судьба русского офицера или снег в штанах
Господин Начальник.
Поскольку я нахожусь в настоящее время в Плесском отделении, находящимся в Вашем непосредственном ведении, я осмеливаюсь обратиться к Вам по следующему вопросу.
Я бывший офицер прежней царской армии. В СССР я приговорен был к разстрелу по ст. 58-6 с заменою десятью годами концлагерей, которые я отбыл полностью, начиная с 13/II-1931 года по 13/II-1941 года.
Через несколько месяцев по возвращении моем из лагерей началось как известно, победоносное наступление германской армии, каковое обстоятельство сохранило мне жизнь и прекратило дальнейшие по отношению ко мне репрессии со стороны органов ГПУ.
Будучи научным работником (я окончил Московский Археологический Институт) я с первых же дней отдал все свои силы и знания на борьбу с ненавистным большевизмом. С 1941 г. я как специалист заведывал Смоленскими архивами, находящимися в ведении Смоленского отделения штаба Розенберга, где на основании архивных материалов и личного опыта написал свои первые работы на актуальные политические темы. При эвакуации из Смоленска мною было отправлено много ценного политического и исторического архивного материала в том числе и ценнейший архив партии большевиков по Западной области, над которым я непосредственно работал. Материал этот был направлен в город Вильно. Заведывающий Минского отделения штаба г-н Лангкопф предложил мне отправиться в гор. Минск в отделение штаба, находящееся в его ведении с целью окончания разработки уже подготовленного материала, а затем предоставления мне возможности работать дальше над этим архивом в городе Вильно. В Минске за короткое время я написал свыше восьмисот страниц научной работы на разные темы политического характера. Часть этих работ еще в бытность мою в городе Минске напечатана была в Берлинских газетах. Г-н Лангкопф показывал мне хорошие отзывы о моих работах, которые несомненно найдете и Вы, если заинтересуетесь этим вопросом. В Минске ко мне относились очень хорошо, материалов для моих дальнейших работ было достаточно, но получено было распоряжение выше стоящих властей, чтобы немедленно заняться обработкой Смоленского партийного архива, и я отправлен был в Вильно для дальнейшей работы.
В Вильно я подготовил к обработке материал для нескольких политических тем (перечислять которые не буду), но в связи с эвакуацией Вильно я не мог ничего написать и был в дальнейшем направлен вместе с архивным материалом в гор. Либаву, а затем в Плесс, где в данное время этот материал и находится. Везде, где я работал, я встречал самый хороший прием, мне создавали хорошие условия для работы, но здесь в Плессе я встретил очень странное к себе отношение: мне заявили, что никакой работы над архивным материалом производиться не будет и что вообще мне никакой работы в отделении предоставлено быть не может, я могу быть свободен и увольняюсь со службы.
Господин Начальник, десять лет, проведенные мною в концлагерях СССР не оставили во мне такой горькой обиды, как подобное отношение ко мне в Плессе: там подобное отношение было не лично к одному мне как исключение, а было общей жидовской системой, направленной вообще на уничтожение всего инакомыслящего, а следовательно вообще всей русской интеллигенции; здесь же подобное отношение было проявлено только именно ко мне, тогда как я ни в коем случае не заслужил подобного к себе отношения. Возможно что предпосылкой этому могло служить одно досадное недоразумение, которое заключается в следующем:
Вместе со мной в Плессе, проездом к новому месту службы был профессор Мушкетов, который отказался от предложения ему здесь временной работы, я же ни от какой работы вообще не отказывался и с первых дней вместе с остальными находящимися здесь работниками, учитывая военную обстановку, делал все что придется: переносил ящики с книгами, набивал соломой матрацы, хожу временами на сельские работы и вообще делаю и буду в дальнейшем делать все, что придется: так как каждая работа здесь приносит ту или иную пользу общему делу - уничтожению большевизма, для каковой цели меня не унижает работа, в чем бы она не заключалась. Меня унижает отношение, которое я встретил здесь, и которого я не заслужил. Если так отнеслись ко мне, то как же могут отнестись к другим.
Меня хорошо знают начальствующие лица, с которыми мне приходилось встречаться по моей работе: доктор Рихель, Лангкопф, Улих, Зайбот и другие, у каждого из них Вы можете обо мне справиться.
В числе других работ мною написана работа под заглавием "Судьба русского офицера". Эта работа также печаталась в одной Берлинской газете и имела хороший отзыв. Мне остается написать последнюю ея главу, конечно, не во вред общему делу, а в целях выявления отдельных личностей, направлявших свою деятельность не на общую пользу, вроде Плесских начальников.
Осмеливаюсь обратиться к Вам господин Начальник с покорнейшей просьбой: в настоящее время я нахожусь в крайне тяжелых обстоятельствах. Я не знаю, что будет со мной завтра. Это положение получилось не по моей лично вине, а создалось в силу каких-то не вполне осмысленных обстоятельств. Окажите мне свою защиту и помощь. Мне нужно очень немногое: плодотворно работать на общую пользу. Если меня в данное время нельзя использовать по линии Штаба, не найдете ли возможности предоставить мне какую-либо другую работу. При чем если моя научная работа в данное время должна быть прервана, то и здесь есть много другой работы: по библиотеке по обслуживанию, для меня все равно в данное время выбирать не приходится. Но не дайте возможности, чтобы я мог быть выброшен на улицу так как я этого не заслужил.
Мне очень хотелось бы поговорить лично с Вами. Прошу разрешения побывать у Вас.
Научный работник И.А.Морозов.
Плесс, 4/IX -44. (BA NS 30/162, Bl.42-47)
В 1941-м в Смоленске в руки немцев попал партархив Западной области, сделавший под именем "Смоленский архив" в последующие годы изрядную карьеру. В 1942-м он перешел в ведение оперштаба Розенберга (ERR). Архив был, как и описывается выше, последовательно эвакуирован в Вильнюс, Лиепаю, затем в верхнесилезскую Пщину (Плесс). В начале 1945-го года небольшая часть его была отправлена еще дальше на запад, там попала в руки американцев, была вывезена в США и послужила основой для нескольких известных советологических работ 50-х (в частности, Merle Feinsod "Smolensk under Soviet rule", 1959). В 2002 г. архив был возвращен России.
Путешествия архива подробно описаны историками, неудивительно, что именно в статье С.Солодовниковой "История странствий Смоленского архива" мы находим биографию автора письма - Ильи Авксентьевича Морозова.
И.А. Морозов, 1889 г. р. (по другим данным - 1887 г.), после окончания в 1918 г. Московского археологического института и демобилизации в 1926 г. из Красной армии приехал в Смоленск и работал с декабря 1926 г. по май 1930 г. инструктором, а с мая 1930 г. по февраль 1931 г. научным сотрудником Западного архивного бюро... Затем он подвергся репрессиям: в 1931 году был арестован, в 1932 году - осужден по ст. 58 п. 6 УК РСФСР на 10 лет исправительно-трудовых лагерей «за принадлежность к агентуре латвийской и польской разведок». Накануне войны он вернулся в Смоленск, а впоследствии был назначен оккупационными властями заведующим архивным бюро.
Данные БД Мемориал подтверждают дату ареста, указанную в письме Морозова:
Родился в 1889 г., г. Смоленск; русские; б/п; начальник учетно-распределительного управления штаба БВО.
Арестован 13 февраля 1931 г. ПП ОГПУ Западной области
Приговорен: Коллегия ОГПУ Западной области 29 января 1932 г., обв.: 58-6.
Приговор: 10 лет концлагерей Реабилитирован 27 августа 1959 г. Верховная коллегия ВС СССР
В 1943-м тесно сотрудничавший с ERR Морозов покинул Смоленск и транзитом через Минск и Вильнюс попал в конце лета 44-го в Плесс, где и написал приведенное выше письмо. Оно возымело действие, на улицу он выброшен не был. Уже в отчете плесского отделения ERR от 03.10.44 упоминается "русский Морозов", который
начал заново сортировку бывшего Смоленского партийного архива (который прибыл сюда через Вильно и Либаву и поэтому пришел в полный беспорядок). (цит. по Ulrike Hartung "Verschleppt und verschollen", 2000, стр.197)
Одновременно Морозову снова поручаются и "работы политического характера". Сохранился его отзыв на одну из разработок оперштаба Розенберга, где Морозов пытается подчеркнуть значение находящихся под его опекой архивных материалов:
Среди фактов противодействия здоровой части русских граждан советским мероприятиям, имеются также факты и чисто русского характера: например женщины поймали председателя сельского совета и насыпали ему снегу в штаны, затем отпустили.
Этот на первый взгляд безобидный акт является оскорбительным для мужчины с русской точки зрения. Жаловаться на подобного рода действия женщины также неудобно.
Вместе с тем с большевистской точки зрения это разценивалось как своего рода контреволюционное проявление. Этот факт только и мог сохраниться в архивных материалах, где имеется в секретных сводках областной прокуратуры. (BA NS 30/57, Bl.161)
В отчете ERR от 01.12.44 присутствует
продолжение работ по упорядочиванию бывшего Смоленского партархива. Отбор и каталогизация важных папок. Кроме того архивариус Морозов собрал книги, необходимые для ратиборских [в Ратиборе, в 50 км от Плесса находилось центральное управление ERR, в которое и было адресовано письмо Морозова - ИП] разработок и написал по заданию оберайнзацфюрера Крузенштерна работу о большевистской налоговой политике (реквизиции).
В отчете также упоминается посещение Крузенштерном Плесса 10 ноября и беседа с Морозовым. (BA NS 30/55, Bl.116)
Наступление советских войск помешало дальнейшей работе над архивом. Тем не менее не исключено, что именно отобранные Морозовым "важные папки" были вывезены из Плесса в Баварию, и затем попали к американцам. По информации С.Солодовниковой попал к американцам и сам И.А.Морозов, но позже был выдан советским властям по договору о репатриации. Затем он вернулся в Смоленск, где был арестован и осужден за пособничество нацистам на 25 лет тюрьмы (по всей видимости, арестован не сразу, по крайней мере, приговор датирован лишь 1949 г.) Больше никаких сведений о Морозове нет, предполагается, что он умер в тюрьме или в лагере.