(no subject)
Хотите неполиткорректное?
Вот смотрите.
Позавчера в Стамбульском порту.
Стою в очереди на регистрацию. Очередищаааа жуткая на сорок минут.
Я злая как тысяча голодных пираний. Злит неудобная обувь, медленные клерки, жара, соседи по очереди.
Соседи по очереди - турецкая семейка в количестве пять с половиной человек. Дальше по тексту: муж, жена, отец мужа, мать мужа, бабка. Очень много чемоданов, узлов, тюков, корзин.
Все навалено на тележку, которую толкает девица лет 25ти - собственно жена.
Девица брюхата плотно и некрасиво -с вывороченными губами и глазами навыкат. На узкий лоб надвинут платок. Коренастая фигура какая-то вся ненатуральная, как будто кое-как намазанная ленивым карикатуристом.
Кофта шерстяная натянута на живот. Юбка в крупный набивной цветок. Ноги в резиновых пляжных шлепках. Пальцы толстые. Опухшие. Да.
Девица молчит тяжело и как-то убого, словно боится вставить слово. Зато муж ее трещит, не умолкая. У него неприятный тенор. Выглядит он, однако, совсем по европейски. В шортах, хорошей футболке. Модельная стрижка и белые зубы. Встретишь на улице - примешь за американца. Ведет себя расслабленно, жует жвачку и все время улыбается.
И говорит!
Говорит он не с женой, а со своим отцом и бабкой. Даже больше с бабкой. Отец - плотный мужичок лет пятидесяти, изредка вставляет реплики согласия-несогласия. Кстати, он вполне симпатичен. Похож на уставшего гнома, и единственный кто хоть как-то помогает беременной невестке толкать тележку и переставлять тюки по мере продвижения очереди.
Мать мужа - т.е. свекровь - т.е. жена отца - статична. Словно ее здесь вообще нет. Если пузатая невестка еще как то задействована в сцене, вроде "кушатьподано", то мать - совсем табуретка. Ее можно убрать, или заменить на что-нибудь еще. Большое серое пятно (С) с , кажется, непропорционально крупными чертами лица.
Самая колоритная, самая яркая, самая ужасная - бабка. Старуха Изергиль и точка. Знаете, таких вот восточных старух - черных и сухих, словно насквозь просмоленных, пропитанных сажей, смолой и какой-то неприличной мудростью. У нее лицо - забыть нельзя. Каждая черточка/морщинка - чеканка. И взгляд такой бронзовый и насквозь. И движения медленные и идеально завершенные. Не просто бессмысленные жесты, а именно что со значением. И голос такой гулкий. Изнутри. Словно она уже лет сто в могиле и оттуда разговаривает. И брови седые хмурятся над крючковатым носом. Короче, жуткая бабка. Величественная.
Я, вообще, очень люблю стариков и старух. Они мне кажутся прекрасными, как горы. И непостижимыми, как горы. И просто нравятся. Особенно такие вот завершенные старики и старухи. Я могу за ними долго-долго наблюдать и бояться или умиляться, или как получится.
Вот и на эту бабку я косилась все сорок минут движения в очереди на регистрацию. И слушала. А она говорила с внуком разное. О наследстве каком-то, что она даст тому, кто заслужит. О том что молодежь нынче вся червививая насквозь. О том, что грядет день, когда всем придется отвечать за грехи. О том, что соседка Зейнеб взяла в долг и не вернула. О том, что раньше у всех было по шесть -семь детей, а теперь только по два. О том, что она дом продала, а деньги в банк положила. И прочее...
Говорила медленно. Значительно.
Говорила о том, что там в Германии куда проще потерять себя и пойти на поводу у соблазнов, что некоторые даже начинают оголять коленки(тут она покосилась на невестку) и есть свинину. Говорила, что это правильно, что внук решил забрать туда всю семью.Потому что семья должна быть вместе, и лучше бы конечно дома в Зонгулдаге, но и так тоже хорошо... И она сможет правильно воспитать правнука!
Говорила... Внук отвечал с ленивой усмешкой, мол, вы конечно правы, бабуля, но время идет... А бабка хмурила брови и говорила ему "цыц"! И он затыкался. И замолкал на время. А остальные просто молчали. И я молчала. Слушала.
И думала, что вот эта прекрасная чеканная старуха Изергиль непоколебима и непобедима. Что ее черное и белое неизменно черное и неизменно белое, и что своих детей она вырастила в этом же монохроме. И внука тоже, хотя он жует жвачку и ходит к дантисту раз в месяц. И правнука, того что пока сидит под юбкой в набивной цветок, шерстяной кофтой и проч., тоже вырастит как положено. Как положено...
И я вдруг и впервые для себя ужаснулась, что положенное в далеком и совсем восточном Зонгулдаге теперь будет положено во Франкфурте. В городе, где еще не так давно было положено совсем другое. И белокурые немецкие бабушки в кудряшках пекли штрудели и катались на велосипедах друг к другу в гости.
Я тут в аэропорту, глядя на эту чеканную Изергиль, поняла что не может быть никакого культурного микса. Нихрена не может. Ни-хре-на.
Вот смотрите.
Позавчера в Стамбульском порту.
Стою в очереди на регистрацию. Очередищаааа жуткая на сорок минут.
Я злая как тысяча голодных пираний. Злит неудобная обувь, медленные клерки, жара, соседи по очереди.
Соседи по очереди - турецкая семейка в количестве пять с половиной человек. Дальше по тексту: муж, жена, отец мужа, мать мужа, бабка. Очень много чемоданов, узлов, тюков, корзин.
Все навалено на тележку, которую толкает девица лет 25ти - собственно жена.
Девица брюхата плотно и некрасиво -с вывороченными губами и глазами навыкат. На узкий лоб надвинут платок. Коренастая фигура какая-то вся ненатуральная, как будто кое-как намазанная ленивым карикатуристом.
Кофта шерстяная натянута на живот. Юбка в крупный набивной цветок. Ноги в резиновых пляжных шлепках. Пальцы толстые. Опухшие. Да.
Девица молчит тяжело и как-то убого, словно боится вставить слово. Зато муж ее трещит, не умолкая. У него неприятный тенор. Выглядит он, однако, совсем по европейски. В шортах, хорошей футболке. Модельная стрижка и белые зубы. Встретишь на улице - примешь за американца. Ведет себя расслабленно, жует жвачку и все время улыбается.
И говорит!
Говорит он не с женой, а со своим отцом и бабкой. Даже больше с бабкой. Отец - плотный мужичок лет пятидесяти, изредка вставляет реплики согласия-несогласия. Кстати, он вполне симпатичен. Похож на уставшего гнома, и единственный кто хоть как-то помогает беременной невестке толкать тележку и переставлять тюки по мере продвижения очереди.
Мать мужа - т.е. свекровь - т.е. жена отца - статична. Словно ее здесь вообще нет. Если пузатая невестка еще как то задействована в сцене, вроде "кушатьподано", то мать - совсем табуретка. Ее можно убрать, или заменить на что-нибудь еще. Большое серое пятно (С) с , кажется, непропорционально крупными чертами лица.
Самая колоритная, самая яркая, самая ужасная - бабка. Старуха Изергиль и точка. Знаете, таких вот восточных старух - черных и сухих, словно насквозь просмоленных, пропитанных сажей, смолой и какой-то неприличной мудростью. У нее лицо - забыть нельзя. Каждая черточка/морщинка - чеканка. И взгляд такой бронзовый и насквозь. И движения медленные и идеально завершенные. Не просто бессмысленные жесты, а именно что со значением. И голос такой гулкий. Изнутри. Словно она уже лет сто в могиле и оттуда разговаривает. И брови седые хмурятся над крючковатым носом. Короче, жуткая бабка. Величественная.
Я, вообще, очень люблю стариков и старух. Они мне кажутся прекрасными, как горы. И непостижимыми, как горы. И просто нравятся. Особенно такие вот завершенные старики и старухи. Я могу за ними долго-долго наблюдать и бояться или умиляться, или как получится.
Вот и на эту бабку я косилась все сорок минут движения в очереди на регистрацию. И слушала. А она говорила с внуком разное. О наследстве каком-то, что она даст тому, кто заслужит. О том что молодежь нынче вся червививая насквозь. О том, что грядет день, когда всем придется отвечать за грехи. О том, что соседка Зейнеб взяла в долг и не вернула. О том, что раньше у всех было по шесть -семь детей, а теперь только по два. О том, что она дом продала, а деньги в банк положила. И прочее...
Говорила медленно. Значительно.
Говорила о том, что там в Германии куда проще потерять себя и пойти на поводу у соблазнов, что некоторые даже начинают оголять коленки(тут она покосилась на невестку) и есть свинину. Говорила, что это правильно, что внук решил забрать туда всю семью.Потому что семья должна быть вместе, и лучше бы конечно дома в Зонгулдаге, но и так тоже хорошо... И она сможет правильно воспитать правнука!
Говорила... Внук отвечал с ленивой усмешкой, мол, вы конечно правы, бабуля, но время идет... А бабка хмурила брови и говорила ему "цыц"! И он затыкался. И замолкал на время. А остальные просто молчали. И я молчала. Слушала.
И думала, что вот эта прекрасная чеканная старуха Изергиль непоколебима и непобедима. Что ее черное и белое неизменно черное и неизменно белое, и что своих детей она вырастила в этом же монохроме. И внука тоже, хотя он жует жвачку и ходит к дантисту раз в месяц. И правнука, того что пока сидит под юбкой в набивной цветок, шерстяной кофтой и проч., тоже вырастит как положено. Как положено...
И я вдруг и впервые для себя ужаснулась, что положенное в далеком и совсем восточном Зонгулдаге теперь будет положено во Франкфурте. В городе, где еще не так давно было положено совсем другое. И белокурые немецкие бабушки в кудряшках пекли штрудели и катались на велосипедах друг к другу в гости.
Я тут в аэропорту, глядя на эту чеканную Изергиль, поняла что не может быть никакого культурного микса. Нихрена не может. Ни-хре-на.