под грубым кварцем
Респондент #160
Дата интервью: 25 марта 1951 г.
Место интервью: Мюнхен, Германия
С апреля 1942 г. у нас выходила газета "Азербайджан", которая печаталась раз, иногда два раза в неделю. В начале она печаталась под управлением восточного министерства, подчиняясь одному из его отделов. С июля 1942-го она была передана в отдел пропаганды вермахта (ОКВ) и контролировалась военными. Сперва ее печатали на турецком языке и турецким алфавитом, но и то, и другое создавало проблемы для легионеров. Поэтому мы решили перейти на азербайджанский язык и латинские буквы, что использовалось в Советском Азербайджане с 1926 по 1939 гг. Немцы не создавали проблем с деньгами, в которых, казалось, не было недостатка. Разногласия возникали в результате нашего требования пропагандировать независимость: немцы настаивали на том, чтобы бы ограничили требования борьбой с большевизмом. Между строк мы все же пытались проводить свою линию. После нашего национального конгресса вопрос независимости мог обсуждаться законно.
В начале мы должны были представлять прикрепленному зондерфюреру краткое содержание всех статей печатаемого выпуска на немецком. Со временем контроль стал менее жестким. В начале немцы навязывали нам свои темы - к примеру, антизападные статьи, мы зачастую пытались уклониться. Иногда, конечно, мы должны были печатать то, что они хотят, но и в этих случаях мы неоднократно смягчали текст при переводе.
С ОКВ работать было легче, чем с восточным министерством. К примеру, восточное министерство не позволяло нам использовать наш флаг (сине-красно-зеленый с полумесяцем и звездой), но в декабре 1942 г. мы написали полушутливую статью об этим, упомянув, что легионеры требуют свой флаг. Позже выпуск попал в руки Нидермайера [генерал-майор Оскар фон Нидермайер был с 30.05.1942 командиром 162 (туркестанской) пехотной дивизии вермахта - ИП], какой-то лейтенант перевел его на немецкий и написал в отдел пропаганды вермахта, требуя, чтобы редактора газеты уволили. Был большой скандал, но слишком поздно: мы объяснили, что увольнение редактора лишь усугубит проблему, продемонстрировав легионерам, что вопрос о флаге вообще нельзя поднимать.
Газета распространялась среди
1) легионеров
2) старых эмигрантов, особенно во Франции
3) нашего руководства и друзей в Турции
Редакция состояла исключительно из, военных, новых эмигрантов. Верно, что уже в 1942-м староэмигрантский комитет Расул-заде существовал, но полностью бездействовал. Прикрепленный к нам зондерфюрер никогда не играл большой роли, он заботился в основном о технических вопросах вроде снабжения типографии. Сами мы не имели дела с министерством пропаганды. Газета распространялась вермахтом. Редакции всех газет находились в одном и том же здании в Берлине. Наша газета не раз упоминалась в немецкой прессе, включая "Фелькишер Беобахтер". У нас также был немецкий военный корреспондент, писавший нам с фронта. Каждый день мы получали по 25 писем от легионеров и статьи, которые они присылали. В отделении пропаганды каждого батальона у нас был свой корреспондент-легионер. До 1943-го другой азербайджанской газеты не было, и возможно, поэтому легионеры в письмах никогда не критиковали нашу позицию.
После конгресса мы начали печатать ежемесячник "Милли Бирлик", у которого была отдельная редакция в ОКВ. Наша газета "Азербайджан" предназначалась для легионеров (официально она не была органом Национального Комитета), но, конечно, мы были тесно связаны и печатали все, что хотел комитет. С ноября 1944-го у нас появилась еще одна газета, "Хючум" (Буря), которая была органом наших частей из восточно-тюркского соединения СС. Она работала независимо от нас и просуществовала три или четыре месяца. У легионеров Нидермайера была своя газета "Свобода", с местными новостями. Кроме того наша "полевая типография" при поддержке соотв. немецкого отдела печатала брошюры, историю национального подъема и пр. Главной газетой, однако, оставался наш "Азербайджан" и потому что в нем работали наиболее опытные журналисты, и потому что он обслуживал широкие массы наших читателей, служащих в вермахте.
Отдел пропаганды ОКВ присылал нам листовки на немецком для перевода, позже стал присылать на русском. Другие проблемы - печатание и распространение - решали не мы.
Шесть азербайджанцев работало в радиоотделе Винеты, они были связаны с нашей газетой. Мы получали скрипты их передач и иногда публиковали их.
До тех пор, пока немцы продвигались вперед, т.е. до 1943-го года, они не хотели обсуждать будущие немецко-азербайджанские отношения. Они "советовали" нам описывать в печати, как хороша жизнь в Германии. После жизни в СССР Германия казалась нам развитой и успешной, и мы писали о большом контрасте. Редакции платили военное жалованье.
В Потсдаме также находился наш отдел пропаганды, управлявший (под контролем вермахта) полевыми типографиями, которые печатали листовки. Также они усиленно занимались организацией экскурсионных поездок по Германии для легионеров.
Отношение в дивизии Нидермайера было хуже, чем в Радоме [где располагался штаб восточных легионов - ИП], и что касалось еды, и что касалось формы. Нидермайер продолжал строгую немецкую политику.
До 1941 г. центр азербайджанской эмиграции располагался в Париже, где с 1919 г. работал лидер партии Мусават Топчибашев. Расул-заде жил в Польше. Как партия Мусават вошел в "Прометей" [Парижское эмигрантское объединение, издававшее с 1926 по 1938 гг. В Париже одноименный журнал "орган национальной защиты народов Кавказа, Украины и Туркестана" -ИП] До 1939 г. в Берлине печаталась азербайджанская газета "Свобода", орган Мусавата. Финансировали ее немцы, но управлялась она из Варшавы. То есть контакты с немцами были уже до войны. Однако, в 1941-м азербайджанского комитета, который представлял бы наши интересы, не было. Первые формирования состояли из ХиВи [вспомогательные части вермахта, набираемые большей частью из местного населения оккупированных территорий -ИП] , затем в декабре 1941-го был образован Легион.
Попытки учредить национальный комитет начались около мая-июня 1942 г. Инициатива исходила от восточного министерства, возможно, от Менде. До этого, уже с марта 1942 г. в восточном министерстве существовал наш отдел, который большей частью занимался статистикой военнопленных и пр. Немцы искали сильного лидера и в августе 1942 г. вторично пригласили Расул-заде [а когда в первый раз? - Инт.] для работы с ним. Расул-заде потребовал, чтобы немцы пообещали независимость. Он предпочитал общаться с министерством иностранных дел, но эта затея провалилась. Он вернулся в Бухарест, но в октябре 1942 г. снова прибыл в Берлин. Тогда и был основан комитет, состоявший из пяти старых эмигрантов - четырех членов Мусавата и пятого - беспартийного противника Мусавата.
В это же время комитет совместно с нашей редакцией, которая независимо от него работала в Берлине, созвал конференцию. Новые эмигранты возражали против отсутствия в комитете их представителей. Старые эмигранты смотрели на нас свысока, считали нас ненадежными и неопытными, а в сердце по-прежнему большевиками. Расул-заде снова вернулся в Бухарест. Очевидно, он не был человеком типа Квислинга, и когда он уверился, что немцы не идут на уступки в национальном вопросе, предпочел распрощаться. И вообще он не желал работать с новыми эмигрантами. Он оставался в Румынии до 1944 г, после чего перебрался в Германию, а в 1947 г. в Турцию.
У новых эмигрантов не было с ним серьезных принципиальных разногласий, частично, впрочем, из-за того, что он никогда не оглашал свою программу. С молодежью контактов у него не было.
Несколько новых эмигрантов вступили в Мусават, но это была лишь дань уважения. Дальнейших организационных усилий не предпринималось до лета 1943-го. Только наш отдел в ОКВ и наша редакция по-прежнему существовали. Затем, в середине 1943-го в Берлин прибыл Фаталибейли и попытался через Кестринга, а затем через восточное министерство учредить новый комитет. В июне 1943-го мы созвали в Берлине небольшую конференцию, чтобы обсудить извечный вопрос "что делать?". Мы не могли попросту бросить легионеров на произвол судьбы, даже если немцы никак не желали признавать наши требования. Полностью отказаться от работы с немцами означало отступиться от легионеров и послать их назад в лагеря военнопленных. Тем летом мы - новые эмигранты плюс два не самых значительных представителя старой гвардии - подготовили конгресс. Его три раза откладывали, частью из-за и проблем с немцами по поводу нашей программы (касательно таких вопросов как антизападная политика и антисемитизм [? - Инт.]) Составляя нашу новую программу, мы использовали в качестве источников всю возможную литературу, не было никаких партий, проталкивающих свою точку зрения. Среди нас не было каких-то особых сторонников нацизма, не считая пары чистых карьеристов, которые были готовы на все, чтобы понравиться немцам. В отличие от других национальностей (армян и пр.) у нас не было нацистской партии. Наше общее настроение было враждебным по отношению к любой партийной организации. Выработанная программа не затрагивала никакие спорные вопросы.
Среди азербайджанцев не было пантюркских или панисламистских настроений. То, что мы настаивали на факте своего "туркестанства" - реакция на советскую политику нашего ассимилирования. Пантюркизм и пантуранизм сильнее развиты среди крымских и идель-уральских татар, поскольку и те, и другие представляют собой сравнительно слабые группы, окруженные другими национальностями и потому ищут покровительства у крупных народов. Мы несмотря на все считаем себя тюркским народом, но в то же время кавказцами, этот факт более важен, чем наши связи с другими тюркскими народами. В первую и главную очередь Азербайджан - часть Кавказа. Наши планы предусматривали (и предусматривают) создание общего кавказского комитета, но в течение войны армяне слишком боялись своих соседей. Фактором, затруднявшим дружеские отношения с нашей стороны, был страх грузинского доминирования, и действительно такой человек как Никурадзе (Сандерс), который был на "ты" с Розенбергом, развивал теорию грузинского приоритета ны Кавказе. В реальности, результатом опыта советских лет было то, что острых армяно-азербайджанских конфликтов 1905-1918 г.г. больше не существовало.
Между различными кавказскими комитетами не было организационных связей, хотя было много связей дружеских, частого обмена мнениями. Положение комитетов зависело от количества людей данной национальности. Поэтому туркестанцы были на первом месте. Среди кавказцев мы не ощущали особой разницы, если не считать роли Никурадзе в восточном министерстве. Азербайджанцев настраивали так, чтобы иметь средство давления на Турцию. Ирано-азербайджанская проблема никогда всерьез не поднималась.
Наши легионы располагались под Варшавой, батальон Бергманн с 1942 г. в Миттенвальде, соединение Теппла входило в СС ("Цеппелин"). Кто попадал в армию, а кто в СС, было большей частью результатом случайного отбора.
СС настаивала на включении в КОНР национальных представителей. Мы отказались. Фаталибейли однажды лично встречался с Власовым. Но, как и среди других национальностей, нашлось несколько человек, вступивших в КОНР. Я не считаю, что поддержку восточно-тюркского соединения со стороны СС следует воспринимать как потакание пантюркизму. Для немцев учреждение отдельных национальных соединений было просто полезным приемом повышения военной эффективности. В 1944-м немцы потеряли голову и были наконец готовы на все ради спасения - включая панкавкказские и пантюркские движения. Но было слишком поздно. В марте 1945-го они даже дали нам на бумаге независимость и формальное признание. Но война, конечно, уже была проиграна.
[Респондент обещает представить рукопись об азербайджанских военных соединениях, воевавших на немецкой стороне во время войны и короткий текст, написанный двумя азербайджанцами о деятельности Национального Комитета в 1943-45 гг. -Инт.]
Короткая автобиография, приведенная в начале другого гарвардского интервью респондента
Я родился в 1914 г. в семье торговцев. В 1922 г. я пошел в школу-семилетку, которую закончил в 1929 г. Затем до 1933 г. я учился в экономическом техникуме, после чего получил должность бухгалтера в сбербанке, на которой проработал до 1935-36 гг. В 1937 г. я поступил в бакинский университет на историко-филологический факультет, который окончил в 1941-м. Меня направили работать учителем в Пятигорск. Когда немцы пришли на Кавказ, они послали меня в Германию.
Мой отец был торговцем, управлявшим большим магазином в Баку с помощью трех моих братьев. В начале коллективизации мой отец и мой дед были раскулачены. В 1937-м их арестовало НКВД, об их местонахождении по сей день ничего неизвестно.
Я прибыл в Германию в 1942-м, служил в Азербайджанском Легионе и редактировал газету «Азербайджан» с 1942 по 1945-й. Я был секретарем Азербайджанского Конгресса. В 1942-м я несколько дней провел на Северном Кавказе как корреспондент. С местным населением нам не разрешалось разговаривать о национальном вопросе. Я брал интервью у 804 и 805 азербайджанских батальонов, чтобы проверить как они подготовлены.
позволяет нам уверенно назвать его имя. Редактора (кстати, доступной онлайн) берлинской газеты "Азербайджан" звали Меджид Карсалани. Карсалани - это псевдоним, настоящее имя Муса-заде (Мусаев).
После войны Муса-заде поселился в Мюнхене, работал в азербайджанской редакции радио Свобода (Азадлыг). В начале 70-х годов перевел с немецкого на азербайджанский самый загадочный азербайджанский роман 20 века "Али и Нино" и сам читал его по радио (страница скрипта). Затем перебрался в США, умер в Нью-Йорке 17 июля 1990 г.
В качестве приложения. В конце другого гарвардского интервью Муса-заде есть глава, названная "Азербайджанское участие в военных действиях на стороне Германии". Не исключено, что она основана на той самой рукописи, которую обещал представить автор. Несмотря на то, что в рассказе присутствует несколько повторов уже изложенного выше, он все-таки представляет интерес:
Азербайджанское участие в военных действиях на стороне Германии:
У нас было два легиона, один в Радоме (Польша), другой в Прилуках (Украина), первым командовал подполковник Ридель, вторым - Нидермайер, которого немцы расстреляли в 1945-м[на самом деле, Оскар фон Нидермайер был арестован в Карлсбаде советскими войсками, в тюрьме заболел туберкулезом, 10 июля 1948 г. был приговорен к 25 годам заключения и три месяца спустя умер в больнице Владимирской тюрьмы - ИП].
А. Первый легион.
В 1941-м немцы захватили множество военнопленных, среди которых было немало азербайджанцев. Сначала немцы не стали образовывать боевые единицы, а лишь выбирали самых сильных людей и создавали из них вспомогательные соединения, действовавшие у линии фронта. Когда немцы почувствовали, что нужны дополнительные силы, они приступили к организации легиона. Советские военнопленные были слабыми, голодными и больными, и находившиеся среди них азербайджанцы хотели улучшить свое положение. Первый легион был сформирован в Радоме летом 1942-го, и 804 батальон был первым послан на кавказский фронт. Через несколько месяцев было послано еще 4 или 5 батальонов. Всего в первом легионе было семь батальонов. В 1943-м легион отправили во Францию, в центральную Францию, как резервный батальон - они охраняли дороги, железнодорожные пути, лагеря. 3,5,6 и 7 батальоны находились в Польше как резервные батальоны и использовались для борьбы с местными партизанами. 4 батальон был в южной Франции, на побережье Средиземного моря. Во время отступления немцев из Франции легион был послан сражаться в Эльзас-Лотарингию. Когда была объявлена капитуляция, он сдался.
B. Второй легион.
Он был организован в Прилуках под командованием Нидермайера, который подготовил в Прилуках два батальона. Они были тоже посланы на Кавказ и сражались там. В 1943-м из Прилук их перевели в Нойхаммер в Саксонии. Там была образована 162 туркестанская пехотная дивизия, включавшая азербайджанский полк (4 батальона). Ее отправили в Италию. В Нойхаммере также были резервные батальоны и другие дополнительные соединения.
Отношения с немцами в первом и втором легионах различались. В первом они были лучше. Во втором азербайджанцы были несчастливы, потому что у них не было права протестовать пртоив действий Нидермайера. На Азербайджанском Конгрессе мы выступили с протестом против Нидермайера. После многих конфликтов его убрали. На посту командира 162 пехотной дивизии его заменил генерал-лейтенант фон Хайгендорф.
Отношения с немецким личным составом были такими же как и у других народностей СССР. Военнопленные прибывали в легион в советской форме. Их направляли на санобработку против вшей и выдавали им новую голубую форму - чешскую или югославскую, а не немецкую. Потом начиналось обучение. Были случаи, когда у легионеров не было обуви, сапог, им приходилось ходить в деревянных башмаках. Были случаи, когда командир взвода или роты должен был отдавать честь немецким офицерам. Командирами "отделений" и взводов были азербайджанцы. Командирами рот были азербайджанцы, но к ним был приставлен немецкий офицер, который и был настоящим командиром. Командирами батальонов служили исключительно немцы. Когда подразделения были окончательно подготовлены, за 2-3 дня до отправки на фронт они получали немецкую форму. Все их вооружение было советским - винтовки образца 1914 года, автоматы, пулеметы. Им давали чистую, но поношенную форму. Главной проблемой было питание. После лагеря военнопленные были слабыми и изможденными. Но несмотря на это качество питания было не слишком хорошим. У немцев было две кухни, одна для немцев, другая для легионеров. Питание у немцев было значительно лучше. Правда на фронте рационы были одинаковыми. Отношения между немецкими и азербайджанскими солдатами были не очень хорошими. Сказывалась расовая теория. Немцы не считали азербайджанцев людьми своего уровня, смотрели на них как на "унтерменшей". Также и легионеры, прибывшие из лагерей военнопленных, ненавидели немецкое правительство и занимались саботажем. В Германии, в городе, где располагался второй легион, местное начальство заклеило все стены и двери плакатами, запрещавшими местным женщинам вступать в сношения с легионерами. Порой ситуация зависела от командира соединения. В первом легионе положение былo относительно лучше, чем во втором.
Кроме того у нас были саперные и горнострелковые роты, которые входили в немецкие соединения, и независимые рабочие батальоны, не относящиеся к Азербайджанскому Легиону. У легиона был санаторий и музыкальный ансамбль.
В 1942-м, когда легионы формировались, немецкое правительство захотело обсудить этот вопрос с активистами старой эмиграции из Германии, Франции, Польши. В Польше жил Расул-Заде, во Франции делегация азербайджанского национального парламента, посланная в 198 г. в Версаль и оставшаяся после войны в Париже. Немцы вызвали в Берлин Расул-Заде и начали переговоры. Он желал независимости Азербайджана, но немцы проявляли упрямство, переговоры были прерваны. В сентябре 1942-го Расул-Заде вызвали снова, и все повторилось. В этот момент в Берлине в отпуске оказался Фаталибейли, которые пожаловался немецкому Верховному Командованию на плохие отношения между немцами и азербайджанцами. Немцы вызвали его и предложили возглавить движение. В 1943-м Фаталибейли стал лидером движения и для обсуждения всех вопросов созвал Азербайджанский Конгресс.
Когда Расул-Заде был в Берлине, ему предложили организовать Азербайджанский комитет, что он и сделал. В него входило всего 5 человек, все старые эмигранты, ни одного нового. Председателем был Расул-Заде, а членами Хосров Векилов[Султанов?],Мирза Бала Мамедзаде, Мирягуб [Мермехтиев], Аббас Атамалибеков. И Мирза Бала, и Расул-Заде были членами партии Мусават. Партийные разногласия между членами комитета привели к разрастанию конфликта между старой и новой эмиграцией. Старые эмигранты, люди состоятельные, не снисходили до общения, но хотели возглавить движение. Комитет был организован, но не имел ни единого шанса что-то предпринять. Когда Расул-Заде поссорился с немцами, комитет и вовсе потерял свое значение, а Расул-Заде уехал в Бухарест. До этого он дважды встречался с фон Менде. Тот пытался поддерживать национальные меньшинства, но как сотрудник восточного министерства должен был подчиняться Розенбергу, который был против независимости для национальных меньшинств. Розенберг хотел превратить территории национальных меньшинств в немецкие колонии.
Отношения между азербайджанским комитетом и другими национальными комитетами были хорошими. Немцы обращали на нас больше внимания, чем скажем на волжских татар, потому что их национальные устремления с географической и экономической точек зрения не были так четко определены как наши. Никурадзе и другие подрывали наши позиции. Никурадзе утверждал, что так же как Германия первенствует в Европе, Грузия первенствует на Кавказе. Мы опасались шовинизма Никурадзе. Армяне тоже нанесли вред нашему движению, желая возродить древнюю Армению от моря до моря. Армянин Тер-Маркарян написал статью, показывающую, что Кавказ состоит из Армении, Грузии, нескольких кочевых племен, подразумевая северокавказцев и не проронил ни слова про азербайджанцев. Мы потребовали, чтобы он извинился, и хотя он сделал это, ущерб уже был причинен.
С 6 по 19 ноября 1943-го в Берлине в отеле "Кайзерхоф" проходил Азербайджанский конгресс. Немцы поощряли его созыв, хотя некоторые из них и выступали против. Вермахт был против конгресса, потому что считал, что азербайджанцы - это солдаты, и им нечего делать в политике. Делегатами были солдаты, гражданских в начале было немного. Вермахт был против создания независимого Азербайджана и других независимых государств. Восточное министерство также выступало против конгресса. Мы хотели созвать конгресс в июле, но его передвинули на ноябрь, потому что вермахт и восточное министерство каждый раз вставляли палки в колеса. Они отказывались давать отпуска солдатам-делегатам и пр. Конгресс три раза переносили. У нас был флаг с полумесяцем и звездой, но немцы выступали против него, опасаясь, нашего союза с турками. Немцы запретили полумесяц и звезду, но мы настаивали на них. Никурадзе как личный советник Розенберга (они вместе учились в университете) выступал против. Фаталибейли сказл немцам, что без флага не будет конгресса. В последний момент нам пошли навстречу. Конгресс открыл наш полковник Джахангир Казымбеков, был выбран президиум.
Фаталибейли зачитал доклад о целях войны и будущем свободном азербайджанском государстве как цели. Последовавшие дискуссии и голосование продемонстрировало единогласную поддержку доклада, требовавшего свободу для всех жителей Азербайджана. Присутствовало около 300 делегатов из различных соединений первого легиона. Второй легион делегатов не прислал, так как Нидермайер ненавидел саму мысль, что азербайджанцы что-то будут решать самостоятельно. Он воспрепятствовал отправке делегатов.
Тема будет продолжена в следующем интервью с самой, пожалуй, примечательной личностью среди азербайджанских коллаборационистов - Абу Фаталибейли (которого тремя годами позже убил советский, по всей видимости, агент).
Дата интервью: 25 марта 1951 г.
Место интервью: Мюнхен, Германия
С апреля 1942 г. у нас выходила газета "Азербайджан", которая печаталась раз, иногда два раза в неделю. В начале она печаталась под управлением восточного министерства, подчиняясь одному из его отделов. С июля 1942-го она была передана в отдел пропаганды вермахта (ОКВ) и контролировалась военными. Сперва ее печатали на турецком языке и турецким алфавитом, но и то, и другое создавало проблемы для легионеров. Поэтому мы решили перейти на азербайджанский язык и латинские буквы, что использовалось в Советском Азербайджане с 1926 по 1939 гг. Немцы не создавали проблем с деньгами, в которых, казалось, не было недостатка. Разногласия возникали в результате нашего требования пропагандировать независимость: немцы настаивали на том, чтобы бы ограничили требования борьбой с большевизмом. Между строк мы все же пытались проводить свою линию. После нашего национального конгресса вопрос независимости мог обсуждаться законно.
В начале мы должны были представлять прикрепленному зондерфюреру краткое содержание всех статей печатаемого выпуска на немецком. Со временем контроль стал менее жестким. В начале немцы навязывали нам свои темы - к примеру, антизападные статьи, мы зачастую пытались уклониться. Иногда, конечно, мы должны были печатать то, что они хотят, но и в этих случаях мы неоднократно смягчали текст при переводе.
С ОКВ работать было легче, чем с восточным министерством. К примеру, восточное министерство не позволяло нам использовать наш флаг (сине-красно-зеленый с полумесяцем и звездой), но в декабре 1942 г. мы написали полушутливую статью об этим, упомянув, что легионеры требуют свой флаг. Позже выпуск попал в руки Нидермайера [генерал-майор Оскар фон Нидермайер был с 30.05.1942 командиром 162 (туркестанской) пехотной дивизии вермахта - ИП], какой-то лейтенант перевел его на немецкий и написал в отдел пропаганды вермахта, требуя, чтобы редактора газеты уволили. Был большой скандал, но слишком поздно: мы объяснили, что увольнение редактора лишь усугубит проблему, продемонстрировав легионерам, что вопрос о флаге вообще нельзя поднимать.
Газета распространялась среди
1) легионеров
2) старых эмигрантов, особенно во Франции
3) нашего руководства и друзей в Турции
Редакция состояла исключительно из, военных, новых эмигрантов. Верно, что уже в 1942-м староэмигрантский комитет Расул-заде существовал, но полностью бездействовал. Прикрепленный к нам зондерфюрер никогда не играл большой роли, он заботился в основном о технических вопросах вроде снабжения типографии. Сами мы не имели дела с министерством пропаганды. Газета распространялась вермахтом. Редакции всех газет находились в одном и том же здании в Берлине. Наша газета не раз упоминалась в немецкой прессе, включая "Фелькишер Беобахтер". У нас также был немецкий военный корреспондент, писавший нам с фронта. Каждый день мы получали по 25 писем от легионеров и статьи, которые они присылали. В отделении пропаганды каждого батальона у нас был свой корреспондент-легионер. До 1943-го другой азербайджанской газеты не было, и возможно, поэтому легионеры в письмах никогда не критиковали нашу позицию.
После конгресса мы начали печатать ежемесячник "Милли Бирлик", у которого была отдельная редакция в ОКВ. Наша газета "Азербайджан" предназначалась для легионеров (официально она не была органом Национального Комитета), но, конечно, мы были тесно связаны и печатали все, что хотел комитет. С ноября 1944-го у нас появилась еще одна газета, "Хючум" (Буря), которая была органом наших частей из восточно-тюркского соединения СС. Она работала независимо от нас и просуществовала три или четыре месяца. У легионеров Нидермайера была своя газета "Свобода", с местными новостями. Кроме того наша "полевая типография" при поддержке соотв. немецкого отдела печатала брошюры, историю национального подъема и пр. Главной газетой, однако, оставался наш "Азербайджан" и потому что в нем работали наиболее опытные журналисты, и потому что он обслуживал широкие массы наших читателей, служащих в вермахте.
Отдел пропаганды ОКВ присылал нам листовки на немецком для перевода, позже стал присылать на русском. Другие проблемы - печатание и распространение - решали не мы.
Шесть азербайджанцев работало в радиоотделе Винеты, они были связаны с нашей газетой. Мы получали скрипты их передач и иногда публиковали их.
До тех пор, пока немцы продвигались вперед, т.е. до 1943-го года, они не хотели обсуждать будущие немецко-азербайджанские отношения. Они "советовали" нам описывать в печати, как хороша жизнь в Германии. После жизни в СССР Германия казалась нам развитой и успешной, и мы писали о большом контрасте. Редакции платили военное жалованье.
В Потсдаме также находился наш отдел пропаганды, управлявший (под контролем вермахта) полевыми типографиями, которые печатали листовки. Также они усиленно занимались организацией экскурсионных поездок по Германии для легионеров.
Отношение в дивизии Нидермайера было хуже, чем в Радоме [где располагался штаб восточных легионов - ИП], и что касалось еды, и что касалось формы. Нидермайер продолжал строгую немецкую политику.
До 1941 г. центр азербайджанской эмиграции располагался в Париже, где с 1919 г. работал лидер партии Мусават Топчибашев. Расул-заде жил в Польше. Как партия Мусават вошел в "Прометей" [Парижское эмигрантское объединение, издававшее с 1926 по 1938 гг. В Париже одноименный журнал "орган национальной защиты народов Кавказа, Украины и Туркестана" -ИП] До 1939 г. в Берлине печаталась азербайджанская газета "Свобода", орган Мусавата. Финансировали ее немцы, но управлялась она из Варшавы. То есть контакты с немцами были уже до войны. Однако, в 1941-м азербайджанского комитета, который представлял бы наши интересы, не было. Первые формирования состояли из ХиВи [вспомогательные части вермахта, набираемые большей частью из местного населения оккупированных территорий -ИП] , затем в декабре 1941-го был образован Легион.
Попытки учредить национальный комитет начались около мая-июня 1942 г. Инициатива исходила от восточного министерства, возможно, от Менде. До этого, уже с марта 1942 г. в восточном министерстве существовал наш отдел, который большей частью занимался статистикой военнопленных и пр. Немцы искали сильного лидера и в августе 1942 г. вторично пригласили Расул-заде [а когда в первый раз? - Инт.] для работы с ним. Расул-заде потребовал, чтобы немцы пообещали независимость. Он предпочитал общаться с министерством иностранных дел, но эта затея провалилась. Он вернулся в Бухарест, но в октябре 1942 г. снова прибыл в Берлин. Тогда и был основан комитет, состоявший из пяти старых эмигрантов - четырех членов Мусавата и пятого - беспартийного противника Мусавата.
В это же время комитет совместно с нашей редакцией, которая независимо от него работала в Берлине, созвал конференцию. Новые эмигранты возражали против отсутствия в комитете их представителей. Старые эмигранты смотрели на нас свысока, считали нас ненадежными и неопытными, а в сердце по-прежнему большевиками. Расул-заде снова вернулся в Бухарест. Очевидно, он не был человеком типа Квислинга, и когда он уверился, что немцы не идут на уступки в национальном вопросе, предпочел распрощаться. И вообще он не желал работать с новыми эмигрантами. Он оставался в Румынии до 1944 г, после чего перебрался в Германию, а в 1947 г. в Турцию.
У новых эмигрантов не было с ним серьезных принципиальных разногласий, частично, впрочем, из-за того, что он никогда не оглашал свою программу. С молодежью контактов у него не было.
Несколько новых эмигрантов вступили в Мусават, но это была лишь дань уважения. Дальнейших организационных усилий не предпринималось до лета 1943-го. Только наш отдел в ОКВ и наша редакция по-прежнему существовали. Затем, в середине 1943-го в Берлин прибыл Фаталибейли и попытался через Кестринга, а затем через восточное министерство учредить новый комитет. В июне 1943-го мы созвали в Берлине небольшую конференцию, чтобы обсудить извечный вопрос "что делать?". Мы не могли попросту бросить легионеров на произвол судьбы, даже если немцы никак не желали признавать наши требования. Полностью отказаться от работы с немцами означало отступиться от легионеров и послать их назад в лагеря военнопленных. Тем летом мы - новые эмигранты плюс два не самых значительных представителя старой гвардии - подготовили конгресс. Его три раза откладывали, частью из-за и проблем с немцами по поводу нашей программы (касательно таких вопросов как антизападная политика и антисемитизм [? - Инт.]) Составляя нашу новую программу, мы использовали в качестве источников всю возможную литературу, не было никаких партий, проталкивающих свою точку зрения. Среди нас не было каких-то особых сторонников нацизма, не считая пары чистых карьеристов, которые были готовы на все, чтобы понравиться немцам. В отличие от других национальностей (армян и пр.) у нас не было нацистской партии. Наше общее настроение было враждебным по отношению к любой партийной организации. Выработанная программа не затрагивала никакие спорные вопросы.
Среди азербайджанцев не было пантюркских или панисламистских настроений. То, что мы настаивали на факте своего "туркестанства" - реакция на советскую политику нашего ассимилирования. Пантюркизм и пантуранизм сильнее развиты среди крымских и идель-уральских татар, поскольку и те, и другие представляют собой сравнительно слабые группы, окруженные другими национальностями и потому ищут покровительства у крупных народов. Мы несмотря на все считаем себя тюркским народом, но в то же время кавказцами, этот факт более важен, чем наши связи с другими тюркскими народами. В первую и главную очередь Азербайджан - часть Кавказа. Наши планы предусматривали (и предусматривают) создание общего кавказского комитета, но в течение войны армяне слишком боялись своих соседей. Фактором, затруднявшим дружеские отношения с нашей стороны, был страх грузинского доминирования, и действительно такой человек как Никурадзе (Сандерс), который был на "ты" с Розенбергом, развивал теорию грузинского приоритета ны Кавказе. В реальности, результатом опыта советских лет было то, что острых армяно-азербайджанских конфликтов 1905-1918 г.г. больше не существовало.
Между различными кавказскими комитетами не было организационных связей, хотя было много связей дружеских, частого обмена мнениями. Положение комитетов зависело от количества людей данной национальности. Поэтому туркестанцы были на первом месте. Среди кавказцев мы не ощущали особой разницы, если не считать роли Никурадзе в восточном министерстве. Азербайджанцев настраивали так, чтобы иметь средство давления на Турцию. Ирано-азербайджанская проблема никогда всерьез не поднималась.
Наши легионы располагались под Варшавой, батальон Бергманн с 1942 г. в Миттенвальде, соединение Теппла входило в СС ("Цеппелин"). Кто попадал в армию, а кто в СС, было большей частью результатом случайного отбора.
СС настаивала на включении в КОНР национальных представителей. Мы отказались. Фаталибейли однажды лично встречался с Власовым. Но, как и среди других национальностей, нашлось несколько человек, вступивших в КОНР. Я не считаю, что поддержку восточно-тюркского соединения со стороны СС следует воспринимать как потакание пантюркизму. Для немцев учреждение отдельных национальных соединений было просто полезным приемом повышения военной эффективности. В 1944-м немцы потеряли голову и были наконец готовы на все ради спасения - включая панкавкказские и пантюркские движения. Но было слишком поздно. В марте 1945-го они даже дали нам на бумаге независимость и формальное признание. Но война, конечно, уже была проиграна.
[Респондент обещает представить рукопись об азербайджанских военных соединениях, воевавших на немецкой стороне во время войны и короткий текст, написанный двумя азербайджанцами о деятельности Национального Комитета в 1943-45 гг. -Инт.]
Короткая автобиография, приведенная в начале другого гарвардского интервью респондента
Я родился в 1914 г. в семье торговцев. В 1922 г. я пошел в школу-семилетку, которую закончил в 1929 г. Затем до 1933 г. я учился в экономическом техникуме, после чего получил должность бухгалтера в сбербанке, на которой проработал до 1935-36 гг. В 1937 г. я поступил в бакинский университет на историко-филологический факультет, который окончил в 1941-м. Меня направили работать учителем в Пятигорск. Когда немцы пришли на Кавказ, они послали меня в Германию.
Мой отец был торговцем, управлявшим большим магазином в Баку с помощью трех моих братьев. В начале коллективизации мой отец и мой дед были раскулачены. В 1937-м их арестовало НКВД, об их местонахождении по сей день ничего неизвестно.
Я прибыл в Германию в 1942-м, служил в Азербайджанском Легионе и редактировал газету «Азербайджан» с 1942 по 1945-й. Я был секретарем Азербайджанского Конгресса. В 1942-м я несколько дней провел на Северном Кавказе как корреспондент. С местным населением нам не разрешалось разговаривать о национальном вопросе. Я брал интервью у 804 и 805 азербайджанских батальонов, чтобы проверить как они подготовлены.
позволяет нам уверенно назвать его имя. Редактора (кстати, доступной онлайн) берлинской газеты "Азербайджан" звали Меджид Карсалани. Карсалани - это псевдоним, настоящее имя Муса-заде (Мусаев).
После войны Муса-заде поселился в Мюнхене, работал в азербайджанской редакции радио Свобода (Азадлыг). В начале 70-х годов перевел с немецкого на азербайджанский самый загадочный азербайджанский роман 20 века "Али и Нино" и сам читал его по радио (страница скрипта). Затем перебрался в США, умер в Нью-Йорке 17 июля 1990 г.
В качестве приложения. В конце другого гарвардского интервью Муса-заде есть глава, названная "Азербайджанское участие в военных действиях на стороне Германии". Не исключено, что она основана на той самой рукописи, которую обещал представить автор. Несмотря на то, что в рассказе присутствует несколько повторов уже изложенного выше, он все-таки представляет интерес:
Азербайджанское участие в военных действиях на стороне Германии:
У нас было два легиона, один в Радоме (Польша), другой в Прилуках (Украина), первым командовал подполковник Ридель, вторым - Нидермайер, которого немцы расстреляли в 1945-м[на самом деле, Оскар фон Нидермайер был арестован в Карлсбаде советскими войсками, в тюрьме заболел туберкулезом, 10 июля 1948 г. был приговорен к 25 годам заключения и три месяца спустя умер в больнице Владимирской тюрьмы - ИП].
А. Первый легион.
В 1941-м немцы захватили множество военнопленных, среди которых было немало азербайджанцев. Сначала немцы не стали образовывать боевые единицы, а лишь выбирали самых сильных людей и создавали из них вспомогательные соединения, действовавшие у линии фронта. Когда немцы почувствовали, что нужны дополнительные силы, они приступили к организации легиона. Советские военнопленные были слабыми, голодными и больными, и находившиеся среди них азербайджанцы хотели улучшить свое положение. Первый легион был сформирован в Радоме летом 1942-го, и 804 батальон был первым послан на кавказский фронт. Через несколько месяцев было послано еще 4 или 5 батальонов. Всего в первом легионе было семь батальонов. В 1943-м легион отправили во Францию, в центральную Францию, как резервный батальон - они охраняли дороги, железнодорожные пути, лагеря. 3,5,6 и 7 батальоны находились в Польше как резервные батальоны и использовались для борьбы с местными партизанами. 4 батальон был в южной Франции, на побережье Средиземного моря. Во время отступления немцев из Франции легион был послан сражаться в Эльзас-Лотарингию. Когда была объявлена капитуляция, он сдался.
B. Второй легион.
Он был организован в Прилуках под командованием Нидермайера, который подготовил в Прилуках два батальона. Они были тоже посланы на Кавказ и сражались там. В 1943-м из Прилук их перевели в Нойхаммер в Саксонии. Там была образована 162 туркестанская пехотная дивизия, включавшая азербайджанский полк (4 батальона). Ее отправили в Италию. В Нойхаммере также были резервные батальоны и другие дополнительные соединения.
Отношения с немцами в первом и втором легионах различались. В первом они были лучше. Во втором азербайджанцы были несчастливы, потому что у них не было права протестовать пртоив действий Нидермайера. На Азербайджанском Конгрессе мы выступили с протестом против Нидермайера. После многих конфликтов его убрали. На посту командира 162 пехотной дивизии его заменил генерал-лейтенант фон Хайгендорф.
Отношения с немецким личным составом были такими же как и у других народностей СССР. Военнопленные прибывали в легион в советской форме. Их направляли на санобработку против вшей и выдавали им новую голубую форму - чешскую или югославскую, а не немецкую. Потом начиналось обучение. Были случаи, когда у легионеров не было обуви, сапог, им приходилось ходить в деревянных башмаках. Были случаи, когда командир взвода или роты должен был отдавать честь немецким офицерам. Командирами "отделений" и взводов были азербайджанцы. Командирами рот были азербайджанцы, но к ним был приставлен немецкий офицер, который и был настоящим командиром. Командирами батальонов служили исключительно немцы. Когда подразделения были окончательно подготовлены, за 2-3 дня до отправки на фронт они получали немецкую форму. Все их вооружение было советским - винтовки образца 1914 года, автоматы, пулеметы. Им давали чистую, но поношенную форму. Главной проблемой было питание. После лагеря военнопленные были слабыми и изможденными. Но несмотря на это качество питания было не слишком хорошим. У немцев было две кухни, одна для немцев, другая для легионеров. Питание у немцев было значительно лучше. Правда на фронте рационы были одинаковыми. Отношения между немецкими и азербайджанскими солдатами были не очень хорошими. Сказывалась расовая теория. Немцы не считали азербайджанцев людьми своего уровня, смотрели на них как на "унтерменшей". Также и легионеры, прибывшие из лагерей военнопленных, ненавидели немецкое правительство и занимались саботажем. В Германии, в городе, где располагался второй легион, местное начальство заклеило все стены и двери плакатами, запрещавшими местным женщинам вступать в сношения с легионерами. Порой ситуация зависела от командира соединения. В первом легионе положение былo относительно лучше, чем во втором.
Кроме того у нас были саперные и горнострелковые роты, которые входили в немецкие соединения, и независимые рабочие батальоны, не относящиеся к Азербайджанскому Легиону. У легиона был санаторий и музыкальный ансамбль.
В 1942-м, когда легионы формировались, немецкое правительство захотело обсудить этот вопрос с активистами старой эмиграции из Германии, Франции, Польши. В Польше жил Расул-Заде, во Франции делегация азербайджанского национального парламента, посланная в 198 г. в Версаль и оставшаяся после войны в Париже. Немцы вызвали в Берлин Расул-Заде и начали переговоры. Он желал независимости Азербайджана, но немцы проявляли упрямство, переговоры были прерваны. В сентябре 1942-го Расул-Заде вызвали снова, и все повторилось. В этот момент в Берлине в отпуске оказался Фаталибейли, которые пожаловался немецкому Верховному Командованию на плохие отношения между немцами и азербайджанцами. Немцы вызвали его и предложили возглавить движение. В 1943-м Фаталибейли стал лидером движения и для обсуждения всех вопросов созвал Азербайджанский Конгресс.
Когда Расул-Заде был в Берлине, ему предложили организовать Азербайджанский комитет, что он и сделал. В него входило всего 5 человек, все старые эмигранты, ни одного нового. Председателем был Расул-Заде, а членами Хосров Векилов[Султанов?],Мирза Бала Мамедзаде, Мирягуб [Мермехтиев], Аббас Атамалибеков. И Мирза Бала, и Расул-Заде были членами партии Мусават. Партийные разногласия между членами комитета привели к разрастанию конфликта между старой и новой эмиграцией. Старые эмигранты, люди состоятельные, не снисходили до общения, но хотели возглавить движение. Комитет был организован, но не имел ни единого шанса что-то предпринять. Когда Расул-Заде поссорился с немцами, комитет и вовсе потерял свое значение, а Расул-Заде уехал в Бухарест. До этого он дважды встречался с фон Менде. Тот пытался поддерживать национальные меньшинства, но как сотрудник восточного министерства должен был подчиняться Розенбергу, который был против независимости для национальных меньшинств. Розенберг хотел превратить территории национальных меньшинств в немецкие колонии.
Отношения между азербайджанским комитетом и другими национальными комитетами были хорошими. Немцы обращали на нас больше внимания, чем скажем на волжских татар, потому что их национальные устремления с географической и экономической точек зрения не были так четко определены как наши. Никурадзе и другие подрывали наши позиции. Никурадзе утверждал, что так же как Германия первенствует в Европе, Грузия первенствует на Кавказе. Мы опасались шовинизма Никурадзе. Армяне тоже нанесли вред нашему движению, желая возродить древнюю Армению от моря до моря. Армянин Тер-Маркарян написал статью, показывающую, что Кавказ состоит из Армении, Грузии, нескольких кочевых племен, подразумевая северокавказцев и не проронил ни слова про азербайджанцев. Мы потребовали, чтобы он извинился, и хотя он сделал это, ущерб уже был причинен.
С 6 по 19 ноября 1943-го в Берлине в отеле "Кайзерхоф" проходил Азербайджанский конгресс. Немцы поощряли его созыв, хотя некоторые из них и выступали против. Вермахт был против конгресса, потому что считал, что азербайджанцы - это солдаты, и им нечего делать в политике. Делегатами были солдаты, гражданских в начале было немного. Вермахт был против создания независимого Азербайджана и других независимых государств. Восточное министерство также выступало против конгресса. Мы хотели созвать конгресс в июле, но его передвинули на ноябрь, потому что вермахт и восточное министерство каждый раз вставляли палки в колеса. Они отказывались давать отпуска солдатам-делегатам и пр. Конгресс три раза переносили. У нас был флаг с полумесяцем и звездой, но немцы выступали против него, опасаясь, нашего союза с турками. Немцы запретили полумесяц и звезду, но мы настаивали на них. Никурадзе как личный советник Розенберга (они вместе учились в университете) выступал против. Фаталибейли сказл немцам, что без флага не будет конгресса. В последний момент нам пошли навстречу. Конгресс открыл наш полковник Джахангир Казымбеков, был выбран президиум.
Фаталибейли зачитал доклад о целях войны и будущем свободном азербайджанском государстве как цели. Последовавшие дискуссии и голосование продемонстрировало единогласную поддержку доклада, требовавшего свободу для всех жителей Азербайджана. Присутствовало около 300 делегатов из различных соединений первого легиона. Второй легион делегатов не прислал, так как Нидермайер ненавидел саму мысль, что азербайджанцы что-то будут решать самостоятельно. Он воспрепятствовал отправке делегатов.
Тема будет продолжена в следующем интервью с самой, пожалуй, примечательной личностью среди азербайджанских коллаборационистов - Абу Фаталибейли (которого тремя годами позже убил советский, по всей видимости, агент).