Ремедиос Варо-биография.Глава 2
Ремедиос Варо-биография.
Ремедиос Варо.
Ремедиос Варо. Зов.
Глава 2. К сюрреализму. Париж и Барселона.
Возбужденная сюрреалистическими идеями, которые постепенно проникали в Испанию, Варо приехала в Париж, чтобы увидеть своими глазами и понять сами истоки авангарда. Такие ведущие художники и писатели-авангардисты того времени, как Сальвадор Дали, БУнуэль, Гарсиа Лорка, Альберти, Пикассо и Хуан Миро, уже покинули Испанию и осели в Париже, который бурлил насыщенной жизнью нового и скусства. Тот же голод будоражил и Варо. Не зная толком, с чего начать и пытаясь найти новое (то, чему она не могла научиться в Академии), она всоре поступила на курсы в Ла Грандэ Шамиерэ - свободная школа художеств, известная всему Парижу. Однако буквально через три недели она бросила эти курсы. Как впоследствии она объясняла мексиканскому критику (часто писавшей отчеты в газетах об искусстве) Маргарите Нелкен: она поняла, что не хочет снова сжать себя в узких рамках школьной аудитории. Она была молода и полна желания расправить собственные крылья, и ей совсем не хотелось, чтобы очередная школа ограничила ее поиски.
Ремедиос Варо была новичком в Париже, и его пьянящая атмосфера была буквально наэлектризована новыми движениями и поисками в искусстве. Она бралась за любую, самую необычную работу и "вела с Лизаррагой жизнь бедных художников, уверенных в себе и абсолютно беззаботных". Как позже призналась сама Варо, они даже бросали грязные тарелки в угол, пока не накопилась целая гора. Эта гора выросла бы еще выше, если бы их не навестила мать Варо и не вымыла всю грязь...
Ремедиос знала одно: она приехала в Париж не для того, чтобы стать посудомойкой и домработницей. Она хотела стать частью той атмосферы художников, которая бурлила в Париже, и с радостью присоединялась к группам в кафе, где шли бесконечные беседы и споры, которые стали ее "домашним очагом и ее трамплином". Это была чудесная, невероятная перемена, весь этот насыщенный событиями год после окончания Академии.
В 1932 году молодая пара вернулась в Испанию не с пустыми руками. Их молодой горячий ум был полон новых идей, они были возбуждены и готовы ко всем переменам. Все еще смакуя свой парижский опыт, они вернулись не в Мадрид, а в Барселону. Барселона тогда была центром авангардистского искусства и задавала своим космополитическим жаром тон всей Испании. Только Барселона была похожа на Париж своим энтузиазмом и горячим желанием открывать новые пути в искусстве. Только Барселону Испания называла "Истинно европейским городом".
Это был либеральный, полный оптимизма и антиклерикализма город. К началу 1930-х годов именно Барселона стала городом интеллектуалов и искусства в полном смысле этого слова. Мадрид уступил свою мантию искусства Барселоне. Умная, начитанная, космополитичная и мятежная - Барселона имела тесные контакты с Парижем в течение многих лет, а ее провинциальный диалект (каталонский) был гораздо ближе к провансальскому диалекту Франции, чем к любому испанскому диалекту.
Таким образом, приехав в Барселону, Ремедиос Варо сделала еще один шаг в ориентации на Францию и все французское. Кроме того, этот город дал ей удаленность (как географическую, так и психологическую) от пристальных глаз ее семьи и возможность экспериментировать как со своей жизнью, так и своим искусством.
Буквально через несколько месяцев она вступит в связь с Эстебаном Францезом (каталонским художником, который был моложе ее на шесть лет) и вместе они вступят в контакт с растущей коммуной сюрреалистов в Барселоне, а также и с французскими сюрреалистами. Всегда интересуясь экспериментами и нереальным, загадочным, Францез приехал в Барселону, чтобы присоединиться к авангарду. В Ремедиос Варо он нашел полную желания проникнуться духом "нового искусства" художника, и (хотя она продолжала жить с Лизаррагой) вкоре они стали любовниками.
Уже в этом шаге Ремедиос Варо сломала первый барьер в жестком моральном кодексе, в котором ее растили. Этот шаг был первым из множества, которые последуют в течение ее жизни. Как и Лизаррага, Францез будет частью жизни Ремедиос Варо в Испании, Франции и Мексике. Хотя откровенная свобода выбора партнеров в сексе и полное пренебрежение нормами общепринятой морали было обычным делом в богеме Барселоны, жизнь Ремедиос Варо была необычной вот в каком аспекте. Связь с Францезом стала началом нового правила. Все ее многочисленные связи (все открытые, ничего секретного) обычно переходили в долгую преданную дружбу и почти никогда не оставляли после себя ревности и злобы, даже когда сама любовная связь заканчивалась. С Францезом, как и с другими ее партнерами, дружба Варос, как только она созревала после окончания любовных отношений, выдерживала долгое испытание войной, разлукой и переменой места жительства, окгда многие привычные корни были вырваны и разбросаны по континентам.
Варо и Францез переехали в маленькую комнатку на Плаза де Лессепс. Это был богемный район Барселоны, который часто посещали молодые художники. И Варо, и Францез буквально купались в этой веселой, живой, пьянящей свободой и жаждой творчества атмосфере, которую подогревала юная испанская Республика. Они вскоре начали рисовать сюрреалистические картины и панно, коллажи и наброски. Уже первые работы Варо говорят о том, что она знала, где лежит ее путь, он вполне отчетливо сформировался. Как писал один критик в 1975 году, "в работах Р.Варо мы встречаем линии и форму лучших картин Сальвадора Дали". Один из их друзей, Марсель Джин, так пишет об этом времени: "Я встретил Ремедиос и Эстебана Францеза, когда навещал Оскара Домиктеса, их общего со мной друга, в 1935 году в Барселоне. Муж Ремедиос, Джерардо Лизаррага, и Ремедиос работали в то время на Г.Вакер Томпсон, компанию, производящую рекламу. Что нам оставалось делать в этом вечно активном городе, где все засыпают во время сиесты? Но мы снова просыпались вечером и шагали по Рамбле, где толпы заполняли террасы до ранних утренних часов, щелкая пальцами, когда надо было подозвать официантов. Вниз по улицам Цитадели, на Парлалело, где люди устраивали вечеринки и веселый гул не утихал ни на минуту, где молодежь весело отплясывала сардану, этот групповой танец, который может исполняться в совершенстве только каталонцами. Что еще было делать четырем известным сюрреалистам после того ,как они обшарили Баррио Чино и набожно посещали кафе Парк Гуэль! Одним из наших развлечений было сделать выставку-экспозицию "кадавров" и соединить их в своеобразный коллаж. Мы делали эти коллажи, пока наши журналы и газеты не превратились в кучу разрезанной на куски бумаги. Это нас чрезвычайно забавляло, и каждый из нас вложил частичку своего таланта и индивидуальности в эту увлекательную игру".
Варо, Францез и Лизаррага собрали довольно большую коллекцию этих коллажей и послали ее Джину Марселю. Им хотелось, чтобы и окружающий мир узнал об их творчестве и о том, что и они вносят свой вклад в новое искусство сюрреализма. Целый ряд писем, написанных по-французски и в деталях объясняющие их работу над коллажами, особенно делали акцент на их работе в жанре сюрреализма. В одном из писем они писали о своей встрече с Полем Элюаром, французским поэтом-сюрреалистом, который приехал в Барселону и выступил перед местной богемной публикой, чтобы прочесть ряд лекций и прочитать свои стихи. У Варо, Францеза и Лизарраги остались самые теплые воспоминания об этой встрече, и они не только просили Марселя передать Элюару привет, но также снова и снова подчеркивали свою преданность сюрреализму. Они также писали Марселю о выставке, которую организовало общество "Друзья Нового Искусства", небольшая, но весьма влиятельная организация. Это общество было основано в первые же месяцы Республики в Барселоне и ставило своей главной задачей поощрять и развивать художников и писателей Нового Искусства. Выставка состоялась в мае 1936 года в маленькой картинной галерее Глориета Каталония. Эта маленькая галерея одновременно продавала и авангардистские книги. Три работы Ремедиос Варо были представлены. Один из местных критиков назвал ее работы "умными и эмоциональными". Варо и Францез смотрели на Марсела, как на мэтра, который мог бы направить их.
Все эти наброски и картины в довольно замысловатой композиции были как мозаичное панно, собранные по кусочкам, но в целом составляющие настоящую картину. Посылая эти работы Жоану, Варо и Францез ожидали серьезного ответа. Они хотели показать, что они также являются серьезными сюрреалистами, хотя они и жили в Барселоне.
Во многих письмах Жану (Юджину?)? написанных по-французски, они перечисляют свои работы и даже своего рода хронологию развития своего искусства с особенным акцентом на события, связанные с сюрреализмом. В одном письме они пишут об их визите к Полю Элюару, известному французскому поэту-авангардисту. Поль Элюар прибыл в Барселону, чтобы читать публике свои стихи и дать несколько лекций о поэзии и сюрреализме.
С рекомендательным письмом от Жана Варо и Францез встретились с Элюаром. Эта встреча вскоре перешла в теплую дружбу, которая явно звучит во многих их письмах друг к другу. "Передайте привет Элюару и повторите снова, что наша преданность сюрреализму остается неизменной..." - писала Варо.
Они также написали Жану о том, что решили принять участие в АДЛАНе. ADLAN (Amics de Les Arts Novs - "Друзья нового искусства") была маленькой, но весьма влиятельной организацией, образованной в Барселоне в первый год испанской Республики. Организация эта была создана специально для того, чтобы помогать и поддерживать движение авангардистов в литературе и живописи в Испании. Обмен новыми идеями и методами среди художников также входил в цели этого сообщества.
Первая выставка была организована маленькой группой, называющей себя "Логикофобисты". Логикофобисты были группой художников и писателей (весьма анти-логичных, кстати говоря), которые провозгласили союз искусства с метафизикой в своем обширном манифесте, который был зачитан на их первой (и, увы, единственной) выставке. Выставка эта была организована в мае 1936 года в "Глориета Каталония", в маленьком книжном авангардистском магазине в Барселоне. На этой выставке были представлены три работы Варо: "Швейные уроки", "Ошибка женщины - насилие" и "Освобожденное яйцо громадной амебы". Увы, все три эти работы пропали, и сегодня мы знаем только их названия.
Местные критики назвали Варо "художником с умом и глубоким чутким сердцем".
Варо и Францез писали в нескольких письмах к Жану об этой выставке, явно возбужденные и опьяненные возможностью показать свои работы и вместе с тем стараясь бравировать. Они пытались показать своим мастерам сюрреализма, что не придают этому "большого значения". Вся эта бравада была, конечно, напускной, и Варо, и Францез побаивались суда мэтров сюрреализма, особенно съевших собаку и видавших виды французских сюрреалистов, которые тогда задавали тон во всей Европе.
"Дорогой Марсель, - писала Варо в мае 1936 года, - только что в Барселоне открылась выставка скульптуры и живописи с яркими элементами сюрреализма. Они предложили Эстебану и мне принять в ней участие, и мы принесли несколько своих работ, тем более, что здесь вообще не так уж много сюрреалистов, чтобы создать целую группу. Но мы хотим, чтобы ты знал: так как это не стопроцентно сюрреалистическая группа, мы находимся как бы на окраинах и абсолютно от них независимы".
Из Барселоны Варо и Францез смотрели на Жана как на мудрого судью Сюрреализма и писали ему, что "...мы примем всю вашу дисциплину и подпишем все ваши манифесты. Мы хотим продолжать контакты с вами и принимать участие в вашей деятельности".
Хотя Варо пыталась держать дистанцию от "Логикофобов" в своем письме к Жану, она также была среди членов маленькой группы, которая встретилась с местным критиком Джорди Жу, в барселонском кафе. Им хотелось объяснить ему горячим, но туманно-эзотерическим стилем идеалы логикофобов. Эта встреча продолжалась до глубокой ночи. Варо вскоре с нескрываемым удовольствием писала, что "выставка логикофобов была последней искоркой сюрреализма в Испании до начала Гражданской войны..."
"Эта выставка, - писала она, - дала толчок протестам и возбудила большой интерес и любопытство среди массы людей". Но она вынуждена добавить разочарованно: "Среди этой группы только три или четыре человека следуют сюрреализму до конца. Только эти трое или четверо имеют то, что необходимо истинному сюрреалисту, большинство же не следуют течению с огнем в груди, особенно в том, что касается социальных проблем. Мы в свою очередь делаем все возможное, чтобы с оздать истинно сюрреалистическое искусство".
Но все эти большие планы и активность авангардистов вскоре отошли на задний план. Страна погрузилась в хаос и кошмар Гражданской войны, которая разбила все надежды Испанской Республики и парализовала культуру Испании.
В 1935 году была сделана еще одна работа (которая в отличие от коллажей) была единым рисунком и очень существенно отличалась от остальных работ Варо.
Политическая напряженность в стране, которая особенно остро ощущалась в Мадриде, накалялась с каждым днем. Как раз в этот момент Варо и Лизеррага уехали в Париж, в центр сюрреализма. Барселона в это лето не отличалась ничем от других городов Испании, и не только танцы и ночные кафе оживляли ее в это лето. Это был город - пороховая бочка, готовая в любую минуту взорваться. На улицах были непрерывные бои, стычки и убийства. Насилие быстро набирало скорость, предвещая будущий хаос и анархию. Фигура на рисунке Варо не только предвещала будущий кошмар... Кто-то вернулся к рисунку и написал на нем следующие слова: Quibre conocer las causas de - "Мне нужно знать, почему?". Почему нарастает волна насилия? Почему надвигается жестокость? Почему Республика в Испании не принесла мира и стабильности?
Не прошло и года, как Гражданская война в Испании вспыхнула, как горящий вулкан. Все надежды на мирный, полный прогресса республиканский режим рухнули в одночасье. Это была ужасная война, самая кошмарная война в истории Испании. Кровь лилась потоками, и этому жуткому конфликту, казалось, не будет конца. Люди не знали, куда им деться, и желание выжить было у всех.
Но как это сделать, никто не знал, и стратегия выживания менялась каждый месяц. Сначала у власти стояли анархисты, и все стали одеваться как рабочие, как пролетарии - грубые сандалии, старые кепки и рубашки из домотканого сукна. Все это служило камуфляжем для буржуазии и интеллигенции. Все магазины были национализированы, люди обращались друг к другу словом "товарищ", и из динамиков гремели революционные песни и марши.
Но не прошло и десяти месяцев, как "сыновья из добропорядочных семей" снова надели свои дорогие костюмы и галстуки. Волна насилия продолжалась. Горели церкви и соборы, снайперы поджидали свои жертвы на перекрестках, почти каждодневные убийства монахинь и священников. И кажду ночь - страшный стук в дверь, иногда от левых, иногда от правых. Жертву всегда "приглашали" на "небольшую прогулку". Как правило, ей предшествовал донос "друзей" или соседей.
В этой гражданской войне убийство гражданского населения было более обычным, чем гибель на передовой. Насилие и жестокость царили на улицах. Никто не мог гарантировать свою безопасность, включая и Ремедиос Варо
Ее младший брат Луис записался добровольцем в армию Франко и ушел на фронт, где скоро погиб. По иронии судьбы, он не был убит пулей. Луис умер из-за жутких условий военного марш-броска. Страшная жара, переутомление и отсутствие еды (в любом случае, ее было очень мало) погубили Луиса. Он подхватил тиф, когда пил зараженную бациллами воду в Мадриде. Для Ремедиос это был большой удар. Вдвойне больно было для Ремедиос Варо знать, что Луис встал под знамена ее врага, генерала Франко, ненавистного ей каудильо.
Несмотря на то, что атмосфера отнюдь не способствовала созидательному творчеству, Варо написала за этот год две картины, которые впоследствии появились на выставках сюрреалистов. Первая - под простым названием "Картина" - напоминает фигуру искалеченного человека с костылем и протезом для ноги. Вторая картина также без названия (1936) была очень необычна. Многочисленные фигуры-"манекены". На головах - ни одного волоска. Темные глаза, уставившиеся пусто в пространство. Все фигуры разделены острыми высокими иглами. Хотя фигуры разные и не похожи друг на друга, их страшные пустые глаза, скорее, гротескны, чем кошмарны. У фигур нет рук, нет ног. Они как бы напоминают о бесчисленных жертвах.
Картина 1936 года "Двойной агент" (?) отображает еще один аспект политической жизни страны того времени. На этой картине Варо изобразила закрытую со всех сторон комнату без окон и дверей, за исключением маленького квадратного отверстия внизу справа. На каждой стене - фигуры или рельефы. Одна из человеческих фигур медленно поднимается из щели в полу. Впоследствии на многих картинах Варо появятся такие фигуры. Одна из странных фигур, с крыльями (или, точнее, с громадной мухой на спине) уставилась в стену. А сама фигура "агента"? Является ли она человеком, пойманным в ловушку всех странных обитателей этой странной комнаты? Или же наоборот, комната эта поймана в ловушку ее странных обитателей? Страх человека, попавшего в капкан, страх перед предательством двойных агентов и провокаторов, был вполне реальным во время анархии и Гражданской войны.
В это время такие понятия, как "враг" и "союзник" часто были совсем неразличимы. Все эти намеки на политический хаос в стране были, скорее, игрой фантазии, чем серьезной причиной. Также в эту картину вошли элементы секса и сексуальной фантазии. Фигура гермафродита, наполовину крупная мужская мускулистая фигура, наполовину гибкая женщина. Фигура эта уставилась в стену, откуда явно нет ни малейшей лазейки, чтобы спастись. Другая стена покрыта многочисленными женскими грудями, из третьей стены вылезает, змеясь, длинная рука с шариком на ладони, из которого тянется длинный хлыст.
Сюрреализм всегда был полон намеков и символов, и Варо полностью разделяла символику "нового искусства". Стиль и движение со временем будут приобретать все большее значение в ее искусстве и в ее личной жизни.
Несмотря на длинные очереди за хлебом, несмотря на войну, снайперов и жестокость, несмотря на опасность и со стороны левых, и со стороны правых, Варо не потеряла присущей ей жажды жизни и любви. Она встретила французского поэта-сюрреалиста Бенджамина Перэ, который впоследствии станет ее мужем. Их знакомство произошло через их общего друга Оскара Домингеса, который был еще одним членом группы сюрреалистов Барселоны. Домингес родился на Канарских островах и основал там общество Gaceta de Arte - "Журнал искусства", посвященное сюрреализму. Этот журнал стал мостом, соединяющим сюрреализм во Франции с испанскими собратьями. Домингес часто ездил в Париж, где он стал встречаться с друзьями-сюрреалистами в кафе "Бланш" на Монмартре. Домингес организовал несколько выставок сюрреализма, включая и ту, где побывали Бретон и Перэ. И Бретон, и Перэ также побывали на Тенерифе (Канарские острова) в 1935 году. Зная Варо как художника, который понимает стиль cadavre exquis, он посоветовал Перэ, когда он посетит Барселону, поискать прекрасную художницу, которая разделяла его чаяния в искусстве.
Перэ родился во Франции в 1899 году. В августе 1936 он прибыл в Барселону. Он был одним из добровольцев, которые приехали в Испанию из разных стран, чтобы сражаться за Испанскую Республику. Среди французских сюрреалистов Перэ всегда был наиболее политически активным. Он несолько раз попадал в тюрьму, и в 1931 году был выдворен из Бразилии за активное участие в коммунистической партии.
Перэ страстно желал революции и горячо верил в идеи Троцкого. Он также считал, что революции можно служить и поэзией, что он и подтверждал, написав множество революционных стихов.
"Настоящим поэтом, - писал Перэ, - может считаться только тот, кто постоянно борется против конформизма".
Прибыв в Барселону всего лишь через месяц после начала войны, Перэ и его друзья-добровольцы были встречены с большим воодушевлением испанцами, распевающими "Интернационал" и поднимающими руку со сжатым кулаком - "рот фронт" - символ солидарности.
Перэ просто плясал от возбуждения, попав в Барселону - "город пронзали крики - сюда! сюда! - Еще одного священника шлепнули! - Город, где сожжение церквей стало весьма обыденным делом, - с оживлением писал Перэ Бретону. - Если бы ты увидел Барселону сегодня, такой, какая она есть, покрытую баррикадами, украшенную сгоревшими остовами церквей, где можно видеть только четыре уцелевшие стены, ты был бы так же возбужден, как и я".
Радость человека при виде мертвых священников и сгоревших церквей не должна была никого удивить. Его антицерковные и антирелигиозные взгляды были известны еще за 10 лет до Барселоны, когда в 1926 году его сфотографировали на улице, где он осыпал оскорблениями проходившего мимо священника. Эту фотографию опубликовал первый официальный журнал сюрреалистов.
Несмотря на воинственный тон его писем из Барселоны, его друзья втайне предполагали, что Перэ никогда не держал в руке оружия и не был ни разу в настоящем бою. Вот слова Бретона: "Я могу вкратце дать ментальный портрет Перэ в первые дни Испанской Революции - Бенджамин Перэ, сидящий у ворот Барселоны с винтовкой в одной руке и с кошкой, которая сидит у него на коленях и которую он гладит по шерстке другой рукой".
Вскоре по Парижу поползли слухи, что Перэ расстреляли за принадлежност ьк организации POUM (Рабочая Партия Марксистского Единства), троцкистская группа, одна из нескольких крайне левого толка групп, которые рвались к власти во время Испанской войны. Но слухи оказались ложными, хотя Перэ и в самом деле присоединился к ПОУМ. В октябре 1936 года он писал Бретону: "Я стал работать на ПОУМ на их радиостанции, где я веду передачу новостей (только не смейся) по-португальски".
В марте 1937 года Перэ вступил в ряды Анархистской Дивизии Дуррути в Пинья де Эбро на фронте в провинции Арагон. Это была местность, прославленная Джорджем Оруэллом в книге "Поклонение Каталонии". Оруэлл (автор "1984") был добровольцем на испанском фронте примерно в то же время, что и Перэ. Оруэлл описал бригаду добровльцев, подобную той, где служил Перэ, и он не пришел от нее в восторг. Оруэлл описывал солдат добровольцев как пеструю смесь возбужденных юнцов и иностранцев, которые были чужаками в Испании и совершенно не знали, что такое война. Эти добровольцы не были готовы к войне и совершенно не имели подготовки. "Ситуация, в которой есть в изобилии жара, холод, скука, грязь, вши, голод и лишения... и часто - опасность; но очень мало настоящих сражений", - писал он.
И именно эта скука была тем, на что Перэ жаловался в одном из писем Бретону. "Тот участок фронта (который я не выбирал!) - абсолютно неподвижен. Мы отделены от фашистов огромной вздувшейся рекой Эбро, и это как минимум километр бушующей воды. И, представь себе, ни одного выстрела из винтовки, ни даже шального снаряда. Абсолютно ничего. Тут слишком тихо, чтобы это стерпеть".
С другой стороны, как писал и Оруэлл, в Барселоне опасности хватало. Связи с ПОУМ, которыми так гордился Перэ, могли привести человека к могиле, и очень быстро. В середине 1937 г. ПОУМ объявили вне закона, и тайная полиция стала арестовывать любого, кто был связан с этой группой. Даже корабли, на которых группы троцкистов прибывали в Испанию, захватывались властями, а троцкистов бросали в тюрьму.
Перэ был в смертельной опасности, но и Варо подвергалась опасности сама, так как она вскоре стала его близким другом.
Они встретились в октябре 1936 года, о чем Перэ писал Бретону: "Я замешан в одну любовную историю; одна чудесная молодая женщина у меня на сердце. Вскоре она поедет со мной в Париж, а когда мы вернемся, не могу точно ответить". Их "любовная история" бурно развивалась в начале осени 1936 года. Вскоре она переросла в настоящую страсть. Перэ подарил Варо несколько экземпляров своих книг со следующей надписью: "На память Ремедиос, чьи две очаровательные груди - мои глобусы, мои земные полушария". еще одна дарственная надпись: "Моей Ремедиос, которая мое дыхание, моя кровь и моя жизнь". В 1936 г. в сборнике стихов, которые были изданы в Париже, он поместил следующие нежные строки:
Это погода Розы, и это солнце РОзы.
Я буду пить Розу, я буду вкушать Розу.
До тех пор, пока я не засну сном Розы.
Одетый в сновидения Розы
И Рассвет Розы разбудит меня,
И во сне лицо Розы будет окружено нимбом Розы.
Ремедиос вдруг осознала, что она полюбила не просто школьного друга, не просто такого же неизвестного художника-испанца, как она сама. Нет, она полюбила более взрослого мужчину, известного поэта, книги которого публикуют большими тиражами. Ремедиос купалась в лучах славы, будучи возлюбленной революционера, мэтра-сюрреалиста, друга Андре Бретона, более того, одного из его самых близких друзей. И этот революционер бросился на защиту ее страны. Он был романтиком, который посвящал лирические стихи ей, Ремедиос! Эта связь была такой сильной, что когда Перэ вернулся в Париж в 1937 году, Варо (которая все еще была замужем за Лизаррагой и имела связь с Францезом), решила бросить все и поехать в Париж вслед за своим знаменитым возлюбленным.
Это было решение, целиком построенное на страсти - страсти молодой женщины, влюбленной в более зрелого и романтичного мужчину-поэта, сюрреалиста, француза, с которым она смогла бы окунуться в бурную жизнь Парижа. Это было также шагом, который помог бы Ремедиос выскочить из ее разрушенной войной страны и получить немного тишины и мира.
Ее возлюбленный, возвращение в Париж, движение сюрреализма, уход от страха - все вместе дало ей неодолимое желание уехать из Испании. Это решение она приняла без колебаний. Но этот шаг имел глубокие психологические последствия для нее. После победы националистов в Испании Франко закрыл границу (1938) всем республиканцам. Поэтому уехав в Париж с Перэ, Варо, не желая того сама, отрезала себе все пути для будущего возвращения на родину. Эта психологическая травма будет мучить ее до конца жизни, и горечь и сожаления о том, что она оторвала себя от своей семьи, была причиной депрессии и глубоких сожалений.
Ремедиос Варо. Минотавр.
Ремедиос Варо.
Ремедиос Варо. Зов.
Глава 2. К сюрреализму. Париж и Барселона.
Возбужденная сюрреалистическими идеями, которые постепенно проникали в Испанию, Варо приехала в Париж, чтобы увидеть своими глазами и понять сами истоки авангарда. Такие ведущие художники и писатели-авангардисты того времени, как Сальвадор Дали, БУнуэль, Гарсиа Лорка, Альберти, Пикассо и Хуан Миро, уже покинули Испанию и осели в Париже, который бурлил насыщенной жизнью нового и скусства. Тот же голод будоражил и Варо. Не зная толком, с чего начать и пытаясь найти новое (то, чему она не могла научиться в Академии), она всоре поступила на курсы в Ла Грандэ Шамиерэ - свободная школа художеств, известная всему Парижу. Однако буквально через три недели она бросила эти курсы. Как впоследствии она объясняла мексиканскому критику (часто писавшей отчеты в газетах об искусстве) Маргарите Нелкен: она поняла, что не хочет снова сжать себя в узких рамках школьной аудитории. Она была молода и полна желания расправить собственные крылья, и ей совсем не хотелось, чтобы очередная школа ограничила ее поиски.
Ремедиос Варо была новичком в Париже, и его пьянящая атмосфера была буквально наэлектризована новыми движениями и поисками в искусстве. Она бралась за любую, самую необычную работу и "вела с Лизаррагой жизнь бедных художников, уверенных в себе и абсолютно беззаботных". Как позже призналась сама Варо, они даже бросали грязные тарелки в угол, пока не накопилась целая гора. Эта гора выросла бы еще выше, если бы их не навестила мать Варо и не вымыла всю грязь...
Ремедиос знала одно: она приехала в Париж не для того, чтобы стать посудомойкой и домработницей. Она хотела стать частью той атмосферы художников, которая бурлила в Париже, и с радостью присоединялась к группам в кафе, где шли бесконечные беседы и споры, которые стали ее "домашним очагом и ее трамплином". Это была чудесная, невероятная перемена, весь этот насыщенный событиями год после окончания Академии.
В 1932 году молодая пара вернулась в Испанию не с пустыми руками. Их молодой горячий ум был полон новых идей, они были возбуждены и готовы ко всем переменам. Все еще смакуя свой парижский опыт, они вернулись не в Мадрид, а в Барселону. Барселона тогда была центром авангардистского искусства и задавала своим космополитическим жаром тон всей Испании. Только Барселона была похожа на Париж своим энтузиазмом и горячим желанием открывать новые пути в искусстве. Только Барселону Испания называла "Истинно европейским городом".
Это был либеральный, полный оптимизма и антиклерикализма город. К началу 1930-х годов именно Барселона стала городом интеллектуалов и искусства в полном смысле этого слова. Мадрид уступил свою мантию искусства Барселоне. Умная, начитанная, космополитичная и мятежная - Барселона имела тесные контакты с Парижем в течение многих лет, а ее провинциальный диалект (каталонский) был гораздо ближе к провансальскому диалекту Франции, чем к любому испанскому диалекту.
Таким образом, приехав в Барселону, Ремедиос Варо сделала еще один шаг в ориентации на Францию и все французское. Кроме того, этот город дал ей удаленность (как географическую, так и психологическую) от пристальных глаз ее семьи и возможность экспериментировать как со своей жизнью, так и своим искусством.
Буквально через несколько месяцев она вступит в связь с Эстебаном Францезом (каталонским художником, который был моложе ее на шесть лет) и вместе они вступят в контакт с растущей коммуной сюрреалистов в Барселоне, а также и с французскими сюрреалистами. Всегда интересуясь экспериментами и нереальным, загадочным, Францез приехал в Барселону, чтобы присоединиться к авангарду. В Ремедиос Варо он нашел полную желания проникнуться духом "нового искусства" художника, и (хотя она продолжала жить с Лизаррагой) вкоре они стали любовниками.
Уже в этом шаге Ремедиос Варо сломала первый барьер в жестком моральном кодексе, в котором ее растили. Этот шаг был первым из множества, которые последуют в течение ее жизни. Как и Лизаррага, Францез будет частью жизни Ремедиос Варо в Испании, Франции и Мексике. Хотя откровенная свобода выбора партнеров в сексе и полное пренебрежение нормами общепринятой морали было обычным делом в богеме Барселоны, жизнь Ремедиос Варо была необычной вот в каком аспекте. Связь с Францезом стала началом нового правила. Все ее многочисленные связи (все открытые, ничего секретного) обычно переходили в долгую преданную дружбу и почти никогда не оставляли после себя ревности и злобы, даже когда сама любовная связь заканчивалась. С Францезом, как и с другими ее партнерами, дружба Варос, как только она созревала после окончания любовных отношений, выдерживала долгое испытание войной, разлукой и переменой места жительства, окгда многие привычные корни были вырваны и разбросаны по континентам.
Варо и Францез переехали в маленькую комнатку на Плаза де Лессепс. Это был богемный район Барселоны, который часто посещали молодые художники. И Варо, и Францез буквально купались в этой веселой, живой, пьянящей свободой и жаждой творчества атмосфере, которую подогревала юная испанская Республика. Они вскоре начали рисовать сюрреалистические картины и панно, коллажи и наброски. Уже первые работы Варо говорят о том, что она знала, где лежит ее путь, он вполне отчетливо сформировался. Как писал один критик в 1975 году, "в работах Р.Варо мы встречаем линии и форму лучших картин Сальвадора Дали". Один из их друзей, Марсель Джин, так пишет об этом времени: "Я встретил Ремедиос и Эстебана Францеза, когда навещал Оскара Домиктеса, их общего со мной друга, в 1935 году в Барселоне. Муж Ремедиос, Джерардо Лизаррага, и Ремедиос работали в то время на Г.Вакер Томпсон, компанию, производящую рекламу. Что нам оставалось делать в этом вечно активном городе, где все засыпают во время сиесты? Но мы снова просыпались вечером и шагали по Рамбле, где толпы заполняли террасы до ранних утренних часов, щелкая пальцами, когда надо было подозвать официантов. Вниз по улицам Цитадели, на Парлалело, где люди устраивали вечеринки и веселый гул не утихал ни на минуту, где молодежь весело отплясывала сардану, этот групповой танец, который может исполняться в совершенстве только каталонцами. Что еще было делать четырем известным сюрреалистам после того ,как они обшарили Баррио Чино и набожно посещали кафе Парк Гуэль! Одним из наших развлечений было сделать выставку-экспозицию "кадавров" и соединить их в своеобразный коллаж. Мы делали эти коллажи, пока наши журналы и газеты не превратились в кучу разрезанной на куски бумаги. Это нас чрезвычайно забавляло, и каждый из нас вложил частичку своего таланта и индивидуальности в эту увлекательную игру".
Варо, Францез и Лизаррага собрали довольно большую коллекцию этих коллажей и послали ее Джину Марселю. Им хотелось, чтобы и окружающий мир узнал об их творчестве и о том, что и они вносят свой вклад в новое искусство сюрреализма. Целый ряд писем, написанных по-французски и в деталях объясняющие их работу над коллажами, особенно делали акцент на их работе в жанре сюрреализма. В одном из писем они писали о своей встрече с Полем Элюаром, французским поэтом-сюрреалистом, который приехал в Барселону и выступил перед местной богемной публикой, чтобы прочесть ряд лекций и прочитать свои стихи. У Варо, Францеза и Лизарраги остались самые теплые воспоминания об этой встрече, и они не только просили Марселя передать Элюару привет, но также снова и снова подчеркивали свою преданность сюрреализму. Они также писали Марселю о выставке, которую организовало общество "Друзья Нового Искусства", небольшая, но весьма влиятельная организация. Это общество было основано в первые же месяцы Республики в Барселоне и ставило своей главной задачей поощрять и развивать художников и писателей Нового Искусства. Выставка состоялась в мае 1936 года в маленькой картинной галерее Глориета Каталония. Эта маленькая галерея одновременно продавала и авангардистские книги. Три работы Ремедиос Варо были представлены. Один из местных критиков назвал ее работы "умными и эмоциональными". Варо и Францез смотрели на Марсела, как на мэтра, который мог бы направить их.
Все эти наброски и картины в довольно замысловатой композиции были как мозаичное панно, собранные по кусочкам, но в целом составляющие настоящую картину. Посылая эти работы Жоану, Варо и Францез ожидали серьезного ответа. Они хотели показать, что они также являются серьезными сюрреалистами, хотя они и жили в Барселоне.
Во многих письмах Жану (Юджину?)? написанных по-французски, они перечисляют свои работы и даже своего рода хронологию развития своего искусства с особенным акцентом на события, связанные с сюрреализмом. В одном письме они пишут об их визите к Полю Элюару, известному французскому поэту-авангардисту. Поль Элюар прибыл в Барселону, чтобы читать публике свои стихи и дать несколько лекций о поэзии и сюрреализме.
С рекомендательным письмом от Жана Варо и Францез встретились с Элюаром. Эта встреча вскоре перешла в теплую дружбу, которая явно звучит во многих их письмах друг к другу. "Передайте привет Элюару и повторите снова, что наша преданность сюрреализму остается неизменной..." - писала Варо.
Они также написали Жану о том, что решили принять участие в АДЛАНе. ADLAN (Amics de Les Arts Novs - "Друзья нового искусства") была маленькой, но весьма влиятельной организацией, образованной в Барселоне в первый год испанской Республики. Организация эта была создана специально для того, чтобы помогать и поддерживать движение авангардистов в литературе и живописи в Испании. Обмен новыми идеями и методами среди художников также входил в цели этого сообщества.
Первая выставка была организована маленькой группой, называющей себя "Логикофобисты". Логикофобисты были группой художников и писателей (весьма анти-логичных, кстати говоря), которые провозгласили союз искусства с метафизикой в своем обширном манифесте, который был зачитан на их первой (и, увы, единственной) выставке. Выставка эта была организована в мае 1936 года в "Глориета Каталония", в маленьком книжном авангардистском магазине в Барселоне. На этой выставке были представлены три работы Варо: "Швейные уроки", "Ошибка женщины - насилие" и "Освобожденное яйцо громадной амебы". Увы, все три эти работы пропали, и сегодня мы знаем только их названия.
Местные критики назвали Варо "художником с умом и глубоким чутким сердцем".
Варо и Францез писали в нескольких письмах к Жану об этой выставке, явно возбужденные и опьяненные возможностью показать свои работы и вместе с тем стараясь бравировать. Они пытались показать своим мастерам сюрреализма, что не придают этому "большого значения". Вся эта бравада была, конечно, напускной, и Варо, и Францез побаивались суда мэтров сюрреализма, особенно съевших собаку и видавших виды французских сюрреалистов, которые тогда задавали тон во всей Европе.
"Дорогой Марсель, - писала Варо в мае 1936 года, - только что в Барселоне открылась выставка скульптуры и живописи с яркими элементами сюрреализма. Они предложили Эстебану и мне принять в ней участие, и мы принесли несколько своих работ, тем более, что здесь вообще не так уж много сюрреалистов, чтобы создать целую группу. Но мы хотим, чтобы ты знал: так как это не стопроцентно сюрреалистическая группа, мы находимся как бы на окраинах и абсолютно от них независимы".
Из Барселоны Варо и Францез смотрели на Жана как на мудрого судью Сюрреализма и писали ему, что "...мы примем всю вашу дисциплину и подпишем все ваши манифесты. Мы хотим продолжать контакты с вами и принимать участие в вашей деятельности".
Хотя Варо пыталась держать дистанцию от "Логикофобов" в своем письме к Жану, она также была среди членов маленькой группы, которая встретилась с местным критиком Джорди Жу, в барселонском кафе. Им хотелось объяснить ему горячим, но туманно-эзотерическим стилем идеалы логикофобов. Эта встреча продолжалась до глубокой ночи. Варо вскоре с нескрываемым удовольствием писала, что "выставка логикофобов была последней искоркой сюрреализма в Испании до начала Гражданской войны..."
"Эта выставка, - писала она, - дала толчок протестам и возбудила большой интерес и любопытство среди массы людей". Но она вынуждена добавить разочарованно: "Среди этой группы только три или четыре человека следуют сюрреализму до конца. Только эти трое или четверо имеют то, что необходимо истинному сюрреалисту, большинство же не следуют течению с огнем в груди, особенно в том, что касается социальных проблем. Мы в свою очередь делаем все возможное, чтобы с оздать истинно сюрреалистическое искусство".
Но все эти большие планы и активность авангардистов вскоре отошли на задний план. Страна погрузилась в хаос и кошмар Гражданской войны, которая разбила все надежды Испанской Республики и парализовала культуру Испании.
В 1935 году была сделана еще одна работа (которая в отличие от коллажей) была единым рисунком и очень существенно отличалась от остальных работ Варо.
Политическая напряженность в стране, которая особенно остро ощущалась в Мадриде, накалялась с каждым днем. Как раз в этот момент Варо и Лизеррага уехали в Париж, в центр сюрреализма. Барселона в это лето не отличалась ничем от других городов Испании, и не только танцы и ночные кафе оживляли ее в это лето. Это был город - пороховая бочка, готовая в любую минуту взорваться. На улицах были непрерывные бои, стычки и убийства. Насилие быстро набирало скорость, предвещая будущий хаос и анархию. Фигура на рисунке Варо не только предвещала будущий кошмар... Кто-то вернулся к рисунку и написал на нем следующие слова: Quibre conocer las causas de - "Мне нужно знать, почему?". Почему нарастает волна насилия? Почему надвигается жестокость? Почему Республика в Испании не принесла мира и стабильности?
Не прошло и года, как Гражданская война в Испании вспыхнула, как горящий вулкан. Все надежды на мирный, полный прогресса республиканский режим рухнули в одночасье. Это была ужасная война, самая кошмарная война в истории Испании. Кровь лилась потоками, и этому жуткому конфликту, казалось, не будет конца. Люди не знали, куда им деться, и желание выжить было у всех.
Но как это сделать, никто не знал, и стратегия выживания менялась каждый месяц. Сначала у власти стояли анархисты, и все стали одеваться как рабочие, как пролетарии - грубые сандалии, старые кепки и рубашки из домотканого сукна. Все это служило камуфляжем для буржуазии и интеллигенции. Все магазины были национализированы, люди обращались друг к другу словом "товарищ", и из динамиков гремели революционные песни и марши.
Но не прошло и десяти месяцев, как "сыновья из добропорядочных семей" снова надели свои дорогие костюмы и галстуки. Волна насилия продолжалась. Горели церкви и соборы, снайперы поджидали свои жертвы на перекрестках, почти каждодневные убийства монахинь и священников. И кажду ночь - страшный стук в дверь, иногда от левых, иногда от правых. Жертву всегда "приглашали" на "небольшую прогулку". Как правило, ей предшествовал донос "друзей" или соседей.
В этой гражданской войне убийство гражданского населения было более обычным, чем гибель на передовой. Насилие и жестокость царили на улицах. Никто не мог гарантировать свою безопасность, включая и Ремедиос Варо
Ее младший брат Луис записался добровольцем в армию Франко и ушел на фронт, где скоро погиб. По иронии судьбы, он не был убит пулей. Луис умер из-за жутких условий военного марш-броска. Страшная жара, переутомление и отсутствие еды (в любом случае, ее было очень мало) погубили Луиса. Он подхватил тиф, когда пил зараженную бациллами воду в Мадриде. Для Ремедиос это был большой удар. Вдвойне больно было для Ремедиос Варо знать, что Луис встал под знамена ее врага, генерала Франко, ненавистного ей каудильо.
Несмотря на то, что атмосфера отнюдь не способствовала созидательному творчеству, Варо написала за этот год две картины, которые впоследствии появились на выставках сюрреалистов. Первая - под простым названием "Картина" - напоминает фигуру искалеченного человека с костылем и протезом для ноги. Вторая картина также без названия (1936) была очень необычна. Многочисленные фигуры-"манекены". На головах - ни одного волоска. Темные глаза, уставившиеся пусто в пространство. Все фигуры разделены острыми высокими иглами. Хотя фигуры разные и не похожи друг на друга, их страшные пустые глаза, скорее, гротескны, чем кошмарны. У фигур нет рук, нет ног. Они как бы напоминают о бесчисленных жертвах.
Картина 1936 года "Двойной агент" (?) отображает еще один аспект политической жизни страны того времени. На этой картине Варо изобразила закрытую со всех сторон комнату без окон и дверей, за исключением маленького квадратного отверстия внизу справа. На каждой стене - фигуры или рельефы. Одна из человеческих фигур медленно поднимается из щели в полу. Впоследствии на многих картинах Варо появятся такие фигуры. Одна из странных фигур, с крыльями (или, точнее, с громадной мухой на спине) уставилась в стену. А сама фигура "агента"? Является ли она человеком, пойманным в ловушку всех странных обитателей этой странной комнаты? Или же наоборот, комната эта поймана в ловушку ее странных обитателей? Страх человека, попавшего в капкан, страх перед предательством двойных агентов и провокаторов, был вполне реальным во время анархии и Гражданской войны.
В это время такие понятия, как "враг" и "союзник" часто были совсем неразличимы. Все эти намеки на политический хаос в стране были, скорее, игрой фантазии, чем серьезной причиной. Также в эту картину вошли элементы секса и сексуальной фантазии. Фигура гермафродита, наполовину крупная мужская мускулистая фигура, наполовину гибкая женщина. Фигура эта уставилась в стену, откуда явно нет ни малейшей лазейки, чтобы спастись. Другая стена покрыта многочисленными женскими грудями, из третьей стены вылезает, змеясь, длинная рука с шариком на ладони, из которого тянется длинный хлыст.
Сюрреализм всегда был полон намеков и символов, и Варо полностью разделяла символику "нового искусства". Стиль и движение со временем будут приобретать все большее значение в ее искусстве и в ее личной жизни.
Несмотря на длинные очереди за хлебом, несмотря на войну, снайперов и жестокость, несмотря на опасность и со стороны левых, и со стороны правых, Варо не потеряла присущей ей жажды жизни и любви. Она встретила французского поэта-сюрреалиста Бенджамина Перэ, который впоследствии станет ее мужем. Их знакомство произошло через их общего друга Оскара Домингеса, который был еще одним членом группы сюрреалистов Барселоны. Домингес родился на Канарских островах и основал там общество Gaceta de Arte - "Журнал искусства", посвященное сюрреализму. Этот журнал стал мостом, соединяющим сюрреализм во Франции с испанскими собратьями. Домингес часто ездил в Париж, где он стал встречаться с друзьями-сюрреалистами в кафе "Бланш" на Монмартре. Домингес организовал несколько выставок сюрреализма, включая и ту, где побывали Бретон и Перэ. И Бретон, и Перэ также побывали на Тенерифе (Канарские острова) в 1935 году. Зная Варо как художника, который понимает стиль cadavre exquis, он посоветовал Перэ, когда он посетит Барселону, поискать прекрасную художницу, которая разделяла его чаяния в искусстве.
Перэ родился во Франции в 1899 году. В августе 1936 он прибыл в Барселону. Он был одним из добровольцев, которые приехали в Испанию из разных стран, чтобы сражаться за Испанскую Республику. Среди французских сюрреалистов Перэ всегда был наиболее политически активным. Он несолько раз попадал в тюрьму, и в 1931 году был выдворен из Бразилии за активное участие в коммунистической партии.
Перэ страстно желал революции и горячо верил в идеи Троцкого. Он также считал, что революции можно служить и поэзией, что он и подтверждал, написав множество революционных стихов.
"Настоящим поэтом, - писал Перэ, - может считаться только тот, кто постоянно борется против конформизма".
Прибыв в Барселону всего лишь через месяц после начала войны, Перэ и его друзья-добровольцы были встречены с большим воодушевлением испанцами, распевающими "Интернационал" и поднимающими руку со сжатым кулаком - "рот фронт" - символ солидарности.
Перэ просто плясал от возбуждения, попав в Барселону - "город пронзали крики - сюда! сюда! - Еще одного священника шлепнули! - Город, где сожжение церквей стало весьма обыденным делом, - с оживлением писал Перэ Бретону. - Если бы ты увидел Барселону сегодня, такой, какая она есть, покрытую баррикадами, украшенную сгоревшими остовами церквей, где можно видеть только четыре уцелевшие стены, ты был бы так же возбужден, как и я".
Радость человека при виде мертвых священников и сгоревших церквей не должна была никого удивить. Его антицерковные и антирелигиозные взгляды были известны еще за 10 лет до Барселоны, когда в 1926 году его сфотографировали на улице, где он осыпал оскорблениями проходившего мимо священника. Эту фотографию опубликовал первый официальный журнал сюрреалистов.
Несмотря на воинственный тон его писем из Барселоны, его друзья втайне предполагали, что Перэ никогда не держал в руке оружия и не был ни разу в настоящем бою. Вот слова Бретона: "Я могу вкратце дать ментальный портрет Перэ в первые дни Испанской Революции - Бенджамин Перэ, сидящий у ворот Барселоны с винтовкой в одной руке и с кошкой, которая сидит у него на коленях и которую он гладит по шерстке другой рукой".
Вскоре по Парижу поползли слухи, что Перэ расстреляли за принадлежност ьк организации POUM (Рабочая Партия Марксистского Единства), троцкистская группа, одна из нескольких крайне левого толка групп, которые рвались к власти во время Испанской войны. Но слухи оказались ложными, хотя Перэ и в самом деле присоединился к ПОУМ. В октябре 1936 года он писал Бретону: "Я стал работать на ПОУМ на их радиостанции, где я веду передачу новостей (только не смейся) по-португальски".
В марте 1937 года Перэ вступил в ряды Анархистской Дивизии Дуррути в Пинья де Эбро на фронте в провинции Арагон. Это была местность, прославленная Джорджем Оруэллом в книге "Поклонение Каталонии". Оруэлл (автор "1984") был добровольцем на испанском фронте примерно в то же время, что и Перэ. Оруэлл описал бригаду добровльцев, подобную той, где служил Перэ, и он не пришел от нее в восторг. Оруэлл описывал солдат добровольцев как пеструю смесь возбужденных юнцов и иностранцев, которые были чужаками в Испании и совершенно не знали, что такое война. Эти добровольцы не были готовы к войне и совершенно не имели подготовки. "Ситуация, в которой есть в изобилии жара, холод, скука, грязь, вши, голод и лишения... и часто - опасность; но очень мало настоящих сражений", - писал он.
И именно эта скука была тем, на что Перэ жаловался в одном из писем Бретону. "Тот участок фронта (который я не выбирал!) - абсолютно неподвижен. Мы отделены от фашистов огромной вздувшейся рекой Эбро, и это как минимум километр бушующей воды. И, представь себе, ни одного выстрела из винтовки, ни даже шального снаряда. Абсолютно ничего. Тут слишком тихо, чтобы это стерпеть".
С другой стороны, как писал и Оруэлл, в Барселоне опасности хватало. Связи с ПОУМ, которыми так гордился Перэ, могли привести человека к могиле, и очень быстро. В середине 1937 г. ПОУМ объявили вне закона, и тайная полиция стала арестовывать любого, кто был связан с этой группой. Даже корабли, на которых группы троцкистов прибывали в Испанию, захватывались властями, а троцкистов бросали в тюрьму.
Перэ был в смертельной опасности, но и Варо подвергалась опасности сама, так как она вскоре стала его близким другом.
Они встретились в октябре 1936 года, о чем Перэ писал Бретону: "Я замешан в одну любовную историю; одна чудесная молодая женщина у меня на сердце. Вскоре она поедет со мной в Париж, а когда мы вернемся, не могу точно ответить". Их "любовная история" бурно развивалась в начале осени 1936 года. Вскоре она переросла в настоящую страсть. Перэ подарил Варо несколько экземпляров своих книг со следующей надписью: "На память Ремедиос, чьи две очаровательные груди - мои глобусы, мои земные полушария". еще одна дарственная надпись: "Моей Ремедиос, которая мое дыхание, моя кровь и моя жизнь". В 1936 г. в сборнике стихов, которые были изданы в Париже, он поместил следующие нежные строки:
Это погода Розы, и это солнце РОзы.
Я буду пить Розу, я буду вкушать Розу.
До тех пор, пока я не засну сном Розы.
Одетый в сновидения Розы
И Рассвет Розы разбудит меня,
И во сне лицо Розы будет окружено нимбом Розы.
Ремедиос вдруг осознала, что она полюбила не просто школьного друга, не просто такого же неизвестного художника-испанца, как она сама. Нет, она полюбила более взрослого мужчину, известного поэта, книги которого публикуют большими тиражами. Ремедиос купалась в лучах славы, будучи возлюбленной революционера, мэтра-сюрреалиста, друга Андре Бретона, более того, одного из его самых близких друзей. И этот революционер бросился на защиту ее страны. Он был романтиком, который посвящал лирические стихи ей, Ремедиос! Эта связь была такой сильной, что когда Перэ вернулся в Париж в 1937 году, Варо (которая все еще была замужем за Лизаррагой и имела связь с Францезом), решила бросить все и поехать в Париж вслед за своим знаменитым возлюбленным.
Это было решение, целиком построенное на страсти - страсти молодой женщины, влюбленной в более зрелого и романтичного мужчину-поэта, сюрреалиста, француза, с которым она смогла бы окунуться в бурную жизнь Парижа. Это было также шагом, который помог бы Ремедиос выскочить из ее разрушенной войной страны и получить немного тишины и мира.
Ее возлюбленный, возвращение в Париж, движение сюрреализма, уход от страха - все вместе дало ей неодолимое желание уехать из Испании. Это решение она приняла без колебаний. Но этот шаг имел глубокие психологические последствия для нее. После победы националистов в Испании Франко закрыл границу (1938) всем республиканцам. Поэтому уехав в Париж с Перэ, Варо, не желая того сама, отрезала себе все пути для будущего возвращения на родину. Эта психологическая травма будет мучить ее до конца жизни, и горечь и сожаления о том, что она оторвала себя от своей семьи, была причиной депрессии и глубоких сожалений.
Ремедиос Варо. Минотавр.