парижский анабасис михаила корякова
Сейчас много появляется "книг- материалов" о России. Некоторые из них... очень нашумели, проникли в широчайшую публику и многое разоблачили. Но - во внешнем плане. Это политика, борьба, ничего духовного. Коряков пишет иначе... Это новая рана души. Но и новый призыв к борьбе за возрождение свободной Родины - в свете высших духовных ценностей, в духе уважения к самоценному человеку.
Борис Зайцев
О Корякове скажу тебе так: толстый, лоснящийся от жиру, руки врозь (к телу прижать их уже не может), без шеи... до болезненности завистлив и плачет настоящими слезами от успехов Рудольфа-Юрасова, кот. ходит в роскошном пальте, в несгибающихся перчатках, от баб отбою нет и т.д... Правду скажу: новые друг друга ненавидят куда больше и вообще, конечно, примитивнее в социальных отношениях... У меня с ним не получается разговора - он мне никак не питателен. Говорит, что центр жизни есть БОРЩ и надо жить, как его деды жили в Сибири. А бабам вообще не след рассуждать.
Нина Берберова
В подробной биографии Михаила Корякова авторства В.В.Перхина
Коряков Михаил Михайлович (псевдонимы М.Конский, М.Ошаров) (1911-1977) - прозаик, журналист, публицист, литературный критик.
Родился в таежной деревне в предгорьях Саян в крестьянской семье... В 1930 отец, жертва "сплошной коллективизации", оказался в красноярской тюрьме.
В 1930-е Коряков работал в центральных и местных газетах. Выходили его пропагандистские брошюры: "Комсомол - организатор колхозной торговли" (1932), "Колхозное поле - на первый план" и "Колхоз им. Иванова в борьбе за большевистское единство"(обе 1933).
В 1937 Коряков жил в Сочи, служил в "Курортной газете"... В 1939 Коряков стал научным сотрудником Усадьбы-музея Л.Н.Толстого.
Одновременно Коряков печатался в тульской газете "Молодой коммунар"... В статье о "Дикой собаке Динго" ... осуждал героиню за недостаток "коммунистического воспитания"...
В первые дни Великой Отечественной войны Коряков был мобилизован, окончил 3-месячные курсы в Московском военно-инженерном училище, участвовал в боях под Москвой...Затем командовал саперной ротой 35-й саперной бригады на Северо-Западном фронте.
В 1942 возвратился к журналистской деятельности как военный корреспондент газ. 6-й воздушной армии "Сокол Родины"...
22 апр. 1945 в бою под Дрезденом Коряков попал в плен. Освобожден американскими войсками и заключен в лагерь для "перемещенных лиц". Бежал из лагеря, приехал в Париж, явился в советское полпредство и стал участвовать в выпуске газете "Вести с Родины"
В 1946 Коряков опубликовал в "Социалистическом вестнике" письмо, в котором объяснил свое решение стать невозвращенцем неприятием большевизма и обещал сообщить подробности в книге "Почему я не возвращаюсь в Россию". Вскоре эта книга вышла в свет и была переведена на европейские языки. Некоторое время Коряков скрывался во французской деревне... В июне 1946 на самолете переправлен в Бразилию. С 1950 жил в Нью-Йорке... В 1952 была издана книга Корякова "Освобождение души"... Она включает некоторые страницы из книги "Почему я не возвращаюсь в Россию"
бросается в глаза весьма странный эпизод с пленением и последующим бегством. Нетривиальный, надо сказать, ход: находясь на востоке Германии, бежать в сторону Парижа лишь затем, чтобы там явиться в родное полпредство. Так ли все было на самом деле?
Начать, впрочем, нужно с того, что изложенная выше военная биография Корякова до пленения правдива (хотя и записана лишь с его слов) - довольно редкий случай для второй волны эмиграции. Это подтверждается наградным листом от 27.04.1943, который я нашел в базе данных "Подвиг народа"
Единственным источником, позволяющим узнать подробности об истории с пленением и последующим путешествием в Париж, являются тексты самого Корякова. В самой первой публикации - письме, напечатанном в 1946 г в "Социалистическом вестнике" после побега из полпредства, о плене не говорится ничего:
Вместе с Красной армией я прошел... весь путь от стен Москвы до развалин Дрездена, и еще 22 апреля 1945 года принимал участие в бою против контратаковавшей - в районе Бауцена - немецкой танковой дивизии «Бранденбург». После войны, с 22 мая 1945 года... я работал в советском посольстве во Франции.
В известной и доступной в сети книге "Освобождение души" рассказывается про то, как автор попал в плен 22.04.1945, чудом избежал расстрела, но на этом история обрывается. В последней главе автор уже работает в Париже.
Таким образом, помочь нам может лишь первая книга Корякова "Почему я не возвращаюсь в Россию". Увы, я не нашел ни русского издания этой книги, ни даже выходных данных этого издания (если оно вообще было). Главы из нее, однако, публиковались в 1947-м в "Новом журнале" и по одной из них мы можем восстановить парижский эпилог истории Корякова:
Утром 22-го мая я сидел в комнате, где на стенах весело играло солнце, - в удобном вертящемся кресле, за письменным столом, застланным синей бумагой. В окно виднелся круглый, залитый асфальтом двор... Начинался мой первый рабочий день в советском посольстве в Париже.
Как я попал в Посольство? Чудесным образом.
В военной миссии меня представили начальнику штаба . Он выслушал историю моего пленения и покачал головою:
- Вашей дивизии не повезло. Говорят, что и штаб был захвачен немцами. Вы еще счастливо отделались. Ну, что же, капитан, Париж посмотреть хотите? Напишу я вам ... на две недели. Хватит?
И он написал на листке из блокнота - советскому коменданту в казармах Рейи: принять на довольствие на две недели. Дойдя до станции метрополитена, я однако, должен был снова вернуться в миссию: вспомнил, что ехать мне на что. В кармане оставались рубли и злоты, но не было ни одного франка.
- Вот хорошо, что вы пришли, - сказал начальник штаба. - Деньги? Деньги я вам дам . . . две тысячи. Не в этом дело. О вас я только что разговаривал с первым секретарем Посольства. Поезжайте сейчас же на рю де Гренель. Вот вам записка к к Видясову. Он вас ждет.
Первый секретарь посольства Ф. И. Видясов оказался тем самым Федей Видясовым, которого помнили в нашем ИФЛИ...
Федор Иванович Видясов - фигура реальная. Он предложил бывшему однокашнику работу в едва созданной при посольстве газете - так Коряков "прописался" в Париже.
Но что было между пленом и Парижем? За ответом придется заглянуть в перевод книги Корякова. Под названием "Je me mets hors la loi: Pourquoi je ne rentre pas en Russie soviétique" он был напечатан в 1947-м в Париже. Немецкий перевод с французского (!) опубликован в 1948-м под названием "Ich wollte Mensch sein".
По тексту - пленного автора, представившегося военным корреспондентом, передают в конце апреля в роту пропаганды СС (!), располагающуюся в Судетах. К этой роте приставлено "власовское" подразделение, выпускающее газету "Голос народа". Заправляет в нем бывший политрук Красной Армии, а ныне офицер немецкой по фамилии Паршин. Вскоре всю роту берут в плен американцы. Автора переводят в "русский" лагерь, где он пишет коменданту рапорт в духе "Наш враг номер один - Гитлер - разбит. Но остался враг номер два - большевизм" (неординарный ход для человека, еще три недели назад служившего советским военкором). Увы, комендант не понимает по-русски. Так как лагерь вместе со всеми обитателями передают советской стороне, автор бежит из него и пробирается на запад. На нем по-прежнему капитанская форма. По дороге он натыкается на американскую комендатуру, которая из уважения к его профессии писателя, выдает ему проездные документы до Веймара и до Парижа. Комендант в Веймаре направляет его в Бухенвальд, откуда по его сведениям советский член репатриационной комиссии как раз должен ехать в Париж. В Бухенвальде и затем во Франкфурте автор выступает перед советскими военнопленными с рассказами о жизни на родине. Затем едет с найденным попутчиком в Париж. Концовка нам известна.
Эта версия показалась мне еще менее правдоподобной и логичной, чем прошлая с фигурой умолчания. В самом деле, антисоветски настроенный человек, побывавший в плену, не хочет возвращаться на советскую сторону. Это можно понять. Он стремится на запад. Это тоже понятно. Благодаря удачному стечению обстоятельств он получает документ, позволяющий передвигаться по оккупированной союзниками территории. В это можно поверить. Но почему после всего этого он является в Париже в советскую военную миссию, где, учитывая факт пленения, его запросто могут заподозрить во всех смертных грехах и отправить на восток малой скоростью?! Может быть, история с пленом все же выдумана беллетризации для?
Верифицировать рассказ Корякова довольно трудно. Газета "Голос народа" издавалась в 1942-43 г.г. в Локте и после войны в Мюнхене. Власовская газета в 1945-м называлась "Воля народа". Последний номер вроде бы вышел в середине апреля. Комиссар Паршин - образ чересчур ходульный, есть ли у него реальный прототип? Но один эпизод все же привлек мое внимание (приводится в обратном переводе с немецкого):
В просторной комнате за стеклом у стола сидели два сотрудника газеты и машинистка. Угол комнаты был закрыт ширмой. За ней слышались женские голоса.
- Капитан, журналист, взят в плен в Дрездене, - представил меня комиссар.
Из-за ширмы вышла красивая молодая женщина...
- Бояра Артемьевна, - представил Паршин. Она протянула мне руку: "Меня зовут Артюнян".
Комиссар рылся в сваленных на стол газетах. С кипой газет под мышкой он попрощался:
- Я пишу статью "Христос воскрес" для пасхального номера. До свидания.
Бояра Артемьевна презрительно посмотрела на него и отвернулась... Я возобновил разговор:
- Пасхальный номер? Когда он выйдет?
- Пасха в этом году очень поздняя, - ответила Бояра Артемьевна, - 7 мая.
- Думаю, что ваша газета уже не понадобится. Даже сами немцы говорят о капитуляции.
Бояра Артемьевна пожала плечами.
- Скажите, пожалуйста, а это правда, что повсюду в России снова открылись церкви, можно звонить в колокола и священники на свободе?...
- Это правда, как и...
- Мама! - она забежала за ширму. - Заходите, капитан! Мама, это капитан. Он говорит, что все, что рассказывают про церковь, правда.
У окна за маленьким столом сидела пожилая, но довольно крепкая женщина...
- Это правда, - повторил я, - как и то, что бывший комиссар Паршин, ныне нацист, пишет статью под названием "Христос воскрес".
- А что я тебе говорила, Боярочка? Это все политика. Как капитан быстро раскусил Паршина. Что для него вообще значит "воскресение"? Вчера он писал против религии, сегодня он ее защищает, а завтра, если ему удастся спасти свою шкуру, будет ругать снова. Но ему не удастся спасти свою шкуру.
На лбу Бояры появились две глубокие морщины:
- Но разве может быть, что и после войны жизнь в России не станет нормальной! Пусть не для нас, пусть для других. Мы-то точно уже не увидим Россию. Мы не ждем ничего хорошего, но другие-то хотя бы...
В словах Бояры чувствовалась подлинная забота о России. Вблизи комиссара со всей его темнотой, фальшью и бесчувственной жестокостью я задыхался. В этом углу за ширмой воздух был иным - свежим и чистым как снег на горных вершинах, которые были видны из окна. Бояра и ее мать были сделаны из другого теста, не то что нацист-коммунист Паршин.
- Как вышло, что вы здесь оказались? - я не смог удержаться от вопроса...
Бояра рассказала мне свою историю: она жила в Ростове-на-Дону. Ее муж был врачом. Когда в 1932 г. на Северном Кавказе начались бунты против колхозов, названные "саботажем кулаков", в Ростов была послана так называемая "комиссия Гамарника". Гамарник был чекистом старой закалки и бывшим шефом политуправления Красной Армии. Он отправился на Кубань и вдоль Терека, где приказал ссылать целые казачьи станицы в Туркестан и Сибирь.
Когда Гамарник заболел, в качестве врача в его вагон вызвали мужа Бояры. Через пять лет Гамарника объявили "врагом народа". Все кто с ним так или иначе, пусть даже поверхностно соприкасался, были арестованы. Схватили и молодого врача, мужа Бояры, так как его видели рядом с Гамарником. Врач не принадлежал ни к какой партии, не занимался политикой а полностью посвятил себя науке. Против него не выдвинули даже обвинения, он был просто арестован и исчез. Бояра несколько лет разыскивала своего мужа. Но не нашла ни единого следа, ни малейшего признака жизни. Велось ли следствие, был ли приговор? Никто ничего не знал. "Я была невероятная идеалистка" - рассказывала Бояра, - "раньше наш истязаемый народ часто говорил, мол, царь-батюшка ничего не знает, вот и я себе говорила: Сталин не знает, что творится в России. Я решила сделать все, чтобы открыть Сталину глаза. И Сталин как ни невероятно это звучит, получил письмо, которое я ему отправила. В ответ пришла телеграмма из Кремля: "Сохраняйте терпение. Дайте мне время разобраться с делом. Сталин"
Я была ужасно обрадована: наконец-то я достигла цели. Но ничего не произошло. Через шесть месяцев я снова написала в Кремль, потом второй раз, потом третий раз. Затем меня вызвали в НКВД. 'Гражданка заканчивайте устраивать истерику по почте, пожалуйста оставьте почту в покое и прекратите писать письма' Вот и все. Что случилось с моим мужем? Они сделали вид, что его вообще не было на свете."
Немцы дважды были в Ростове. Впервые осенью 41-го, очень недолго. Когда их прогнали, начались чистки. Сначала арестовали тех, кто был упомянут в архивах НКВД. Арестовали и Бояру. Еврею, которого она прятала у себя во время немецкой оккупации, удалось ее освободить. Осенью 42-го немцы вернулись. Когда они снова уходили, Бояра решила последовать за ними...
Бояра вступила в роту военкоров, чтобы быть вместе со своими русскими солдатами. Она организовывала для сражавшихся под командованием Власова частей концерты театральные представления, находила среди солдат музыкантов, танцоров, актеров.
Листая газеты, я наткнулся на литературной странице на отрывки из Лескова, рассказы Бунина, выдержки из книги Ивана Шмелева "Солнце Господне"[sic!] В "Голосе народа" она вела литстраницу с пониманием и вкусом. Она собирала все, что осталось в памяти от русских народных праздников, от моральных и религиозных идеалов нашего поколения . Другие страницы газеты напротив дышали глупостью и ложью. Россию там зачастую ругали. Комиссар Паршин опубликовал серию статей , в которой доказывал что немцы превосходят русских во всех отношениях, политическую недееспособность русских, мол, Россия стала царством беззакония, русская культура насквозь подражательна, Паршин писал о врожденной лени русских, которой он противопоставлял любовь немцев к труду.... Бояра засмеялась, когда увидела что я читаю статьи комиссара.
Филологи и слависты, дочитавшие до этого места, наверняка уже угадали о ком идет речь. Для остальных - отрывок из мемуаров Ю.Глазова "На той стороне":
В Гарварде работала Баяра Арутюнова. Она играла значительную роль при приглашении русских на работу в качестве преподавателей разговорной речи. Марина , по простоте души, в присутствии нескольких человек посоветовала Арутюновой взять [Коржавина] на работу в качестве преподавателя-разговорника. Арутюнова, оставшись с Мариной с глазу на глаз, устроила ей головомойку, дав понять, что советы такого пошиба совершенно неприемлемы. Студенты, по словам Баяры Арутюновой, придут на лекции Коржавина только раз-другой, послушают его антисоветчину, после чего начнут жаловаться, что он занимается политикой и норовит их идеологически обработать на свой антикоммунистический лад. Она знает это по своему многолетнему опыту и очень советует Марине не забывать этого, если она не хочет неприятностей и не желает рисковать работой.
Баяра Арутюнова выросла в Ростове-на-Дону и смогла уйти из России вместе с отступавшими немцами. Выучилась на слависта, вышла замуж за милого музыканта-скрипача, получила весьма престижную должность и вполне неплохо обосновалась в Гарварде. Она была вхожа в семью Романа Якобсона и много лет оставалась ближайшей подругой его последней жены, Кристины Поморской. От политики она старалась держаться как можно дальше...
Да, героиней текста Корякова является известная славистка, специалист по Пастернаку, многолетняя преподавательница Гарварда Баяра Арутюнова-Mанусевич.
В 1946 г., когда Коряков писал свою книгу, Баяра Артемьевна скорее всего находилась за несколько тысяч километров от него, в одном из лагерей Ди-Пи, маловероятно, что они вели какую-то переписку. Значит, следует признать, что история Корякова с попаданием в плен правдива, ибо выдумать встречу с Баярой Артемьевной с такими подробностями он никак не мог.
А если правдива история пленения, то скорее всего (возможно, не считая каких-то деталей) правдива и история самовольного путешествия в Париж.
А нам прекрасный урок того, что даже весьма неправдоподобные истории вполне могут оказаться подлинными.