следователь гестапо по русским делам (1)
Давая после ареста в 1945 г. показания советским органам госбезопасности, В. Кокорин, выдававший себя в немецком плену за племянника Молотова, помимо прочего, рассказал:
Желая улучшить условия своего пребывания в плену он неоднократно обращался к немецким властям с заявлениями, предлагая сотрудничество в пропагандистской, разведывательной или контрразведывательной работе. В декабре 1943 г. известный Кокорину под фамилией "Дедио" сотрудник СД сообщил ему, что предложение принято. 1 Известного Кокорину под фамилией "Дедио" сотрудника СД на самом деле так и звали: Иозеф Дедио. Он служил в отделе гестапо, который контролировал эмигрантов из Восточной Европы на территории рейха и занимался там русской эмиграцией. Столько, сколько знал о русских эмигрантах Дедио, не знал ни один нацистский чиновник. А вот о нем самом до сих пор известно не слишком много.
Среди документов главного управления СС по вопросам расы и поселения мне удалось найти автобиографию Дедио, написанную в 1942 году:
Родился 22.8.96 в Хукельхайме в Нижней Франконии как старший сын в семье крестьянина Игнаца Дедио. Учился там в народной школе, затем в профессиональном училище. Затем работал учеником торговца и посещал торговое училище во Франкфурте-на-Майне. После начала мировой войны в 1914 году я пошел добровольцем в армию и сражался в составе добровольческого полка 223 во Фландрии, в Польше и в Карпатах. В феврале 1915 года с обмерзшей ногой я попал в русский плен и находился до революции 1917 года в Сибири и в европейской России. 1918 г. я убежал в Германию и был переводчиком с русского до конца апреля 1919 г. Затем я стал служащим, работал в полиграфической промышленности и в банке. С 1925 по 1938 г.г. был владельцем собственного полиграфического предприятия. В 1938 г. снова служащим в издательстве. С 2.1.1939 я состою на службе гестапо как переводчик с русского и сотрудник-криминалист. В этой роли я был задействован в управлениях гестапо в Берлине и Праге и в оперативной команде Париж. В настоящее время служу в РСХА в Берлине.2 К этому можно добавить, что Дедио женился 17.2.1921 в Берлине на Маргарите Аренс и у них было четверо детей, один из которых умер в детстве.3. Сохранившиеся анкеты свидетельствуют о намерении Дедио вступить в СС. Бюрократические мельницы мололи неспешно: первая анкета датирована октябрем 1940 г., а вторая, как и итоговая справка управления ("ничего отягчающего в наследственно-биологическом отношении") - лишь ноябрем 1942 г.4
Наиболее яркий портрет Дедио оставил в своих мемуарах историк Николай Андреев5:
Как только [в Прагу] пришли немцы, у всех возникли большие проблемы, в том числе и у Института. Когда объявили о необходимости перерегистрации всех учреждений, мне было не совсем понятно, надо ли нам это делать: Институт не был чешским учреждением, но не был и русским, скорее это было учреждение международного типа с особым уставом. Непонятно, кому мы должны были подчиняться. Было написано, что перерегистрация проводится с целью создания сводных групп сходных учреждений. Это замечание меня очень напугало, ибо грозило тем, что мы можем попасть в разряд Славянского института, чешских научных обществ и оказаться под руководством какого-нибудь неведомого профессора. Нужно было быть очень осторожным. Первую перерегистрацию я пропустил сознательно, решив, что если мне напомнят, я всегда смогу сказать, что не понял, что это распространяется и на нас, потому что мы, де, не чешское учреждение. В то время была объявлена регистрация русских эмигрантских учреждений, тоже с целью свода в группы. Тогда мне пришло в голову спросить моего немецкого ученика, что мне делать. Этот немецкий ученик, Иосиф Дедио, был подарок судьбы. В один прекрасный день в марте, вскоре после прихода немецкой армии, я получил письмо от Савицкого6 (я хранил это письмо как очень важный документ, но уцелело ли оно в архиве Института, неизвестно). Петр Николаевич писал: "Дорогой Николай Ефремович, хочу просить Вас принять как ученика русского языка херра Иозефа Дедио, который приехал в протекторат из Берлина и уже знает русский язык, но хочет усовершенствоваться. Я думаю, что и в Ваших, и в общих интересах желательно, чтобы Вы от этой кандидатуры не уклонились. Ваш П. Савицкий" Я понял из контекста, что фигура важная, раз Савицкий так пишет.Письмо было на бланке Немецкого университета и представляло собой интересный с моей точки зрения документ. Я тут же ответил, что буду рад увидеться с херром Дедио, где ему удобно, чтобы обсудить вопрос, что именно он хочет делать в области русского языка. Через несколько дней на Институт Кондакова пришло его письмо, он писал по-немецки, что был бы благодарен, если я бы смог прийти в такой-то день и в такой-то час в "Палас-отель". Это было на Панской улице, там, где раньше был Русский свободный университет. Дом тот уже перестроили и сделали первоклассный отель, внизу помешалась также первоклассная парикмахерская Васильева. Во время войны она стала своего рода клубом: вы приходили бриться и в это время узнавали много новостей и по протекторату, и из-за границы, потому что всегда там были люди самых разнообразных "верований".
Приехав туда, я был несколько смущен, потому что "Палас-отель" оказался битком набит немецкими военными и эсэсовцами. Я пошел к швейцару, и тот позвонил по телефону и сказал: "Херр Дедио придет через несколько секунд, пожалуйста, подождите". Херр Дедио появился и оказался небольшого роста, плотно сложенным человеком, уже немолодым. Позднее я узнал, что ему было около 50. Голова у него была совершенно круглая, я очень удивился такой круглоголовости - я немного занимался антропологией и понимал, что это особая раса Европы. Он был из Берлина, говорил на чистом немецком литературном языке. Предки его, между прочим, были гугеноты, бежавшие из Франции, но совершенно онемечившиеся; так что он считался воплощением германского начала, и его кумиром кроме Адольфа Гитлера, о котором он никогда ничего не говорил, был, видимо, Бисмарк, о котором он одобрительно несколько раз со мной беседовал. Он сейчас же назначил время для уроков и дал мне адрес, где я могу с ним встретиться. Он сказал, что на будущей неделе мы начнем заниматься, он переезжает из отеля на квартиру, которую ему уже отвели где-то на Летне. Потом я понял, что это был один из домов, конфискованных у евреев. Там он получил маленькую комнату. Он знал русский язык довольно хорошо: во время первой мировой войны он попал в русский плен, и, кажется, плен - чуть ли не в Сибири - ему очень понравился. Их взяли на сельскохозяйственные работы, так что в сущности он жил совершенно свободно, и, думаю, у него были любовные увлечения, потому что он как-то очень мягко относился к русским и любил Россию. Он сказал, что именно из-за этой любви он особенно отрицательно относится к коммунизму, который из этой прекрасной страны сделал Бог знает что. Он видел начало революции и сказал, что его душа ни на секунду не может сочувствовать таким методам.
В его русском языке было много архаичного, он читал какие-то специальные книги по-русски, и у него иногда были затруднения с подбором слов в обыкновенном разговоре, а иногда он вдруг употреблял необычайно сложные формы страдательного залога. Он предложил мне очень хороший гонорар за урок, и мы начали. Фиксированного дня не было, потому что он сказал, что очень занят и много ездит, обычно урок проходил ближе к вечеру. Он охотно водил меня куда- нибудь, поскольку жил в небольшой полуподвальной квартирке - две комнатки, ванная и уборная. Когда я пришел на второй или третий урок, он открыл дверь, и я ахнул и отшатнулся: передо мной стоял эсэсовец во всем великолепии своей офицерской формы. Дедио был очень доволен эффектом и сказал: "Надо помнить, что не все, что видите, Вы будете рассказывать". Я понял это предостережение. Мы ходили в разные кафе или ресторанчики, и он любезно угощал меня добавочно к моему гонорару, и всегда был одет в штатское. Только раз он очень удивился, что в каком-то кафе с ним сразу заговорили по-немецки: "Неужели у меня такой немецкий вид?". Посмотрел и сказал: "А, я забыл снять партийный значок". Потом, когда приехала его семья, он сменил квартиру. У него, кажется, были жена, дочь и сын, и квартира была уже побольше - 3-4 большие комнаты, мы всегда там играли в шахматы, которые он любил. Должен признать, что всегда после упорной обороны и опасных положений я считал благоразумным проиграть - все-таки он был в слишком выигрышной позиции в жизни по сравнению со мной, бедным эмигрантом.
Дедио мне объяснил, что работает по русским делам, и я попросил разрешения обсудить с ним нашу проблему: регистрироваться нам или нет. Он проявил интерес и просил принести бумаги, они у меня были с собой - устав нашего Института, отчеты, список членов и даже тот устав, который мы с Карлом Шварценбергом7 на всякий случай перевели на немецкий. Он все прочитал, просмотрел, задал ряд вопросов, а потом сказал такой афоризм: "Зачем самому идти к злу? Зло, если захочет, само придет". Было ясно, что регистрироваться не надо. В один из ближайших уроков он выразил желание пойти поужинать со мной в русский ресторан "Огонек". Вдруг из-за одного из столиков поднялся и подошел к нам К.А.Ефремов8, низко и подобострастно кланяясь и бормоча по-немецки комплименты в адрес Дедио. Тот ему очень холодно сказал: "А, Ефремов, Вы знаете доктора Андреева?" - и показал на меня. Ефремов меня не знал, и Дедио сказал: "Познакомьтесь". Мы познакомились. Потом это весь немецкий период удерживало Ефремова на почтительном расстоянии и от Института, и от меня лично. Дедио он знал, потому что Дедио был помощником начальника второго отделения, занимавшегося русскими делами, и на Ефремова он смотрел презрительно, потому что это был просто его служащий. Ефремов же решил, что у нас какие-то неведомые ему связи.9
Особо тесные связи сложились у Дедио с членами НТС.
Вюрглер10 приоткрыл мне историю сотрудничества НТС с немцами. В его устах выглядело это таким образом. Главное управление имперской безопасности Германии в июньские дни 1941 года провело переговоры с НТС об участии в войне против Советского Союза. Переговоры вели от НТС Байдалаков11 и Поремский12, от РСХА - Вольф13 и Дедио. "С той поры каждый из нас и вся организация идем в ногу с гестапо", - заключил Вюрглер. 14 Это, конечно, советская версия событий и как минимум в одной детали неточная: в 1941 г. Вольф, который действительно впоследствии курировал русских эмигрантов, служил в Нидерландах15. Сам Байдалаков излагает ту же историю несколько иначе:
Как-то поздней осенью [1941 года] раздается телефонный звонок: чиновник Гестапо приглашает приехать в это учреждение "для знакомства". Перекрестился и поехал на трамвае на далекую южную окраину Берлина. Кленовая аллея подводит к каким-то казарменного вида зданиям. - "Моя фамилия Дедио, я учил русский язык у профессора Н.Е.Андреева в Праге" - встречает меня чиновник Гестапо средних лет. Роется в папках, достает одну из них и начинает расспросы о членах Союза, арестованных советчиками в восточной части Польши. Особенно интересует, что я знаю об Аркадии Падюкове16. Задаю встречный вопрос о цели этого опроса. Получаю ответ - "служебная тайна". В заключение благодарит за визит, приглашает изредка встречаться. Провожая к выходу, Дедио поделился по секрету, что немецкие войска захватили в Смоленске архив НКВД17, из которого они узнали, что Аркадий Падюков бежал из тюрьмы и НКВД искало его.18
Именно найденная в архиве НКВД информация и вызвала создание "оперативной команды Париж", о которой Дедио упомянул в биографии. Вернемся к мемуарам Н.Е.Андреева:
Я понимаю, что многим обязан [Дедио], даже больше, чем я ощущал тогда, потому что Дедио оказался по- своему благородным в отношении меня человеком. Он относился ко мне как к своему учителю русского языка и приятелю: ни разу он не дал мне никакой фальшивой нагрузки по политической линии, не задавал политических вопросов. И я знаю от Коли Бевода19, например, что на допросах он мимоходом спрашивал: "Скажите, я вот давал доктору Андрееву советские газеты, он вам давал их читать?" Дедио действительно давал мне читать эти газеты, он не успевал их прочитывать, и я с восторгом брал их и должен был, быстро их возвращая, отчеркнуть карандашом все заметки, где говорилось что-либо о Германии. Дедио знал, что мы с Колей Беводом знакомы, и когда Коля сказал, что он просил меня дать газеты, а я не дал газеты ему домой, но позволил читать там, при мне, Дедио, как сказал Коля, никак это не комментировал, но было видно, что он доволен - доктор Андреев не обманул его доверие. Он мне сказал, что нельзя давать другим читать газеты, поскольку советская пресса в то время была под запретом. Раз, после взятия Парижа, я пришел к нему на урок, и он был в возбуждении: "Вы знаете, я завтра улетаю, так что сегодня мы позанимаемся быстро". Мы даже не стали играть в шахматы - "когда я прилечу из Парижа, я дам вам знать". Действительно, через некоторое время от него пришла открытка - он приглашал меня зайти. Я зашел, его жена с детьми была в отъезде, она поехала в Германию к родственникам. У него был коньяк и закуски, частично французского происхождения: особые паштеты... Он был очень весел, и я сказал: "Ну, как Париж?"- "Ах, Париж, это, знаете, как говорят русские: "Поедешь в Париж, немножко угоришь". Он ничего особенного не рассказывал, но хвалил Париж, его красоту. Затем, между прочим сказал: "Знаете, что находится вот в этом портфеле?" - Понятия не имею". "Там такой лист, что если бы Вы увидели, то упали бы в обморок". - "Что же это за лист?"- "Список всех русских эмигрантов, которые сотрудничают с советской разведкой". Я ничего не сказал и даже подумал, что лучше мне с ним на эту тему не разговаривать, потому что сейчас он под влиянием французского коньяка, а потом протрезвеет и подумает, что слишком много мне сказал, и для бдительности меня арестует. Я сказал, что понимаю, что есть такой процент эмигрантов. "Да, да ,- говорит,- есть. Знаете, что я там делал? Мы выкопали Плевицкую: помните, кто такая Плевицкая?" Я помнил. Это была певица и жена генерала Скоблина, арестованная французской полицией по подозрению в том, что помогала Скоблину, который бесследно исчез, похитить генерала Миллера. Предполагалось, что его похитили советчики. "Ну вот, в тюрьме было сказано, что она умерла, и мы хотели знать причину ее смерти".- "Ну и что же, выяснили?" "Да, она была отравлена". И на эту тему мы больше не говорили. Между тем в берлинской русской газете Деспотули " Новое Слово" через некоторое время после взятия Парижа была статья на эту тему20, в ней говорилось об аресте Третьякова21, кажется, товарища министра Временного правительства, одного из крупных промышленников, отчасти финансировавшего Общевоинский союз. Главная квартира Общевоинского союза помещалась в его парижском доме, а его личная квартира - в верхнем этаже того же дома. Из статьи явствовало, что Третьяков был советский агент и что исчезновение Скоблина, которого так и не нашли, объясняется простым фактом: он вовсе не ушел из дома, как предполагали.Его искали на улицах Парижа, а он просто поднялся в квартиру Третьякова и там пересидел всю тревогу, а потом Третьяков его куда-то сплавил. Дедио даже мимоходом сказал: "Да, я что-то читал об этом".22
окончание
1 - Решин Л., Почтарев А. "Племянник" Молотова под следствием и судом. "Независимое военное обозрение", 9.6.2000, цит. по интернет-версии
2 - BA RS A5432, перевод мой
3 - там же
4 - там же
5 - Андреев Николай Ефремович (1908 - 1982) - русский историк, филолог. До 1945 г. жил в Праге, где с 1939 г. возглавлял Институт им. Н.П.Кондакова. С 1948 г. - в Англии, преподавал в Кембридже.
6 - Савицкий Петр Николаевич (1895 - 1968) - русский географ, экономист, один из теоретиков евразийства. Преподавал в Карловом университете и был директором Русской гимназии в Праге. После войны арестован советскими органами госбезопасноти, депортирован, осужден на 8 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. В 1956 г. вернулся в Чехословакию.
7 - Шварценберг Карл (1911 - 1986) - чешский писатель, историк, специалист по геральдике.
8 - Ефремов Константин Александрович - русский эмигрант, работал таксистом, был членом РНСД, после прихода нацистов - начальник Опорного пункта Управления делами русской эмиграции в Праге.
9 - Андреев Н.Е. То, что вспоминается... Таллинн, 1996. С. 406-408
10 - Вюрглер Александр Эмильевич (1901-1943) - швейцарец русского происхождения, член НТС. Жил в Польше, до войны при поддержке польской разведки занимался забросом агентов в Россию. Во время войны служил в "Зондерштабе Р". Убит в Варшаве на улице.
11 - Байдалаков, Виктор Михайлович (1900-1967) - политический деятель русской эмиграции, возглавлял НТС с 1931 про 1955 г.
12 - Поремский, Владимир Дмитриевич (1909 - 1997) - политический деятель русской эмиграции, один из главных идеологов НТС.
13 - Вольф Ханс-Хельмут (1910 - 1969) - немецкий юрист, чиновник гестапо, оберштурмбаннфюрер СС (1945). После войны был интернирован, но сбежал из лагеря, жил под чужим именем в Дюссельдорфе, затем возглавлял коммандитное товарищество.
14 - Владимиров С. Записки следователя гестапо. М., 1970 С.34
15 - IfZ München, ZS-1586
16 - Падюков Аркадий Николаевич - руководитель группы НТС в Ровно, после присоединения Западной Украины к СССР арестован, по данным НТС расстрелян весной 1940 г.
17 - о "смоленском архиве НКВД" см. цикл записей смоленский архив
18 - Байдалаков В.М. Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена. М., 2002 С.33
19 - Бевад Николай Иванович (1915 - 1969) - журналист, член НТС.
20 - "ГПУ в Париже" "Новое слово", Берлин, 1942 №66, С.1:
Арестованный в Париже Сергей Михайлович [так!] Третьяков играл видную роль в кругах зарубежных заправил, захвативших в свои руки монополию руководства трудовой эмиграцией, у которых для делания "высшей политики" не имелось ни времени, ни средств.
Сергей Третьяков принадлежит к известной в старой России богатейшей купеческой фамилии. Племянник основателя знаменитой Третьяковской галлереи в Москве сам он являлся одним из совладельцев костромской мануфактуры "Коншин, Третьяков с сыновьями" и был председателем московского биржевого комитета. Получив блестящее образование в одном из английских университетов, хорошо владея иностранными языками, Сергей Третьяков разделял либеральные убеждения того времени, был англоманом и англофилом, состоял в масонской ложе и потому естественно оказался в числе министров Временного правительства.
С ликвидацией Временного правительства, Третьяков недолгое время был министром в правительстве адмирала Колчака.
Эмигрировав заграницу, Третьяков поселился в Париже, где был генеральным секретарем Торгово-Промышленного Союза и находился в близких отношениях с другим бывшим министром Временного правительства масоном Н.И.Гучковым. До конца тридцатых годов Третьяков, повидимому, не нуждался, проживая остатки оказавшихся заграницей его когда-то очень больших средств. Когда эти средства иссякли, ему пришлось пережить несколько тяжелых, в материальном отношении, годов и он одно время даже служил конторщиком в конторе журнала "Иллюстрированная Россия". Еще до похищения генерала Кутепова материальное положение Третьякова вдруг снова улучшилось. После похищения генерала Кутепова генерал Миллер вынужден был, по причине недоразумений с квартирохозяином на улице Каннабьер, искать новое помещение для Русского Обще-Воинского Союза. Сергей Третьяков предложил ему за очень невысокую плату одну их двух имеющихся у него квартир на улице Колизей (в районе Елисейских полей). Генерал Миллер с благодарностью принял это предложение от человека, имевшего безупречное антибольшевистское прошлое и игравшего видную роль в эмигрантских торгово-промышленных кругах. Через некоторое время Третьяков предложил генералу Миллеру поменяться квартирами, находящимися в разных этажах. Ничего не подозревавший председатель Р.О.-В. Союза охотно принял это предложение.
После ареста Третьякова в июне с.г. и обыска на его квартире и в помещении Р.О.-В. Союза стало понятным, почему именно Третьякову понадобилось произвести перемену квартир. В кабинете Миллера был установлен (под мраморной доской камина) микрофон, а в кабинете самого Третьякова стол, привинченный к полу, провода и приемник. Таким образом резидент ГПУ в Париже годами мог слышать все разговоры, происходившие в управлении РОВСа. Кроме того рабочими коммунистами французского министерства почты, телеграфа и телефона был проведен прямой провод с улицы Колизей на улицу Гренель, где помещалось советское полпредство.
"Паризер Цейтунг" полагает, что в результате гнусной провокаторской работы Третьякова погибло в застенках ГПУ около 30 русских антибольшевиков, отправившихся из Франции в СССР для террористических действий.
Как теперь выяснилось из бумаг минского архива НКВД, не Скоблин, а именно Третьяков был главным тайным резидентом в Париже. Скоблин находился у Третьякова в подчинении и руководство похищением генерала Миллера принадлежало Третьякову. Объясняется также внезапное исчезновение Скоблина из помещения РОВСа, куда его привез полковник Мацылев, и откуда адмирал Кедров предложил ему отправиться вместе с ним в полицейский комиссариат. Он просто поднялся одним этажом выше и скрылся на квартире у Третьякова.
Все газеты выражают уверенность, что с арестом Третьякова будут до конца раскрыты все гнусные преступления, совершенные заграничными большевистскими агентами ГПУ.
Коминтерн, свивший свое змеиное гнездо в Москве, вел в течение двадцати лет, яростную борьбу со всеми зарубежными антикоммунистическими силами. Заграницей были убиты украинский деятель Петлюра, грузинский лидер Рамишвили и много других. особенно тяжелым ударам подверглись организации и союзы участников белой борьбы, бывшие соратники Деникина, Врангеля. Колчака и Юденича.
Два наиболее опасных для Коминтерна военных начальников РОВСа генералы Кутепов и Миллер были предательски уничтожены агентами Кремля. Особые агенты ГПУ искусно вводили во все зарубежные антикоммунистические организации своих провокаторов, преследуя цель полной ликвидации заграницей всех непримиримо настроенных к Коминтерну сил. 21 - Третьяков Сергей Николаевич (1882 - 1944) - общественный деятель, предприниматель. В эмиграции - один из руководителей торгово-промышленного и финансового союза. В 1942 г. раскрыт как советский агент. Расстрелян.
22 - Андреев Н.Е. То, что вспоминается... С. 440-441
Желая улучшить условия своего пребывания в плену он неоднократно обращался к немецким властям с заявлениями, предлагая сотрудничество в пропагандистской, разведывательной или контрразведывательной работе. В декабре 1943 г. известный Кокорину под фамилией "Дедио" сотрудник СД сообщил ему, что предложение принято. 1 Известного Кокорину под фамилией "Дедио" сотрудника СД на самом деле так и звали: Иозеф Дедио. Он служил в отделе гестапо, который контролировал эмигрантов из Восточной Европы на территории рейха и занимался там русской эмиграцией. Столько, сколько знал о русских эмигрантах Дедио, не знал ни один нацистский чиновник. А вот о нем самом до сих пор известно не слишком много.
Среди документов главного управления СС по вопросам расы и поселения мне удалось найти автобиографию Дедио, написанную в 1942 году:
Родился 22.8.96 в Хукельхайме в Нижней Франконии как старший сын в семье крестьянина Игнаца Дедио. Учился там в народной школе, затем в профессиональном училище. Затем работал учеником торговца и посещал торговое училище во Франкфурте-на-Майне. После начала мировой войны в 1914 году я пошел добровольцем в армию и сражался в составе добровольческого полка 223 во Фландрии, в Польше и в Карпатах. В феврале 1915 года с обмерзшей ногой я попал в русский плен и находился до революции 1917 года в Сибири и в европейской России. 1918 г. я убежал в Германию и был переводчиком с русского до конца апреля 1919 г. Затем я стал служащим, работал в полиграфической промышленности и в банке. С 1925 по 1938 г.г. был владельцем собственного полиграфического предприятия. В 1938 г. снова служащим в издательстве. С 2.1.1939 я состою на службе гестапо как переводчик с русского и сотрудник-криминалист. В этой роли я был задействован в управлениях гестапо в Берлине и Праге и в оперативной команде Париж. В настоящее время служу в РСХА в Берлине.2 К этому можно добавить, что Дедио женился 17.2.1921 в Берлине на Маргарите Аренс и у них было четверо детей, один из которых умер в детстве.3. Сохранившиеся анкеты свидетельствуют о намерении Дедио вступить в СС. Бюрократические мельницы мололи неспешно: первая анкета датирована октябрем 1940 г., а вторая, как и итоговая справка управления ("ничего отягчающего в наследственно-биологическом отношении") - лишь ноябрем 1942 г.4
Наиболее яркий портрет Дедио оставил в своих мемуарах историк Николай Андреев5:
Как только [в Прагу] пришли немцы, у всех возникли большие проблемы, в том числе и у Института. Когда объявили о необходимости перерегистрации всех учреждений, мне было не совсем понятно, надо ли нам это делать: Институт не был чешским учреждением, но не был и русским, скорее это было учреждение международного типа с особым уставом. Непонятно, кому мы должны были подчиняться. Было написано, что перерегистрация проводится с целью создания сводных групп сходных учреждений. Это замечание меня очень напугало, ибо грозило тем, что мы можем попасть в разряд Славянского института, чешских научных обществ и оказаться под руководством какого-нибудь неведомого профессора. Нужно было быть очень осторожным. Первую перерегистрацию я пропустил сознательно, решив, что если мне напомнят, я всегда смогу сказать, что не понял, что это распространяется и на нас, потому что мы, де, не чешское учреждение. В то время была объявлена регистрация русских эмигрантских учреждений, тоже с целью свода в группы. Тогда мне пришло в голову спросить моего немецкого ученика, что мне делать. Этот немецкий ученик, Иосиф Дедио, был подарок судьбы. В один прекрасный день в марте, вскоре после прихода немецкой армии, я получил письмо от Савицкого6 (я хранил это письмо как очень важный документ, но уцелело ли оно в архиве Института, неизвестно). Петр Николаевич писал: "Дорогой Николай Ефремович, хочу просить Вас принять как ученика русского языка херра Иозефа Дедио, который приехал в протекторат из Берлина и уже знает русский язык, но хочет усовершенствоваться. Я думаю, что и в Ваших, и в общих интересах желательно, чтобы Вы от этой кандидатуры не уклонились. Ваш П. Савицкий" Я понял из контекста, что фигура важная, раз Савицкий так пишет.Письмо было на бланке Немецкого университета и представляло собой интересный с моей точки зрения документ. Я тут же ответил, что буду рад увидеться с херром Дедио, где ему удобно, чтобы обсудить вопрос, что именно он хочет делать в области русского языка. Через несколько дней на Институт Кондакова пришло его письмо, он писал по-немецки, что был бы благодарен, если я бы смог прийти в такой-то день и в такой-то час в "Палас-отель". Это было на Панской улице, там, где раньше был Русский свободный университет. Дом тот уже перестроили и сделали первоклассный отель, внизу помешалась также первоклассная парикмахерская Васильева. Во время войны она стала своего рода клубом: вы приходили бриться и в это время узнавали много новостей и по протекторату, и из-за границы, потому что всегда там были люди самых разнообразных "верований".
Приехав туда, я был несколько смущен, потому что "Палас-отель" оказался битком набит немецкими военными и эсэсовцами. Я пошел к швейцару, и тот позвонил по телефону и сказал: "Херр Дедио придет через несколько секунд, пожалуйста, подождите". Херр Дедио появился и оказался небольшого роста, плотно сложенным человеком, уже немолодым. Позднее я узнал, что ему было около 50. Голова у него была совершенно круглая, я очень удивился такой круглоголовости - я немного занимался антропологией и понимал, что это особая раса Европы. Он был из Берлина, говорил на чистом немецком литературном языке. Предки его, между прочим, были гугеноты, бежавшие из Франции, но совершенно онемечившиеся; так что он считался воплощением германского начала, и его кумиром кроме Адольфа Гитлера, о котором он никогда ничего не говорил, был, видимо, Бисмарк, о котором он одобрительно несколько раз со мной беседовал. Он сейчас же назначил время для уроков и дал мне адрес, где я могу с ним встретиться. Он сказал, что на будущей неделе мы начнем заниматься, он переезжает из отеля на квартиру, которую ему уже отвели где-то на Летне. Потом я понял, что это был один из домов, конфискованных у евреев. Там он получил маленькую комнату. Он знал русский язык довольно хорошо: во время первой мировой войны он попал в русский плен, и, кажется, плен - чуть ли не в Сибири - ему очень понравился. Их взяли на сельскохозяйственные работы, так что в сущности он жил совершенно свободно, и, думаю, у него были любовные увлечения, потому что он как-то очень мягко относился к русским и любил Россию. Он сказал, что именно из-за этой любви он особенно отрицательно относится к коммунизму, который из этой прекрасной страны сделал Бог знает что. Он видел начало революции и сказал, что его душа ни на секунду не может сочувствовать таким методам.
В его русском языке было много архаичного, он читал какие-то специальные книги по-русски, и у него иногда были затруднения с подбором слов в обыкновенном разговоре, а иногда он вдруг употреблял необычайно сложные формы страдательного залога. Он предложил мне очень хороший гонорар за урок, и мы начали. Фиксированного дня не было, потому что он сказал, что очень занят и много ездит, обычно урок проходил ближе к вечеру. Он охотно водил меня куда- нибудь, поскольку жил в небольшой полуподвальной квартирке - две комнатки, ванная и уборная. Когда я пришел на второй или третий урок, он открыл дверь, и я ахнул и отшатнулся: передо мной стоял эсэсовец во всем великолепии своей офицерской формы. Дедио был очень доволен эффектом и сказал: "Надо помнить, что не все, что видите, Вы будете рассказывать". Я понял это предостережение. Мы ходили в разные кафе или ресторанчики, и он любезно угощал меня добавочно к моему гонорару, и всегда был одет в штатское. Только раз он очень удивился, что в каком-то кафе с ним сразу заговорили по-немецки: "Неужели у меня такой немецкий вид?". Посмотрел и сказал: "А, я забыл снять партийный значок". Потом, когда приехала его семья, он сменил квартиру. У него, кажется, были жена, дочь и сын, и квартира была уже побольше - 3-4 большие комнаты, мы всегда там играли в шахматы, которые он любил. Должен признать, что всегда после упорной обороны и опасных положений я считал благоразумным проиграть - все-таки он был в слишком выигрышной позиции в жизни по сравнению со мной, бедным эмигрантом.
Дедио мне объяснил, что работает по русским делам, и я попросил разрешения обсудить с ним нашу проблему: регистрироваться нам или нет. Он проявил интерес и просил принести бумаги, они у меня были с собой - устав нашего Института, отчеты, список членов и даже тот устав, который мы с Карлом Шварценбергом7 на всякий случай перевели на немецкий. Он все прочитал, просмотрел, задал ряд вопросов, а потом сказал такой афоризм: "Зачем самому идти к злу? Зло, если захочет, само придет". Было ясно, что регистрироваться не надо. В один из ближайших уроков он выразил желание пойти поужинать со мной в русский ресторан "Огонек". Вдруг из-за одного из столиков поднялся и подошел к нам К.А.Ефремов8, низко и подобострастно кланяясь и бормоча по-немецки комплименты в адрес Дедио. Тот ему очень холодно сказал: "А, Ефремов, Вы знаете доктора Андреева?" - и показал на меня. Ефремов меня не знал, и Дедио сказал: "Познакомьтесь". Мы познакомились. Потом это весь немецкий период удерживало Ефремова на почтительном расстоянии и от Института, и от меня лично. Дедио он знал, потому что Дедио был помощником начальника второго отделения, занимавшегося русскими делами, и на Ефремова он смотрел презрительно, потому что это был просто его служащий. Ефремов же решил, что у нас какие-то неведомые ему связи.9
Особо тесные связи сложились у Дедио с членами НТС.
Вюрглер10 приоткрыл мне историю сотрудничества НТС с немцами. В его устах выглядело это таким образом. Главное управление имперской безопасности Германии в июньские дни 1941 года провело переговоры с НТС об участии в войне против Советского Союза. Переговоры вели от НТС Байдалаков11 и Поремский12, от РСХА - Вольф13 и Дедио. "С той поры каждый из нас и вся организация идем в ногу с гестапо", - заключил Вюрглер. 14 Это, конечно, советская версия событий и как минимум в одной детали неточная: в 1941 г. Вольф, который действительно впоследствии курировал русских эмигрантов, служил в Нидерландах15. Сам Байдалаков излагает ту же историю несколько иначе:
Как-то поздней осенью [1941 года] раздается телефонный звонок: чиновник Гестапо приглашает приехать в это учреждение "для знакомства". Перекрестился и поехал на трамвае на далекую южную окраину Берлина. Кленовая аллея подводит к каким-то казарменного вида зданиям. - "Моя фамилия Дедио, я учил русский язык у профессора Н.Е.Андреева в Праге" - встречает меня чиновник Гестапо средних лет. Роется в папках, достает одну из них и начинает расспросы о членах Союза, арестованных советчиками в восточной части Польши. Особенно интересует, что я знаю об Аркадии Падюкове16. Задаю встречный вопрос о цели этого опроса. Получаю ответ - "служебная тайна". В заключение благодарит за визит, приглашает изредка встречаться. Провожая к выходу, Дедио поделился по секрету, что немецкие войска захватили в Смоленске архив НКВД17, из которого они узнали, что Аркадий Падюков бежал из тюрьмы и НКВД искало его.18
Именно найденная в архиве НКВД информация и вызвала создание "оперативной команды Париж", о которой Дедио упомянул в биографии. Вернемся к мемуарам Н.Е.Андреева:
Я понимаю, что многим обязан [Дедио], даже больше, чем я ощущал тогда, потому что Дедио оказался по- своему благородным в отношении меня человеком. Он относился ко мне как к своему учителю русского языка и приятелю: ни разу он не дал мне никакой фальшивой нагрузки по политической линии, не задавал политических вопросов. И я знаю от Коли Бевода19, например, что на допросах он мимоходом спрашивал: "Скажите, я вот давал доктору Андрееву советские газеты, он вам давал их читать?" Дедио действительно давал мне читать эти газеты, он не успевал их прочитывать, и я с восторгом брал их и должен был, быстро их возвращая, отчеркнуть карандашом все заметки, где говорилось что-либо о Германии. Дедио знал, что мы с Колей Беводом знакомы, и когда Коля сказал, что он просил меня дать газеты, а я не дал газеты ему домой, но позволил читать там, при мне, Дедио, как сказал Коля, никак это не комментировал, но было видно, что он доволен - доктор Андреев не обманул его доверие. Он мне сказал, что нельзя давать другим читать газеты, поскольку советская пресса в то время была под запретом. Раз, после взятия Парижа, я пришел к нему на урок, и он был в возбуждении: "Вы знаете, я завтра улетаю, так что сегодня мы позанимаемся быстро". Мы даже не стали играть в шахматы - "когда я прилечу из Парижа, я дам вам знать". Действительно, через некоторое время от него пришла открытка - он приглашал меня зайти. Я зашел, его жена с детьми была в отъезде, она поехала в Германию к родственникам. У него был коньяк и закуски, частично французского происхождения: особые паштеты... Он был очень весел, и я сказал: "Ну, как Париж?"- "Ах, Париж, это, знаете, как говорят русские: "Поедешь в Париж, немножко угоришь". Он ничего особенного не рассказывал, но хвалил Париж, его красоту. Затем, между прочим сказал: "Знаете, что находится вот в этом портфеле?" - Понятия не имею". "Там такой лист, что если бы Вы увидели, то упали бы в обморок". - "Что же это за лист?"- "Список всех русских эмигрантов, которые сотрудничают с советской разведкой". Я ничего не сказал и даже подумал, что лучше мне с ним на эту тему не разговаривать, потому что сейчас он под влиянием французского коньяка, а потом протрезвеет и подумает, что слишком много мне сказал, и для бдительности меня арестует. Я сказал, что понимаю, что есть такой процент эмигрантов. "Да, да ,- говорит,- есть. Знаете, что я там делал? Мы выкопали Плевицкую: помните, кто такая Плевицкая?" Я помнил. Это была певица и жена генерала Скоблина, арестованная французской полицией по подозрению в том, что помогала Скоблину, который бесследно исчез, похитить генерала Миллера. Предполагалось, что его похитили советчики. "Ну вот, в тюрьме было сказано, что она умерла, и мы хотели знать причину ее смерти".- "Ну и что же, выяснили?" "Да, она была отравлена". И на эту тему мы больше не говорили. Между тем в берлинской русской газете Деспотули " Новое Слово" через некоторое время после взятия Парижа была статья на эту тему20, в ней говорилось об аресте Третьякова21, кажется, товарища министра Временного правительства, одного из крупных промышленников, отчасти финансировавшего Общевоинский союз. Главная квартира Общевоинского союза помещалась в его парижском доме, а его личная квартира - в верхнем этаже того же дома. Из статьи явствовало, что Третьяков был советский агент и что исчезновение Скоблина, которого так и не нашли, объясняется простым фактом: он вовсе не ушел из дома, как предполагали.Его искали на улицах Парижа, а он просто поднялся в квартиру Третьякова и там пересидел всю тревогу, а потом Третьяков его куда-то сплавил. Дедио даже мимоходом сказал: "Да, я что-то читал об этом".22
окончание
1 - Решин Л., Почтарев А. "Племянник" Молотова под следствием и судом. "Независимое военное обозрение", 9.6.2000, цит. по интернет-версии
2 - BA RS A5432, перевод мой
3 - там же
4 - там же
5 - Андреев Николай Ефремович (1908 - 1982) - русский историк, филолог. До 1945 г. жил в Праге, где с 1939 г. возглавлял Институт им. Н.П.Кондакова. С 1948 г. - в Англии, преподавал в Кембридже.
6 - Савицкий Петр Николаевич (1895 - 1968) - русский географ, экономист, один из теоретиков евразийства. Преподавал в Карловом университете и был директором Русской гимназии в Праге. После войны арестован советскими органами госбезопасноти, депортирован, осужден на 8 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. В 1956 г. вернулся в Чехословакию.
7 - Шварценберг Карл (1911 - 1986) - чешский писатель, историк, специалист по геральдике.
8 - Ефремов Константин Александрович - русский эмигрант, работал таксистом, был членом РНСД, после прихода нацистов - начальник Опорного пункта Управления делами русской эмиграции в Праге.
9 - Андреев Н.Е. То, что вспоминается... Таллинн, 1996. С. 406-408
10 - Вюрглер Александр Эмильевич (1901-1943) - швейцарец русского происхождения, член НТС. Жил в Польше, до войны при поддержке польской разведки занимался забросом агентов в Россию. Во время войны служил в "Зондерштабе Р". Убит в Варшаве на улице.
11 - Байдалаков, Виктор Михайлович (1900-1967) - политический деятель русской эмиграции, возглавлял НТС с 1931 про 1955 г.
12 - Поремский, Владимир Дмитриевич (1909 - 1997) - политический деятель русской эмиграции, один из главных идеологов НТС.
13 - Вольф Ханс-Хельмут (1910 - 1969) - немецкий юрист, чиновник гестапо, оберштурмбаннфюрер СС (1945). После войны был интернирован, но сбежал из лагеря, жил под чужим именем в Дюссельдорфе, затем возглавлял коммандитное товарищество.
14 - Владимиров С. Записки следователя гестапо. М., 1970 С.34
15 - IfZ München, ZS-1586
16 - Падюков Аркадий Николаевич - руководитель группы НТС в Ровно, после присоединения Западной Украины к СССР арестован, по данным НТС расстрелян весной 1940 г.
17 - о "смоленском архиве НКВД" см. цикл записей смоленский архив
18 - Байдалаков В.М. Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена. М., 2002 С.33
19 - Бевад Николай Иванович (1915 - 1969) - журналист, член НТС.
20 - "ГПУ в Париже" "Новое слово", Берлин, 1942 №66, С.1:
Арестованный в Париже Сергей Михайлович [так!] Третьяков играл видную роль в кругах зарубежных заправил, захвативших в свои руки монополию руководства трудовой эмиграцией, у которых для делания "высшей политики" не имелось ни времени, ни средств.
Сергей Третьяков принадлежит к известной в старой России богатейшей купеческой фамилии. Племянник основателя знаменитой Третьяковской галлереи в Москве сам он являлся одним из совладельцев костромской мануфактуры "Коншин, Третьяков с сыновьями" и был председателем московского биржевого комитета. Получив блестящее образование в одном из английских университетов, хорошо владея иностранными языками, Сергей Третьяков разделял либеральные убеждения того времени, был англоманом и англофилом, состоял в масонской ложе и потому естественно оказался в числе министров Временного правительства.
С ликвидацией Временного правительства, Третьяков недолгое время был министром в правительстве адмирала Колчака.
Эмигрировав заграницу, Третьяков поселился в Париже, где был генеральным секретарем Торгово-Промышленного Союза и находился в близких отношениях с другим бывшим министром Временного правительства масоном Н.И.Гучковым. До конца тридцатых годов Третьяков, повидимому, не нуждался, проживая остатки оказавшихся заграницей его когда-то очень больших средств. Когда эти средства иссякли, ему пришлось пережить несколько тяжелых, в материальном отношении, годов и он одно время даже служил конторщиком в конторе журнала "Иллюстрированная Россия". Еще до похищения генерала Кутепова материальное положение Третьякова вдруг снова улучшилось. После похищения генерала Кутепова генерал Миллер вынужден был, по причине недоразумений с квартирохозяином на улице Каннабьер, искать новое помещение для Русского Обще-Воинского Союза. Сергей Третьяков предложил ему за очень невысокую плату одну их двух имеющихся у него квартир на улице Колизей (в районе Елисейских полей). Генерал Миллер с благодарностью принял это предложение от человека, имевшего безупречное антибольшевистское прошлое и игравшего видную роль в эмигрантских торгово-промышленных кругах. Через некоторое время Третьяков предложил генералу Миллеру поменяться квартирами, находящимися в разных этажах. Ничего не подозревавший председатель Р.О.-В. Союза охотно принял это предложение.
После ареста Третьякова в июне с.г. и обыска на его квартире и в помещении Р.О.-В. Союза стало понятным, почему именно Третьякову понадобилось произвести перемену квартир. В кабинете Миллера был установлен (под мраморной доской камина) микрофон, а в кабинете самого Третьякова стол, привинченный к полу, провода и приемник. Таким образом резидент ГПУ в Париже годами мог слышать все разговоры, происходившие в управлении РОВСа. Кроме того рабочими коммунистами французского министерства почты, телеграфа и телефона был проведен прямой провод с улицы Колизей на улицу Гренель, где помещалось советское полпредство.
"Паризер Цейтунг" полагает, что в результате гнусной провокаторской работы Третьякова погибло в застенках ГПУ около 30 русских антибольшевиков, отправившихся из Франции в СССР для террористических действий.
Как теперь выяснилось из бумаг минского архива НКВД, не Скоблин, а именно Третьяков был главным тайным резидентом в Париже. Скоблин находился у Третьякова в подчинении и руководство похищением генерала Миллера принадлежало Третьякову. Объясняется также внезапное исчезновение Скоблина из помещения РОВСа, куда его привез полковник Мацылев, и откуда адмирал Кедров предложил ему отправиться вместе с ним в полицейский комиссариат. Он просто поднялся одним этажом выше и скрылся на квартире у Третьякова.
Все газеты выражают уверенность, что с арестом Третьякова будут до конца раскрыты все гнусные преступления, совершенные заграничными большевистскими агентами ГПУ.
Коминтерн, свивший свое змеиное гнездо в Москве, вел в течение двадцати лет, яростную борьбу со всеми зарубежными антикоммунистическими силами. Заграницей были убиты украинский деятель Петлюра, грузинский лидер Рамишвили и много других. особенно тяжелым ударам подверглись организации и союзы участников белой борьбы, бывшие соратники Деникина, Врангеля. Колчака и Юденича.
Два наиболее опасных для Коминтерна военных начальников РОВСа генералы Кутепов и Миллер были предательски уничтожены агентами Кремля. Особые агенты ГПУ искусно вводили во все зарубежные антикоммунистические организации своих провокаторов, преследуя цель полной ликвидации заграницей всех непримиримо настроенных к Коминтерну сил. 21 - Третьяков Сергей Николаевич (1882 - 1944) - общественный деятель, предприниматель. В эмиграции - один из руководителей торгово-промышленного и финансового союза. В 1942 г. раскрыт как советский агент. Расстрелян.
22 - Андреев Н.Е. То, что вспоминается... С. 440-441