мировой сионизм как персонаж фанфика
Случайно наткнулся на популярный в определенных кругах апокриф - «Беседа Сталина с А.М. Коллонтай (ноябрь 1939 года)» Насколько можно судить, существует две основные версии текста, одна опубликована в 18, дополнительном, томе собрания сочинений Сталина в 2006 г. и ссылается на журнал «Диалог. 1998. № 8. стр.92-94.» с примечанием «Извлечения из дневников А.М. Коллонтай, хранящихся в Архиве МИДа РФ, произведены историком М.И. Трушем».
Другая напечатана в том же самом журнале «Диалог», только в 2004г. (№ 3. стр.20-33) в статье того же самого М.И. Труша «Коллонтай. Встречи со Сталиным». Ниже приводится текст апокрифа. Отрывки, присутствующие только в версии-98 даны в квадратных скобках; отрывки, присутствующие только в версии-04 - в фигурных:
Я сижу и ожидаю в приемной вызова Молотова. Часами жду. Секретари возвращаются из кабинета и лаконично бросают мне: «Нет, все еще занят, обождите.»
Наконец секретарь отворяет передо мною дверь кабинета Молотова: «Войдите, Вячеслав Михайлович Вас ждет»
Молотов начал беседу с вопроса:
- Приехали, чтобы хлопотать за Ваших финнов?
- Я приехала, чтобы устно информировать Вас, как за рубежом общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе, что повлечет за собой конфликт Советского Союза с Финляндией.
[- Скандинавы убедились на примере Польши, что нацистам мы не даем поблажки.
- Все прогрессивные силы Европы будут на стороне Финляндии.
- Это Вы империалистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны. А как Ваши шведы? Удержатся ли на провозглашенной нейтральности?]
Я старалась кратко, но четко указать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию.
На этом Молотов перебил меня.
- Вы имеете в виду [опять-таки] «прогрессивные силы» - империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами.
Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз [внушительно] повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы [проекта] договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на независимость Финляндии, давали финнам компенсацию за передвижку линии границы более на север. На все предложения СССР у финской делегации был заготовлен только один ответ: «Нет, не можем принять».
Так как никакие доводы не принимались во внимание, это создавало впечатление, что финское правительство решило для себя вопрос о неизбежности войны против СССР. Однако Советское правительство, говорил нарком, заинтересовано в нейтралитете скандинавских стран.
- Нужно сделать все возможное, чтобы удержать их от вступления в войну. Одним фронтом против нас будет меньше, - сказал Молотов на прощание.
С каким-то чувством неудовлетворенности, усталости и встающей тяжелой ответственности я медленно пошла в гостиницу, перебирая детали встречи с Молотовым. [Стремилась как можно быстрее решить служебные вопросы по наркоминделу и внешнеторговому ведомству и возвратиться в Стокгольм. Хотелось, особенно после встречи с Молотовым] позвонить Сталину. Внутренне порывалась несколько раз, но, сознавая всю сложившуюся обстановку, ту напряженность момента и ответственность, которая свалилась на Сталина, я беспокоить его не могла…
Прошло несколько суетливых дней. Я решила почти все свои дела и уже собиралась уезжать. Вдруг раздался телефонный звонок.
- Товарищ Александра Михайловна Коллонтай?
- Да. Я Вас слушаю.
- Вас приглашает товарищ Сталин. Могли бы Вы встретиться? И какое время Вас бы устроило?
Я ответила, что в любую минуту, как это угодно товарищу Сталину.
Какое-то время наступило молчание. Видимо, секретарь докладывал Сталину.
- А сейчас можете?
- Конечно, могу.
- Через семь минут машина будет у главного подъезда гостиницы «Москва». [До свидания, Александра Михайловна.]
Я вновь в кабинете Сталина в Кремле. Сталин встал из-за своего рабочего стола мне навстречу и, улыбаясь, долго тряс мою руку. Спросил о здоровье и предложил присесть.
Внешне Сталин выглядел усталым, озабоченным, но спокойным, уверенным, [хотя чувствовалось, какая глыба тяжести на нем лежит. Это с особой силой я почувствовала, когда Сталин стал прохаживаться вдоль длинного стола взад и вперед. Его голова как будто втянулась в плечи под громадою дел]. И тут же Сталин спросил: «Как идут дела у Вас и Ваших скандинавских нейтралов?»
Пока я собиралась кратко и притом емко ответить, Сталин заговорил [о переговорах с финской делегацией в Москве], о том, что шестимесячные переговоры ни к чему не привели. Финская делегация в середине ноября уехала из Москвы и больше не вернулась с «новыми директивами», как обещала. Договор, который должен был обеспечить мир и мирное соседство между СССР и Финляндией, остался неподписанным. [Сталин был обеспокоен, но никакой тревоги не ощущалось.
В основном разговор велся вокруг обстановки, сложившейся с Финляндией.] Сталин советовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в скандинавских странах [в связи с проникновением Германии в эти страны, чтобы] привлечь правительства Норвегии и Швеции и повлиять на Финляндию, дабы не допустить {военного} конфликта. [И, как бы заключая, сказал, что «если уж не удастся его предотвратить, то он будет недолгим и обойдется малой кровью].{Вдруг Сталин сказал:} Время «уговоров» и «переговоров» кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером».
Я почувствовала, что меня будто ударило каким-то током. Я впервые ощутила, как близка война. [Из моих рук даже вывалился блокнот, который я брала с собой, идя в Кремль к Сталину, чтобы все записать…]
На этот раз беседа продолжалась более двух часов. [Я не заметила, как быстро пролетело время. Сталин, беседуя со мной, в то же время как бы рассуждал вслух сам с собой. Он коснулся многих вопросов: о поражении народного фронта в Испании, много говорил о героях этой борьбы. Это продолжалось всего несколько минут.] Главные его мысли были сосредоточены на положении нашей страны в мире, ее роли и потенциальных возможностях. [«В этом плане, - подчеркнул он, - экономика и политика неразделимы». Говоря о промышленности и сельском хозяйстве, он назвал нескольких ответственных лиц за дела и десятки имен руководителей больших предприятий, заводов, фабрик и работников в сельском хозяйстве.] Особо он был обеспокоен перевооружением армии, а также ролью тыла в войне, необходимостью усиления бдительности на границе и внутри страны. И, как бы заключая, [особо] подчеркнул:
«Все это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ - великий народ. Русский народ - это добрый народ. {У русского народа среди всех народов наибольшее терпение} У русского народа - ясный ум. Он как бы рожден помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него - стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. Потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ - неодолим, неисчерпаем».
[Я старалась не пропустить ни одного слова, так быстро записывала, что сломался карандаш. Я как-то неуклюже стремилась схватить второй из стоящих на столе, что чуть не повалила их подставку. Сталин взглянул, усмехнулся и стал прикуривать свою трубку]
Размышляя о роли личности в истории, о прошлом и будущем, Сталин коснулся многих имен - от Македонского до Наполеона. Я старалась не пропустить, в каком порядке он стал перечислять русские имена.
Начал с киевских князей. Затем перечислил [Александра Невского], Дмитрия Донского, Ивана Калиту, Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Закончил [Марксом и] Лениным.
Я тут вклинилась, хотела сказать о роли Сталина в истории. Но сказала только: «Ваше имя будет вписано…» Сталин поднял руку и остановил меня. Я стушевалась. Сталин продолжал:
«Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. [Мне припишут множество злодеяний.
Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться.] Сила СССР - в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.
С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.
В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.
И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом».
[«Эта беседа произвела на меня неизгладимое впечатление. Я по-другому взглянула на окружающий меня мир. Я к ней обращалась мысленно много-много раз уже в годы войны и после нее, перечитывала неоднократно и все время находила в ней что-то новое, какой-то поворот, какую-то новую грань. И сейчас, как наяву, вижу кабинет Сталина в Кремле. В нем длинный стол и Сталина…
Уходя из кабинета, меня охватила какая-то грусть]. Прощаясь, Иосиф Виссарионович сказал: «Крепитесь. Наступают, не за горами тяжелые времена. Их надо преодолеть». И, немного помолчав, сказал: «Преодолеем. Обязательно преодолеем! [ Берегите себя, крепите здоровье, закаляйтесь в борьбе!»
Выйдя из Кремля, я не пошла, просто побежала, не замечая никого, повторяя, чтобы не забыть, сказанное Сталиным. Войдя в дом, я тут же вытащила блокнот со своими заметками, схватила бумагу и стала записывать. Взглянула на часы. Была уже глубокая ночь. Часы показывали без десяти минут два…».]
Обобщая, можно заметить, что за исключением вставки «У русского народа среди всех народов наибольшее терпение» версия-04 получена из версии-98 удалением наиболее одиозных («Мне припишут множество злодеяний») и раболепных («вывалился блокнот», «сломался карандаш») реплик.
На самом деле, взаимоотношения Сталина с Коллонтай были далеки от идиллических, вопрос об ее отзыве из Стокгольма перед войной всплывал. Некоторые комментаторы моей прошлой записи смеялись над наивным Клейстом, верившим, что имевшиеся в распоряжении Коллонтай материалы о том, как Сталин пришел к власти, якобы защищали ее от диктатора. Сам Сталин относился к проблеме более серьезно. Когда в конце 42-го у Коллонтай случился инсульт, после которого она почти год лечилась в санатории, ее личный архив был без ее ведома изъят и переправлен в Москву. Об этом рассказывают в своих мемуарах и перебежчик Петров, и (будущий) резидент в Стокгольме Синицын, которому как раз разбор архива и поручили. Ничего порочащего Коллонтай Синицын не нашел, но архив ей вернули после войны лишь после многочисленных просьб и личного обращения к Сталину.
Дневники Коллонтай, описывающие ее дипломатические будни с 1922 по 1940 г.г. (более поздние записи она не успела обработать) изданы в 2001 г. издательством «Академия». Ниже приводится запись от 22 ноября - пересечения с текстом Труша выделены:
Я сижу и ожидаю вызова Вячеслава Михайловича. Часами жду. Секретари возвращаются из его кабинета и лаконично бросают мне: «Нет, все еще занят, обождите».
И я жду. Жду и начинаю нервничать. Такая атмосфера показательна. Она говорит о том, что решается или уже происходит что-то серьезное. Вспоминаю октябрьские дни 1917 года. Тогда дело шло o революции в нашей стране, сейчас объем нарождающейся борьбы, точнее, надвигающейся войны захватывает весь мир... Заботит меня Финляндия и страны севера. Кажется мне, пока сижу в Кремле в ожидании свидания с Молотовым, такой второстепенной по важности моя забота. Но все-таки, если эту проблему разрешить сейчас, договориться с финнами мирным путем, это будет несомненно, в нашу пользу, это отодвинет мировой пожар. Мое нетерпение поговорить с Вячеславом Михайловичем растет с часа на час, а он все не вызывает.
Наконец, секретарь отворяет передо мной дверь кабинета: «Войдите, Вячеслав Михайлович вас ждет». Молотов начал беседу с вопроса:
- Приехали, чтобы похлопотать за ваших финнов?
Я: Приехала, чтобы устно информировать вас, как за рубежом общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании легче сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе что это повлечет за собой вооруженный конфликт Советского Союза с Финляндией.
Молотов: Скандинавы убедились на примере Польши, что нацистам мы не даем поблажку.
Я: Все прогрессивные силы Европы, не одни скандинавы, будут на стороне Финляндии.
Молотов: Это вы империалистов Англии и Франции величаете «прогрессивными силами»? Их козни нам известны. А видно, здорово струсили ваши шведы. Удержатся ли они на провозглашенной нейтральности? Мы в этом сомневаемся.
Я поспешила передать Вячеславу Михайловичу все то, что премьер Ханссон просил меня передать Москве. Молотов слушал меня нетерпеливо и отводил мои аргументы повторяя, что скандинавы напуганы Гитлером и хотят заступиться за финнов, но боятся нас. Молотов добавил, что шведский посланник Винтер уже пытался выполнить поручение шведского правительства и заступиться перед нами за финнов. «Но мы все такие попытки скандинавов вмешаться в дела, их не касающиеся, твердо отвели».
Я старалась кратко, но четко показать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию. На это Молотов перебил меня: «Вы имеете в виду опять-таки "прогрессивные силы" империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами».
Я пыталась приводить факты, рисующие настроение левых кругов Европы и США. Я говорила о твердом намерении шведов держаться нейтральными. Шведы сами боятся немецких нацистов. Другое дело, если Англия и Франция вступятся за Финляндию. Ее судьбой также интересуется Вашингтон. Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на интегритет (у Труша "независимость" - ИП) Финляндии, давали финнам компенсацию за перенос линии границы более на север.
- Предложения СССР финнам логически обоснованы, это делегаты сами признают. Наши требования крайне разумны и скромны. Но финны не хотят договориться. У них на все заготовлен ответ: «Нет, мы не можем принять». Никакие доводы ими не принимаются во внимание. Хельсинское правительство предрешило вопрос: «Война против Советского Союза неизбежна». Возможно, что их толкают на этот безрассудный шаг буржуазно-националистические державы, о чем выговорите. Может, и сам Гитлер в отместку за наш отпор, какой дали ему в Белоруссии. Но кто бы ни вдохновлял их сейчас, для нас теперь, после наших встреч с финскими делегатами и особенно с этим типом Таннером, ясно, финны не пойдут на мирное разрешение вопроса о границах с нами. Нам ничего другого не остается, - твердо добавил Молотов, - как заставить их понять ошибку и заставить принять наши предложения которые они упрямо, безрассудно отвергают при мирных переговорах. Наши войска через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергали будучи в Москве. Молотов повторял несколько раз, что финскую делегацию здесь принимали очень радушно. Но финны упорствуют. Главный противник мирного соглашения с нами - это зловредный социал-демократ Таннер. Пааскиви хитрый старик, но без Таннера он рассуждал бы разумнее. Пока переговоры не прерваны. На днях ждут возвращения делегации финнов в Москву с ответом самого финляндского правительства на новые наши уступки им. Но дальше мы не пойдем. Я поняла, что мои аргументы не приняты во внимание. И главное, что война неизбежна.
Ваша задача, - сказал мне Молотов на прощанье, - удержать скандинавов от вхождения в войну. Пусть себе сидят в своем излюбленном нейтралитете. Одним фронтом против нас будет меньше.
Я ответила, что готова работать над этой задачей, но, уходя из Кремля, сказала себе: эта задача выполнима лишь при условии, что война с Финляндией не затянется. Надо будет направить все силы на то, чтобы эту неизбежную войну по крайней мере сократить. Этим элиминируется шведский фронт.
Хотя я была в Москве всего два дня, от Вячеслава Михайловича пришел приказ вылететь обратно в Швецию в 6 часов утра. Сталина так и не видела. Досадно! С ним легко и просто говорить. А Молотов в этот раз будто не слушал моих донесений, все стоял на своем. Уехала я удрученная. Тревожная атмосфера в Швеции.
Вот так прямым текстом: «Сталина так и не видела. Досадно!»
Тут, конечно, возникает легкое недоумение. М.И.Труш хоть и убежденный коммунист, но тем не менее доктор исторических наук и автор множества книг, в том числе свежей биографии «От политики революционной борьбы к победам на дипломатическом фронте: Жизненный путь Александры Коллонтай».
В то же время трудно спорить с тем, что вторая половина его текста более всего похожа на фанфик, автор которого использует кое-какие готовые заготовки (например, фраза «время уговоров и переговоров прошло» встречается у Коллонтай в записи за май 1939 года; говоря о том, что у русского народа ясный ум, стойкий характер и терпение, Иосиф Виссарионович цитирует свою же знаменитую речь, сказанную шестью годами позже), но в-основном говорит о наболевшем (прозорливый Сталин разоблачает мировой сионизм, восхваляет русский народ и дарует веру в светлое будущее), а не о реалиях 39 года.
С каких пор доктора исторических наук пишут фанфики и выдают их за аутентичные источники, я не знаю. Хотя дело, спору нет, перспективное.
Другая напечатана в том же самом журнале «Диалог», только в 2004г. (№ 3. стр.20-33) в статье того же самого М.И. Труша «Коллонтай. Встречи со Сталиным». Ниже приводится текст апокрифа. Отрывки, присутствующие только в версии-98 даны в квадратных скобках; отрывки, присутствующие только в версии-04 - в фигурных:
Я сижу и ожидаю в приемной вызова Молотова. Часами жду. Секретари возвращаются из кабинета и лаконично бросают мне: «Нет, все еще занят, обождите.»
Наконец секретарь отворяет передо мною дверь кабинета Молотова: «Войдите, Вячеслав Михайлович Вас ждет»
Молотов начал беседу с вопроса:
- Приехали, чтобы хлопотать за Ваших финнов?
- Я приехала, чтобы устно информировать Вас, как за рубежом общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе, что повлечет за собой конфликт Советского Союза с Финляндией.
[- Скандинавы убедились на примере Польши, что нацистам мы не даем поблажки.
- Все прогрессивные силы Европы будут на стороне Финляндии.
- Это Вы империалистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны. А как Ваши шведы? Удержатся ли на провозглашенной нейтральности?]
Я старалась кратко, но четко указать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию.
На этом Молотов перебил меня.
- Вы имеете в виду [опять-таки] «прогрессивные силы» - империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами.
Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз [внушительно] повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы [проекта] договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на независимость Финляндии, давали финнам компенсацию за передвижку линии границы более на север. На все предложения СССР у финской делегации был заготовлен только один ответ: «Нет, не можем принять».
Так как никакие доводы не принимались во внимание, это создавало впечатление, что финское правительство решило для себя вопрос о неизбежности войны против СССР. Однако Советское правительство, говорил нарком, заинтересовано в нейтралитете скандинавских стран.
- Нужно сделать все возможное, чтобы удержать их от вступления в войну. Одним фронтом против нас будет меньше, - сказал Молотов на прощание.
С каким-то чувством неудовлетворенности, усталости и встающей тяжелой ответственности я медленно пошла в гостиницу, перебирая детали встречи с Молотовым. [Стремилась как можно быстрее решить служебные вопросы по наркоминделу и внешнеторговому ведомству и возвратиться в Стокгольм. Хотелось, особенно после встречи с Молотовым] позвонить Сталину. Внутренне порывалась несколько раз, но, сознавая всю сложившуюся обстановку, ту напряженность момента и ответственность, которая свалилась на Сталина, я беспокоить его не могла…
Прошло несколько суетливых дней. Я решила почти все свои дела и уже собиралась уезжать. Вдруг раздался телефонный звонок.
- Товарищ Александра Михайловна Коллонтай?
- Да. Я Вас слушаю.
- Вас приглашает товарищ Сталин. Могли бы Вы встретиться? И какое время Вас бы устроило?
Я ответила, что в любую минуту, как это угодно товарищу Сталину.
Какое-то время наступило молчание. Видимо, секретарь докладывал Сталину.
- А сейчас можете?
- Конечно, могу.
- Через семь минут машина будет у главного подъезда гостиницы «Москва». [До свидания, Александра Михайловна.]
Я вновь в кабинете Сталина в Кремле. Сталин встал из-за своего рабочего стола мне навстречу и, улыбаясь, долго тряс мою руку. Спросил о здоровье и предложил присесть.
Внешне Сталин выглядел усталым, озабоченным, но спокойным, уверенным, [хотя чувствовалось, какая глыба тяжести на нем лежит. Это с особой силой я почувствовала, когда Сталин стал прохаживаться вдоль длинного стола взад и вперед. Его голова как будто втянулась в плечи под громадою дел]. И тут же Сталин спросил: «Как идут дела у Вас и Ваших скандинавских нейтралов?»
Пока я собиралась кратко и притом емко ответить, Сталин заговорил [о переговорах с финской делегацией в Москве], о том, что шестимесячные переговоры ни к чему не привели. Финская делегация в середине ноября уехала из Москвы и больше не вернулась с «новыми директивами», как обещала. Договор, который должен был обеспечить мир и мирное соседство между СССР и Финляндией, остался неподписанным. [Сталин был обеспокоен, но никакой тревоги не ощущалось.
В основном разговор велся вокруг обстановки, сложившейся с Финляндией.] Сталин советовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в скандинавских странах [в связи с проникновением Германии в эти страны, чтобы] привлечь правительства Норвегии и Швеции и повлиять на Финляндию, дабы не допустить {военного} конфликта. [И, как бы заключая, сказал, что «если уж не удастся его предотвратить, то он будет недолгим и обойдется малой кровью].{Вдруг Сталин сказал:} Время «уговоров» и «переговоров» кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером».
Я почувствовала, что меня будто ударило каким-то током. Я впервые ощутила, как близка война. [Из моих рук даже вывалился блокнот, который я брала с собой, идя в Кремль к Сталину, чтобы все записать…]
На этот раз беседа продолжалась более двух часов. [Я не заметила, как быстро пролетело время. Сталин, беседуя со мной, в то же время как бы рассуждал вслух сам с собой. Он коснулся многих вопросов: о поражении народного фронта в Испании, много говорил о героях этой борьбы. Это продолжалось всего несколько минут.] Главные его мысли были сосредоточены на положении нашей страны в мире, ее роли и потенциальных возможностях. [«В этом плане, - подчеркнул он, - экономика и политика неразделимы». Говоря о промышленности и сельском хозяйстве, он назвал нескольких ответственных лиц за дела и десятки имен руководителей больших предприятий, заводов, фабрик и работников в сельском хозяйстве.] Особо он был обеспокоен перевооружением армии, а также ролью тыла в войне, необходимостью усиления бдительности на границе и внутри страны. И, как бы заключая, [особо] подчеркнул:
«Все это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ - великий народ. Русский народ - это добрый народ. {У русского народа среди всех народов наибольшее терпение} У русского народа - ясный ум. Он как бы рожден помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него - стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. Потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ - неодолим, неисчерпаем».
[Я старалась не пропустить ни одного слова, так быстро записывала, что сломался карандаш. Я как-то неуклюже стремилась схватить второй из стоящих на столе, что чуть не повалила их подставку. Сталин взглянул, усмехнулся и стал прикуривать свою трубку]
Размышляя о роли личности в истории, о прошлом и будущем, Сталин коснулся многих имен - от Македонского до Наполеона. Я старалась не пропустить, в каком порядке он стал перечислять русские имена.
Начал с киевских князей. Затем перечислил [Александра Невского], Дмитрия Донского, Ивана Калиту, Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Закончил [Марксом и] Лениным.
Я тут вклинилась, хотела сказать о роли Сталина в истории. Но сказала только: «Ваше имя будет вписано…» Сталин поднял руку и остановил меня. Я стушевалась. Сталин продолжал:
«Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. [Мне припишут множество злодеяний.
Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться.] Сила СССР - в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.
С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.
В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.
И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом».
[«Эта беседа произвела на меня неизгладимое впечатление. Я по-другому взглянула на окружающий меня мир. Я к ней обращалась мысленно много-много раз уже в годы войны и после нее, перечитывала неоднократно и все время находила в ней что-то новое, какой-то поворот, какую-то новую грань. И сейчас, как наяву, вижу кабинет Сталина в Кремле. В нем длинный стол и Сталина…
Уходя из кабинета, меня охватила какая-то грусть]. Прощаясь, Иосиф Виссарионович сказал: «Крепитесь. Наступают, не за горами тяжелые времена. Их надо преодолеть». И, немного помолчав, сказал: «Преодолеем. Обязательно преодолеем! [ Берегите себя, крепите здоровье, закаляйтесь в борьбе!»
Выйдя из Кремля, я не пошла, просто побежала, не замечая никого, повторяя, чтобы не забыть, сказанное Сталиным. Войдя в дом, я тут же вытащила блокнот со своими заметками, схватила бумагу и стала записывать. Взглянула на часы. Была уже глубокая ночь. Часы показывали без десяти минут два…».]
Обобщая, можно заметить, что за исключением вставки «У русского народа среди всех народов наибольшее терпение» версия-04 получена из версии-98 удалением наиболее одиозных («Мне припишут множество злодеяний») и раболепных («вывалился блокнот», «сломался карандаш») реплик.
На самом деле, взаимоотношения Сталина с Коллонтай были далеки от идиллических, вопрос об ее отзыве из Стокгольма перед войной всплывал. Некоторые комментаторы моей прошлой записи смеялись над наивным Клейстом, верившим, что имевшиеся в распоряжении Коллонтай материалы о том, как Сталин пришел к власти, якобы защищали ее от диктатора. Сам Сталин относился к проблеме более серьезно. Когда в конце 42-го у Коллонтай случился инсульт, после которого она почти год лечилась в санатории, ее личный архив был без ее ведома изъят и переправлен в Москву. Об этом рассказывают в своих мемуарах и перебежчик Петров, и (будущий) резидент в Стокгольме Синицын, которому как раз разбор архива и поручили. Ничего порочащего Коллонтай Синицын не нашел, но архив ей вернули после войны лишь после многочисленных просьб и личного обращения к Сталину.
Дневники Коллонтай, описывающие ее дипломатические будни с 1922 по 1940 г.г. (более поздние записи она не успела обработать) изданы в 2001 г. издательством «Академия». Ниже приводится запись от 22 ноября - пересечения с текстом Труша выделены:
Я сижу и ожидаю вызова Вячеслава Михайловича. Часами жду. Секретари возвращаются из его кабинета и лаконично бросают мне: «Нет, все еще занят, обождите».
И я жду. Жду и начинаю нервничать. Такая атмосфера показательна. Она говорит о том, что решается или уже происходит что-то серьезное. Вспоминаю октябрьские дни 1917 года. Тогда дело шло o революции в нашей стране, сейчас объем нарождающейся борьбы, точнее, надвигающейся войны захватывает весь мир... Заботит меня Финляндия и страны севера. Кажется мне, пока сижу в Кремле в ожидании свидания с Молотовым, такой второстепенной по важности моя забота. Но все-таки, если эту проблему разрешить сейчас, договориться с финнами мирным путем, это будет несомненно, в нашу пользу, это отодвинет мировой пожар. Мое нетерпение поговорить с Вячеславом Михайловичем растет с часа на час, а он все не вызывает.
Наконец, секретарь отворяет передо мной дверь кабинета: «Войдите, Вячеслав Михайлович вас ждет». Молотов начал беседу с вопроса:
- Приехали, чтобы похлопотать за ваших финнов?
Я: Приехала, чтобы устно информировать вас, как за рубежом общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании легче сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе что это повлечет за собой вооруженный конфликт Советского Союза с Финляндией.
Молотов: Скандинавы убедились на примере Польши, что нацистам мы не даем поблажку.
Я: Все прогрессивные силы Европы, не одни скандинавы, будут на стороне Финляндии.
Молотов: Это вы империалистов Англии и Франции величаете «прогрессивными силами»? Их козни нам известны. А видно, здорово струсили ваши шведы. Удержатся ли они на провозглашенной нейтральности? Мы в этом сомневаемся.
Я поспешила передать Вячеславу Михайловичу все то, что премьер Ханссон просил меня передать Москве. Молотов слушал меня нетерпеливо и отводил мои аргументы повторяя, что скандинавы напуганы Гитлером и хотят заступиться за финнов, но боятся нас. Молотов добавил, что шведский посланник Винтер уже пытался выполнить поручение шведского правительства и заступиться перед нами за финнов. «Но мы все такие попытки скандинавов вмешаться в дела, их не касающиеся, твердо отвели».
Я старалась кратко, но четко показать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию. На это Молотов перебил меня: «Вы имеете в виду опять-таки "прогрессивные силы" империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами».
Я пыталась приводить факты, рисующие настроение левых кругов Европы и США. Я говорила о твердом намерении шведов держаться нейтральными. Шведы сами боятся немецких нацистов. Другое дело, если Англия и Франция вступятся за Финляндию. Ее судьбой также интересуется Вашингтон. Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на интегритет (у Труша "независимость" - ИП) Финляндии, давали финнам компенсацию за перенос линии границы более на север.
- Предложения СССР финнам логически обоснованы, это делегаты сами признают. Наши требования крайне разумны и скромны. Но финны не хотят договориться. У них на все заготовлен ответ: «Нет, мы не можем принять». Никакие доводы ими не принимаются во внимание. Хельсинское правительство предрешило вопрос: «Война против Советского Союза неизбежна». Возможно, что их толкают на этот безрассудный шаг буржуазно-националистические державы, о чем выговорите. Может, и сам Гитлер в отместку за наш отпор, какой дали ему в Белоруссии. Но кто бы ни вдохновлял их сейчас, для нас теперь, после наших встреч с финскими делегатами и особенно с этим типом Таннером, ясно, финны не пойдут на мирное разрешение вопроса о границах с нами. Нам ничего другого не остается, - твердо добавил Молотов, - как заставить их понять ошибку и заставить принять наши предложения которые они упрямо, безрассудно отвергают при мирных переговорах. Наши войска через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергали будучи в Москве. Молотов повторял несколько раз, что финскую делегацию здесь принимали очень радушно. Но финны упорствуют. Главный противник мирного соглашения с нами - это зловредный социал-демократ Таннер. Пааскиви хитрый старик, но без Таннера он рассуждал бы разумнее. Пока переговоры не прерваны. На днях ждут возвращения делегации финнов в Москву с ответом самого финляндского правительства на новые наши уступки им. Но дальше мы не пойдем. Я поняла, что мои аргументы не приняты во внимание. И главное, что война неизбежна.
Ваша задача, - сказал мне Молотов на прощанье, - удержать скандинавов от вхождения в войну. Пусть себе сидят в своем излюбленном нейтралитете. Одним фронтом против нас будет меньше.
Я ответила, что готова работать над этой задачей, но, уходя из Кремля, сказала себе: эта задача выполнима лишь при условии, что война с Финляндией не затянется. Надо будет направить все силы на то, чтобы эту неизбежную войну по крайней мере сократить. Этим элиминируется шведский фронт.
Хотя я была в Москве всего два дня, от Вячеслава Михайловича пришел приказ вылететь обратно в Швецию в 6 часов утра. Сталина так и не видела. Досадно! С ним легко и просто говорить. А Молотов в этот раз будто не слушал моих донесений, все стоял на своем. Уехала я удрученная. Тревожная атмосфера в Швеции.
Вот так прямым текстом: «Сталина так и не видела. Досадно!»
Тут, конечно, возникает легкое недоумение. М.И.Труш хоть и убежденный коммунист, но тем не менее доктор исторических наук и автор множества книг, в том числе свежей биографии «От политики революционной борьбы к победам на дипломатическом фронте: Жизненный путь Александры Коллонтай».
В то же время трудно спорить с тем, что вторая половина его текста более всего похожа на фанфик, автор которого использует кое-какие готовые заготовки (например, фраза «время уговоров и переговоров прошло» встречается у Коллонтай в записи за май 1939 года; говоря о том, что у русского народа ясный ум, стойкий характер и терпение, Иосиф Виссарионович цитирует свою же знаменитую речь, сказанную шестью годами позже), но в-основном говорит о наболевшем (прозорливый Сталин разоблачает мировой сионизм, восхваляет русский народ и дарует веру в светлое будущее), а не о реалиях 39 года.
С каких пор доктора исторических наук пишут фанфики и выдают их за аутентичные источники, я не знаю. Хотя дело, спору нет, перспективное.