летнее
В полдневный жар, в тени, под ивами,
Украсив организмом дол,
Недвижим, с "жигулёвским" в ливере,
Я припухал, до плавок гол.
От диска скрыт листвой нечастою,
(Песок - хоть яйца запеки)
Я был с моим народом. К счастию -
Тот был подальше, у реки.
Вода купальщиками полнилась,
Летело паруса крыло...
И, утверждая полдня подлинность,
Пространство звуками цвело.
Оно обменивалось файлами:
Эстет в душонке умирал
От песен Стасика Михайлова
И под "Владимирский централ".
Ещё мешал мне веки смеживать
"Ха-ха! Тону!" - девичий визг,
Ум наводя на тесность свежую,
На аппетитность мокрых пизд.
И, в бугорке песка горячего
Ладонь и щёку прописав,
Я взор невольно поворачивал -
Фтыкал на школьниц телеса.
Ундин в рябой, текучей платине
Зрачок не схватывал почти
Сквозь тусклое стекло, гадательно
(Солнцезащитные очки).
Но, и такой толИкой малою
Влеком, умел я фишку сечь:
Ах, взмахи рук... ах, губы алые...
Ах, узкость пубертатных плеч...
И вдруг, ломая дужек винтики,
Я снял очки, икнув пивком -
Видением нездешней выделки
Сын Гор к воде сходил легко
В черкеске и чувяках кожанных,
Меж пляжных хряков и говяд,
Орлиным клёкотом тревожа их:
"Няташке тонит, вах, биляд..."
А хряки, запасясь попкорнами,
Молчали - "ниибут хачи..."
Сверкал вкруг стана непокорного
Наборный дар из Кубачи,
На нём звенели, жатвы требуя,
Орудья ратного труда:
Качалась, базалаю-бебуту
В такт, амузгинская гурда
И плыло гордою фелукою
(Рапидом, плавно, как в кино)
Над раскрыленной белой буркою
Папахи облако-руно.
Как был, весь в белом, прыгнул в воду он
С гортанным кличем Казбича
И вынес на берег из омута
Двух хохотушек на плечах.
И снова в волны за подружками
Метнулся: "белия Няташ!"
И вновь с хохочущими тушками
Под мышкой выбрался на пляж.
Но в третий раз (тому причиною
Был хлад придонных родников,
В соитьи с мокрою овчиною
И весом дедовских клинков) -
Остатнюю ундину выставя
На жаркий, радостный песок
Он ускользнув в пучину мглистую
И всё. И - Лету пересёк.
...Рябь пела солнечными вспышками,
Но небо сделалось серей,
Когда всплыла папаха пышная
И пузыри из газырей.
И чернотою Юг окрасился.
И, в понимании беды,
Затихшей стайкой восьмиклассницы
Друг к дружке жались у воды.
А пляж, хлебнув пивного опия,
Размазав пену по груди,
Циклопьим взглядом, исподлобия,
Его папаху проводил.
И я, устав хуйнёю мучаться,
Напором ветра охлаждён,
Пихал в пакет своё имущество
Под начинавшимся дождём.
