как троцкий
История попавшего в плен сына Сталина Якова Джугашвили общеизвестна. Чуть менее, но тоже на слуху история пленного (лже) приемного сына Молотова "Георгия Скрябина"
В архиве рейхсминистерства пропаганды я наткнулся на материал о человеке, о котором неизвестно вообще ничего. А ведь осенью 1942-го он решился на довольно экстравагантный поступок:
Берлин, 23 марта 1943 г.Господину рейхсминистру
Тема: сын Троцкого
Сын Льва Троцкого, фельдфебель Михаил Троцкий, в наших руках и находится в распоряжнии нашего отдела Винета.
Михаил Троцкий, 24-х лет, жил в Советском Союзе под именем своей матери (Сорока). Когда выяснилось, что он - сын Троцкого, его вместе с матерью сослали в Сибирь, но с помощью друга отца он с поддельными документами вышел на свободу. В начале войны он был мобилизован и принимал участие в боях в Эстонии. Из-за пренебрежительных замечаний о Сталине, он был арестован, приговорен к смертной казни, но получил, снова под чужим именем, возможность искупить вину на фронте. При первой же возможности он вместе с одним унтерофицером перебежал на немецкую сторону.
Троцкий будет еще допрашиваться, по возможности он должен представить информацию для V-радиостанции (радио старых большевиков).
Руководитель отдела Ост Тауберт.
Берлин, 29 марта 1943 г.Протокол допроса военнопленного Михаила Львовича Троцкого
1.Жизнеописание.
Я родился 18 декабря 1919 г. в Москве как сын Льва Давидовича Троцкого и его второй жены Софьи Моисеевны Сороки.
Моя мать была личной секретаршей Троцкого в 1917-1919-м. Я вместе с матерью жил в Москве до 1932 г. После того как мой отец в 1927-м покинул Москву, а в 1928-м Россию, мы с моей матерью переселились в Пермь, где и жили до 1937-го. После высылки моего отца в 1928-м я отказался от фамилии Троцкий и взял имя моей матери - Сорока. С 1928 по 1936-й моя мать регулярно получала письма из-за рубежа, они доставлялись ей через Бухарина и Зиновьева. Тем же путем она отправляла письма моему отцу. После троцкистско-зиновьевского процесса в 1936-м писем она больше не получала.
Я отучился девять с половиной лет в школе и хотел по желанию моего отца стать юристом. В сентябре 1937-го мы с моей матерью во время случайного пребывания в Москве были арестованы НКВД и отправлены в ссылку как все прочие троцкисты после процесса троцкистов. После полуторамесячного путешествия мы добрались до городка Вилюйск в Якутской области (северо-восточная Сибирь). По моей оценке, городок находится в 2000-2500 километрах от ближайшей железнодорожной станции. Нас поселили в маленькой деревне, в пяти километрах от трудового лагеря Вилюйск, расположенного в 100 километрах от города Вилюйск. В деревнях тоже жили ссыльные, которых городское управление Вилюйска снабжало продуктами. Работать ни меня, ни мать не заставляли. Ссыльным, жившим по соседству, было известно, что мы родственники Льва Троцкого. Позже и местным органам стало известно мое настоящее имя. Тем не менее я сохранил фамилию Сорока. В 1939-м приехал новый начальник лагеря, подполковник Петров, ранее входивший в круг знакомств моего отца, Льва Троцкого и знакомый с моей матерью. Подполковник и моя мать сразу узнали друг друга. Позже она предложила подполковнику выдать мне фальшивые документы и дать возможность вернуться в европейскую часть России. Где-то через неделю моя мать получила от подполковника справку об освобождении на имя Иван Яковлевич Березюк. Соседям сказали, что я заболел и отправлен в лагерный лазарет. По приказу начальника лагеря врач выписал справку о смерти на имя Сорока. Вместе с другими освобожденными я отправился в обратный путь и в сентябре 1939-го добрался до Перми.
Так как лагерь был мужским, моя мать не смогла освободиться тем же образом и осталась на месте. В Перми я пошел к двоюродному брату матери и поселился у него. Случайным знакомым я говорил, что из-за незначительности преступления я получил лишь два года тюрьмы, которые уже отбыл. До 22 сентября 1940 г. я был безработным и жил за счет родственников. 22 сентября меня призвали в армию. После двухмесячного пребывания в пехотной учебке в Перми я был направлен в 156 стрелковый полк в Ревель (Эстония). Через месяц меня перевели в 39 батальон связи в Ревеле, в котором я служил до начала войны. За три дня до начала войны я вернулся в свою дивизию, которая в полном боевом снаряжении была выведена на позиции у города Пернау (Эстония). Уже 20 июля мой батальон, в котором я командовал взводом связи, был полностью уничтожен немцами. После боя я сказал одному своему товарищу: «При таком ведении войны мы, Советская власть и Сталин, будем уничтожены» Мой товарищ доложил об этом комиссару. Меня тут же арестовали и через Ревель, Ленинград и Вологду доставили в Пермь. В Перми военные тюрьмы были настолько переполнены, что я просидел 10 месяцев в камере предварительного следствия, пока не предстал перед военным трибуналом. Случайно среди судей оказался мой знакомый по Ревелю, командир взвода связистов, он настоял на том, чтобы меня приговорили к десяти годам заключения. Но как и многим приговоренным мне предоставили возможность искупить свою вину на фронте.
Я попал в 740 пехотный полк 217 армии в Юхнов под Вязьмой. Из Перми до Юхнова добирались 8 дней, прибыли 3 июня 1942-го. 12 июля нашему первому батальону приказали провести разведку боем. За один час батальон потерял 116 человек убитыми и ранеными. 17 августа нашу дивизию направили на фронт под Брянск. 24 августа дивизия перешла в наступление под Сумничи [Сухиничи? Думиничи?] к северу от Брянска. Уже в первый день дивизия была полностью разбита. Вечером 29 августа я с девятью красноармейцами предпринял попытку перебежать к немцам, при этом шесть моих товарищей погибло. После перехода на немецкую сторону я, оставшись в той же местности, работал в строительной бригаде при штабе немецкой дивизии до 21 сентября. Приблизительно через десять дней после перехода я подал старшему лейтенанту в штабе дивизии письменное заявление, в котором было написано, что мое настоящее имя не Березюк, а Троцкий. Через несколько дней меня направили в лагерь военнопленных в Орел. В этом лагере я снова подал письменное заявление коменданту и попросил направить меня на пропагандистскую работу. С другими военнопленными я просидел в этом лагере до 13 марта 1943-го. 13 марта в лагерь прибыли господа из отдела пропаганды, и я был переведен в берлинский лагерь, в котором сейчас и нахожусь.
2.Немецкая пропаганда для вражеских солдат.
В начале войны, во время боев в Эстонии в 1941-м я не слышал о немецких листовках. Под Юхновым 9 августа 1942-го с немецких самолетов сбрасывались листовки, одну из которых передал мне мой товарищ. На одной стороне листовки был призыв к русскому народу, на другой изображение Сталина со словами «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Напротив Сталина народы Европы образовывали единый фронт. Впечатление от этой листовки было положительное, так как текст соответствовал действительности. За чтение листовок вслух грозили смертной казнью. Красноармейцы очень интересуются листовками, к примеру, они ходят в лес «собирать грибы», чтобы без помех читать листовки. Других листовок на фронте я не видел, зато видел много, когда работал при штабе немецкой дивизии. Их текст был по моему мнению хорош, особенно понравились мне призыв к русской женщине и «Рассказы политрука». Листовки с фотографиями, по моему мнению, более убедительны для красноармейцев, чем рисунки и карикатуры, в отношении политических вопросов, таких как раздел земли, уровень жизни и пр. До начала войны в нашем взводе связи регулярно слушали немецкие радиопередачи. Это не было запрещено. Слушают ли тайно радисты после начала войны иностранные станции, мне неизвестно, сам я был телефонистом. В радисты отбирали особенно одаренных красноармейцев, при этом не обращая внимания на партийную принадлежность или политическую благонадежность.
Я считаю, что в пропагандистской войне красноармейцам надо разъяснять, что в случае победы Сталина они не могут рассчитывать на улучшение своего положения, в то время как новый режим даст крестьянину землю, а рабочие будут жить в человеческих условиях, и, хорошо работая, могут достичь определенного уровня культуры.
BA R55/1292, Bl. 203, 205-208, 212-213
Честно говоря, выдать себя за еврея - шаг довольно неординарный по тем меркам.
Но похоже, что немцы не заглотили наживку (к этому времени в их распоряжении было уже достаточно людей способных провести фактчекинг и выявить несуразности) - никаких пропагандистских материалов о взятом в плен сыне Троцкого подготовлено не было. Его дальнейшая судьба остается загадкой - ни Ивана Яковлевича Березюка, ни Михаила Львовича Сороки, ни Михаила Львовича Троцкого в ОБД Мемориал и в немецких базах данных нет.
В Заксенхаузенской БД фигурирует четыре Ивана Березюка, два даже 1919 г.р., но все записаны украинцами, родившимися на Украине, eще один в БД Дахау (род. 11.04.1922 в Городище, доставлен в лагерь 17.09.1943, умер 10.10.1943)
В архиве рейхсминистерства пропаганды я наткнулся на материал о человеке, о котором неизвестно вообще ничего. А ведь осенью 1942-го он решился на довольно экстравагантный поступок:
Берлин, 23 марта 1943 г.Господину рейхсминистру
Тема: сын Троцкого
Сын Льва Троцкого, фельдфебель Михаил Троцкий, в наших руках и находится в распоряжнии нашего отдела Винета.
Михаил Троцкий, 24-х лет, жил в Советском Союзе под именем своей матери (Сорока). Когда выяснилось, что он - сын Троцкого, его вместе с матерью сослали в Сибирь, но с помощью друга отца он с поддельными документами вышел на свободу. В начале войны он был мобилизован и принимал участие в боях в Эстонии. Из-за пренебрежительных замечаний о Сталине, он был арестован, приговорен к смертной казни, но получил, снова под чужим именем, возможность искупить вину на фронте. При первой же возможности он вместе с одним унтерофицером перебежал на немецкую сторону.
Троцкий будет еще допрашиваться, по возможности он должен представить информацию для V-радиостанции (радио старых большевиков).
Руководитель отдела Ост Тауберт.
Берлин, 29 марта 1943 г.Протокол допроса военнопленного Михаила Львовича Троцкого
1.Жизнеописание.
Я родился 18 декабря 1919 г. в Москве как сын Льва Давидовича Троцкого и его второй жены Софьи Моисеевны Сороки.
Моя мать была личной секретаршей Троцкого в 1917-1919-м. Я вместе с матерью жил в Москве до 1932 г. После того как мой отец в 1927-м покинул Москву, а в 1928-м Россию, мы с моей матерью переселились в Пермь, где и жили до 1937-го. После высылки моего отца в 1928-м я отказался от фамилии Троцкий и взял имя моей матери - Сорока. С 1928 по 1936-й моя мать регулярно получала письма из-за рубежа, они доставлялись ей через Бухарина и Зиновьева. Тем же путем она отправляла письма моему отцу. После троцкистско-зиновьевского процесса в 1936-м писем она больше не получала.
Я отучился девять с половиной лет в школе и хотел по желанию моего отца стать юристом. В сентябре 1937-го мы с моей матерью во время случайного пребывания в Москве были арестованы НКВД и отправлены в ссылку как все прочие троцкисты после процесса троцкистов. После полуторамесячного путешествия мы добрались до городка Вилюйск в Якутской области (северо-восточная Сибирь). По моей оценке, городок находится в 2000-2500 километрах от ближайшей железнодорожной станции. Нас поселили в маленькой деревне, в пяти километрах от трудового лагеря Вилюйск, расположенного в 100 километрах от города Вилюйск. В деревнях тоже жили ссыльные, которых городское управление Вилюйска снабжало продуктами. Работать ни меня, ни мать не заставляли. Ссыльным, жившим по соседству, было известно, что мы родственники Льва Троцкого. Позже и местным органам стало известно мое настоящее имя. Тем не менее я сохранил фамилию Сорока. В 1939-м приехал новый начальник лагеря, подполковник Петров, ранее входивший в круг знакомств моего отца, Льва Троцкого и знакомый с моей матерью. Подполковник и моя мать сразу узнали друг друга. Позже она предложила подполковнику выдать мне фальшивые документы и дать возможность вернуться в европейскую часть России. Где-то через неделю моя мать получила от подполковника справку об освобождении на имя Иван Яковлевич Березюк. Соседям сказали, что я заболел и отправлен в лагерный лазарет. По приказу начальника лагеря врач выписал справку о смерти на имя Сорока. Вместе с другими освобожденными я отправился в обратный путь и в сентябре 1939-го добрался до Перми.
Так как лагерь был мужским, моя мать не смогла освободиться тем же образом и осталась на месте. В Перми я пошел к двоюродному брату матери и поселился у него. Случайным знакомым я говорил, что из-за незначительности преступления я получил лишь два года тюрьмы, которые уже отбыл. До 22 сентября 1940 г. я был безработным и жил за счет родственников. 22 сентября меня призвали в армию. После двухмесячного пребывания в пехотной учебке в Перми я был направлен в 156 стрелковый полк в Ревель (Эстония). Через месяц меня перевели в 39 батальон связи в Ревеле, в котором я служил до начала войны. За три дня до начала войны я вернулся в свою дивизию, которая в полном боевом снаряжении была выведена на позиции у города Пернау (Эстония). Уже 20 июля мой батальон, в котором я командовал взводом связи, был полностью уничтожен немцами. После боя я сказал одному своему товарищу: «При таком ведении войны мы, Советская власть и Сталин, будем уничтожены» Мой товарищ доложил об этом комиссару. Меня тут же арестовали и через Ревель, Ленинград и Вологду доставили в Пермь. В Перми военные тюрьмы были настолько переполнены, что я просидел 10 месяцев в камере предварительного следствия, пока не предстал перед военным трибуналом. Случайно среди судей оказался мой знакомый по Ревелю, командир взвода связистов, он настоял на том, чтобы меня приговорили к десяти годам заключения. Но как и многим приговоренным мне предоставили возможность искупить свою вину на фронте.
Я попал в 740 пехотный полк 217 армии в Юхнов под Вязьмой. Из Перми до Юхнова добирались 8 дней, прибыли 3 июня 1942-го. 12 июля нашему первому батальону приказали провести разведку боем. За один час батальон потерял 116 человек убитыми и ранеными. 17 августа нашу дивизию направили на фронт под Брянск. 24 августа дивизия перешла в наступление под Сумничи [Сухиничи? Думиничи?] к северу от Брянска. Уже в первый день дивизия была полностью разбита. Вечером 29 августа я с девятью красноармейцами предпринял попытку перебежать к немцам, при этом шесть моих товарищей погибло. После перехода на немецкую сторону я, оставшись в той же местности, работал в строительной бригаде при штабе немецкой дивизии до 21 сентября. Приблизительно через десять дней после перехода я подал старшему лейтенанту в штабе дивизии письменное заявление, в котором было написано, что мое настоящее имя не Березюк, а Троцкий. Через несколько дней меня направили в лагерь военнопленных в Орел. В этом лагере я снова подал письменное заявление коменданту и попросил направить меня на пропагандистскую работу. С другими военнопленными я просидел в этом лагере до 13 марта 1943-го. 13 марта в лагерь прибыли господа из отдела пропаганды, и я был переведен в берлинский лагерь, в котором сейчас и нахожусь.
2.Немецкая пропаганда для вражеских солдат.
В начале войны, во время боев в Эстонии в 1941-м я не слышал о немецких листовках. Под Юхновым 9 августа 1942-го с немецких самолетов сбрасывались листовки, одну из которых передал мне мой товарищ. На одной стороне листовки был призыв к русскому народу, на другой изображение Сталина со словами «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Напротив Сталина народы Европы образовывали единый фронт. Впечатление от этой листовки было положительное, так как текст соответствовал действительности. За чтение листовок вслух грозили смертной казнью. Красноармейцы очень интересуются листовками, к примеру, они ходят в лес «собирать грибы», чтобы без помех читать листовки. Других листовок на фронте я не видел, зато видел много, когда работал при штабе немецкой дивизии. Их текст был по моему мнению хорош, особенно понравились мне призыв к русской женщине и «Рассказы политрука». Листовки с фотографиями, по моему мнению, более убедительны для красноармейцев, чем рисунки и карикатуры, в отношении политических вопросов, таких как раздел земли, уровень жизни и пр. До начала войны в нашем взводе связи регулярно слушали немецкие радиопередачи. Это не было запрещено. Слушают ли тайно радисты после начала войны иностранные станции, мне неизвестно, сам я был телефонистом. В радисты отбирали особенно одаренных красноармейцев, при этом не обращая внимания на партийную принадлежность или политическую благонадежность.
Я считаю, что в пропагандистской войне красноармейцам надо разъяснять, что в случае победы Сталина они не могут рассчитывать на улучшение своего положения, в то время как новый режим даст крестьянину землю, а рабочие будут жить в человеческих условиях, и, хорошо работая, могут достичь определенного уровня культуры.
BA R55/1292, Bl. 203, 205-208, 212-213
Честно говоря, выдать себя за еврея - шаг довольно неординарный по тем меркам.
Но похоже, что немцы не заглотили наживку (к этому времени в их распоряжении было уже достаточно людей способных провести фактчекинг и выявить несуразности) - никаких пропагандистских материалов о взятом в плен сыне Троцкого подготовлено не было. Его дальнейшая судьба остается загадкой - ни Ивана Яковлевича Березюка, ни Михаила Львовича Сороки, ни Михаила Львовича Троцкого в ОБД Мемориал и в немецких базах данных нет.
В Заксенхаузенской БД фигурирует четыре Ивана Березюка, два даже 1919 г.р., но все записаны украинцами, родившимися на Украине, eще один в БД Дахау (род. 11.04.1922 в Городище, доставлен в лагерь 17.09.1943, умер 10.10.1943)