно, как причудливы иногда бывают линии судьбы - чешка и русская, ученицы «золотого» и «белого» классов… Дружба, которая иногда бывает глубже и искреннее родственных уз. Но очень скоро Фредерике приходится покинуть институт - после смерти начальницы его объединяют с университетом. Отец, граф Богуслав, не может допустить, чтобы она училась вместе с кем попало. «Полгода, Фридель», говорит он, «и то лишь потому, что я хочу, чтобы ты получила шифр». Она заканчивает экстерном, буквально чудом не сойдя с ума от объема знаний, который следовало запомнить. Долгие ночи в библиотеке пани Алице Масариковой, профессора университета, принесли свои плоды - шифр, похвалы ее императорского высочества княгини Марии Павловны и принцессы Уэльской Александры Датской, присутствовавших на выпускном балу. И Элен, которая уезжает в Вену, секретарем в Международный Комитет Красного Креста: «Всего лишь год, Рика и мы опять будем жить по соседству - ты во дворце, а я на Михаэль-платц!»
Следующий год она провела в Праге, с бабушкой. Утро за книгами и модными журналами, послеобеденный кофе в лучших кондитерских, вечера в Сословном театре, где танцевала божественная Ида Гайст, порхавшая по сцене как пушинка. Разумеется, бабушка и Фредерика взяли молодую балерину под свое покровительство, ведь род Хотеков всегда выбирает лучшее. От Софии приходили редкие письма, которые бабушка всегда складывала отдельно от прочих. «Неравнородные дети - большое горе для семьи. Запомни, это, девочка моя, и никогда не забывай». Фредерика молча кивает - графиня Мария объясняет только то, что считает нужным. Переспрашивать бессмысленно.
Бабушка умерла зимой 1878 года, когда Фредерика уже два года жила в Вене, как и желала графиня Мария - при дворе, фрейлиной. Императрица не выносит скорби и траура, поэтому никаких черных платьев и затворничества в четырех стенах. Даже для кузины Поликсены, которая приехала в Вену после гибели отца на охоте, исключения сделано не было. Хотя в этом запрете была своеобразная игра: то надеть на бал полутраурные серьги с черными камеями, то отправить излишне настойчивого кавалера просить разрешение на танец у папеньки… В конце концов, фрейлины на балах не развлекаются, а фрейлины, состоящие в Группе исследования германских древностей, - тем более. Когда герр фон Вюртенлемман, барон фон унд цу Шелленберг, советник императора, пригласил ее на заседание Группы, отказываться она не стала. Более того, подписала особую бумагу о неразглашении, на которой была печать уже совсем другой организации. Даже имя у нее теперь было другое - специально для отчетов. Собрания общества в каминной зале особняка князя фон унд цу Лихтенштайн, троюродного брата герра капитана цур зее, открывали крайне любопытные факты. Например, почему во дворце часто пахнет ванилью, хотя сегодня ее на кухне не использовали. Или же для чего может понадобиться информация об опытах с участием людей Международному Комитету Красного Креста. И все это превращалось Фредерикой в бесчисленные и самые фантастические слухи на дворцовой кухне. "Ваша обязанность, фройляйн, - распространить необходимые сведения так, чтобы никто не догадался об их первоначальном источнике".
Шестеренки исправно крутились, кукла танцевала в круге придворных, светских, и секретных обязанностей, дни сменялись днями… Даже трагическая любовная история, полагающаяся каждой девице ее возраста, у Фредерики была: ради объяснения частых встреч с капитаном цур зее, они пустили слух, что «она в него влюблена, он не подает ей надежды, она страдает, но держится с достоинством». Тривиально и искусственно до изумления, но свет почему-то поверил.
А изнанкой этой глупой истории была другая - глубокая и темная как вода в омуте. «Рика, мне нужно тебе кое-что показать. Мой отец, граф Антон, был большим любителем всяческих древностей. У нас в Вельтрусах чего только не было - да ты и сама прекрасно знаешь. Но у него в сейфе была одна папка, которую он никому не показывал. Там были семейные документы. Вот что я в ней нашла» На стол ложится тонкий листок дорогой бумаги: «Я больше не люблю тебя, Богуслав. Думаю, ты окончательно убедишься в этом, узнав, что я жду ребенка от милого А.» Дальше шло перечисление каких-то мест, которые автор письма якобы посещала, в то время как на самом деле она проводила это время с «милым А.» «Ничего не понимаю, Поли. Это какая-то возлюбленная моего отца?» «Это написала твоя мать, Рика. София тебе родная только наполовину». Невозможно! Хвала венским книжным лавкам при Университете - пособия про графологии нашлись там в достатке. Хвала и тому, что в Смольном институте учили на совесть - продравшись через дебри теории, Фредерика целую неделю тщательно сравнивала каждую букву письма с надписями на поздравительных открытках из семейного альбома. Сомнений больше не оставалось - это действительно почерк матери: мелкие ровные буквы, кокетливый хвостик на конце «фау»… Отец, впрочем, просто отмахнулся: «Я уважаю твои научные познания, Фридель, но это невозможно. Моя жена и твоя мать всегда была верна мне. А дяде Антону просто следовало меньше верить сплетням». Сестрица София сейчас где-то на Балканах, в штабе. И у Фредерики не поднимется рука написать ей о позорной связи, от которой она появилась на свет. Слишком расточительно отказываться даже от такой неудобной части семейной истории.
*продолжение завтра*