Мартовская присказка
Будем считать, что это делаю и я. Если подуть на оконное стекло, оно на миг запотеет, и густая чернота за ним разбавится невесомой теплой тенью.
Она полетит, извиваясь змейкой, и заберется в подвальное окошко, где погладит за ушами бродячего кота Кыша, которого никто никогда не гладил. Блохастый Кыш проснется и огласит округу громкой и страшно противной серенадой. По сравнению с Кышем все певцы - просто имитаторы. Столько желания вложить в свои песни может только обитатель двух параллельных миров: одновременно - снедаемый мартовским томлением некрупный и облезлый старый кот и заколдованный человек…
Человек, который никогда и никого не хотел так, чтобы об этом запеть. Человек удобно прижившийся, пригревшийся, озабоченный, обезличенный, обученный, замученный, с мозгами, полными блох… Сколько живет на свете кот Кыш, столько времени человек заколдован: не видит снов, не слышит птиц, не делает ничего бессмысленного.
«Проснись! - надрывается Кыш, - и выйди ко мне! Чтоб ты знала, я самый лучший! Я царапаю когтями тающий снег, и ору для тебя на весь двор, на весь свет! Ничего не хочу, ничем не удовольствуюсь, кроме тебя! Иди сюда, иначе мне не жить! И тебе не жить, никому не жить! Мы будем жить несколько мгновений после того, как ты явишься сюда, а все остальное будет уже неважно!»
Человек поворачивается на другой бок и накрывает голову краем одеяла. Он слышит томительный кошачий вой и досадливо прячет уши: надо выспаться, так как утром рано вставать на работу, где необходимо сделать много важного. Нужного. Сложного. Почти невозможного… Но он все еще спит, а потаенные уголки мозга сверлит ему кошачий вой, раздражает, будоражит…
Но Кыш превзошел себя и издал такую громкую, страстную и мерзкую руладу, что человек проснулся. Слабо светились цифры на часах. По квартире по-пластунски ползали сквозняки и, играя, кутались в занавески. Человек подошел к окну и хотел прикрыть форточку. Он уже коснулся ее рукой. Но вдруг оттуда, снаружи, вместе со свирепыми стонами нечеловеческой любви, донеслось нечто… Не то влажный весенний ветер. Не то незримый поток капелек или снежинок. Не то дыхание живого-преживого существа. Молчаливо ждущего знака природы, чтобы преобразиться и преобразить.
«Преобразить-разить, преображать-рожать!» - орет во дворе Кыш.
Еще пару раз рявкнет, и - того гляди - где-то далеко в низовьях реки, от этих криков треснет лёд.
А человек подумает, и наденет завтра на работу нарядную рубашку.
Разве плохо? Ведь ему - идет! Ведь он еще не старый. И зачем-то одинок.
Все, кто чувствует весну, должны сделать хотя бы по одному выдоху с мыслью о том, что ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!
И будет.
Она полетит, извиваясь змейкой, и заберется в подвальное окошко, где погладит за ушами бродячего кота Кыша, которого никто никогда не гладил. Блохастый Кыш проснется и огласит округу громкой и страшно противной серенадой. По сравнению с Кышем все певцы - просто имитаторы. Столько желания вложить в свои песни может только обитатель двух параллельных миров: одновременно - снедаемый мартовским томлением некрупный и облезлый старый кот и заколдованный человек…
Человек, который никогда и никого не хотел так, чтобы об этом запеть. Человек удобно прижившийся, пригревшийся, озабоченный, обезличенный, обученный, замученный, с мозгами, полными блох… Сколько живет на свете кот Кыш, столько времени человек заколдован: не видит снов, не слышит птиц, не делает ничего бессмысленного.
«Проснись! - надрывается Кыш, - и выйди ко мне! Чтоб ты знала, я самый лучший! Я царапаю когтями тающий снег, и ору для тебя на весь двор, на весь свет! Ничего не хочу, ничем не удовольствуюсь, кроме тебя! Иди сюда, иначе мне не жить! И тебе не жить, никому не жить! Мы будем жить несколько мгновений после того, как ты явишься сюда, а все остальное будет уже неважно!»
Человек поворачивается на другой бок и накрывает голову краем одеяла. Он слышит томительный кошачий вой и досадливо прячет уши: надо выспаться, так как утром рано вставать на работу, где необходимо сделать много важного. Нужного. Сложного. Почти невозможного… Но он все еще спит, а потаенные уголки мозга сверлит ему кошачий вой, раздражает, будоражит…
Но Кыш превзошел себя и издал такую громкую, страстную и мерзкую руладу, что человек проснулся. Слабо светились цифры на часах. По квартире по-пластунски ползали сквозняки и, играя, кутались в занавески. Человек подошел к окну и хотел прикрыть форточку. Он уже коснулся ее рукой. Но вдруг оттуда, снаружи, вместе со свирепыми стонами нечеловеческой любви, донеслось нечто… Не то влажный весенний ветер. Не то незримый поток капелек или снежинок. Не то дыхание живого-преживого существа. Молчаливо ждущего знака природы, чтобы преобразиться и преобразить.
«Преобразить-разить, преображать-рожать!» - орет во дворе Кыш.
Еще пару раз рявкнет, и - того гляди - где-то далеко в низовьях реки, от этих криков треснет лёд.
А человек подумает, и наденет завтра на работу нарядную рубашку.
Разве плохо? Ведь ему - идет! Ведь он еще не старый. И зачем-то одинок.
Все, кто чувствует весну, должны сделать хотя бы по одному выдоху с мыслью о том, что ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!
И будет.