Тюмень. Наши "экскурсоводы"
В завершение длинной череды описаний всего, произошедшего в осумбез-путешествии в Пермь-Тюмень, я хочу ещё раз поблагодарить наших "экскурсоводов" по Тюмени - noctu-vigilus и artem_is.
А чтобы широкой ЖЖ-общественности стало ясно, сколь замечательны эти люди, я не нашёл ничего лучше, чем привести выдержки из Малой Тюменской энциклопедии или Энциклопедии неотюменщиков.
(Некоторые фрагменты энциклопедии есть в сообществе neotyum_2.)
Еманов Артём Александрович
Великий неотюменщик.
Родился 10 февраля 1980 года в г. Ленинграде.
Сын профессора-медиевиста Еманова Александра Георгиевича.
На данный момент - студент пятого курса истфака.
Человек, каким обычный тюменец предстанет в своем развитии через двести, а то и все двести пятьдесят лет. А, в худшем случае, и вообще нико-гда не предстанет.
Основная черта Еманова - любовь к прекрасному и одновременно по-лезному. Он эстет в правильном смысле этого слова.
В истории культуры Артёму Алекcандровичу соответствуют не изне-женные больные закомплексованные декаденты - но всевозможные демиур-ги, культурные герои и знаменитый чукотский ворон или там селезень, кото-рый однажды напрягся и, раз, в порыве творчества, вытянул из мировой гря-зи Землю.
Примерно так и подходит Еманов к организации своего индивидуально-го и всех смежных бытий.
Прежде всего, это касается его облика. Одет этот высокий, ссутуленный как йети, молодой человек, всегда согласно - - -
Ходя по улице, он созерцает, стремясь не упустить из своих рук ни од-ной красивой = полезной вещи. Однако, такие вещи, в нашем, последнее время подметаемом городе на тротуарах, как вы понимаете, не валяются.
Поэтому Еманов очень любит помойки и мусорные баки, являя проти-воположность их основному, бомжовому контингенту.
В помойках он за свою жизнь и деятельность нашел необыкновенно большой ассортимент вещей, значительнейшая часть которых находится в экспозиции «дома-музея Артёма Еманова» где, правда, ни один из неотю-менщиков не бывал, так как живет Артём неблизко, в Восточном микрорай-оне, на улице Народной.
Из тех полезнейших вещей могу навскидку вспомнить:
- годный самоучитель французского языка,
- страшную старинную куклу с фарфоровой головой, но без ног,
- оранжевый метеозонд (в упакованном виде), накачанный впоследствии с помощью домашнего обогревателя и укрепленный в главном помещении фотоклуба «Кадр» с нарисованными глазами и ртом и нареченный «Жабр». Занял всю комнату, по площади равную иной квартире!
- множество работающих запчастей для персональных компьютеров,
- множество раритетных советских времен плакатов в стилях: «рабочая дисциплина» и «соблюдай технику безопасности»,
- множество фотоаппаратуры (см. ниже),
- чемоданы,
- окованные железом сундуки.
И так далее. Думаю, комментарии излишни.
В смысле географии помоек Артём Александрович показывает неслы-ханные по глубине знания. Шерлок Холмс, оставаясь джентельменом, пре-восходно знал Лондон трущоб. Артём Еманов, будучи джентельменом не ме-нее, превосходно знает Тюмень мусорок.
Впрочем, не только мусорок, но и вообще задворок.
На начальном этапе, как можно заключить из его рассказов о детстве, потребность ходить задворками возникла у Еманова из необходимости спря-таться от злых одноклассников, но потом, как всегда и бывает в процессе эволюции, это обстоятельство, дало ему дополнительные преимущества.
Всегда он знает какие-то ходы, снабженные особой мифологией, и в са-мом центре города умудряется пройти так, как ты никогда здесь не ходил, еще и поведав при этом поэтическую историю.
Гуляя с целью художественно пофотографировать в районе великого тюменского оврага, он однажды таинственно, в своем шаманском духе ска-зал:
- А хочешь, покажу место, где автомобили живут?
Я согласился. Подойдя к каким-то кустам, он, жестом открывателя во-допада Виктория, раздвинул их, и с обрыва открылось гигантское болото.
Из болота, подобно крокодиловым и бегемотовым спинам, торчали ры-жие спины автомобильных кузовов. Поднимались испарения и, казалось, в небе вот-вот запарят коршуны.
Джунгли в центре города… Жуть.
Есть в его странствиях также и философия, никем доселе не записанная (Еманов, что спорно, считает себя не талантливым в области литературы).
Пример:
Еманов, походя порывшись в мусорке родного университета (Перекоп-ская, 15), извлекает оттуда огромный ржавый нож - почти мачете.
Он засовывает его за пояс, под куртку, и мы продолжаем двигаться в район улицы Первомайской. Все это время, в голове Еманова ведется какая-то скрытая работа.
На Первомайской, в районе моста, огражденного ростральными колон-нами, нож извлекается на свет, и прячется на верхнюю (благо, рост позволя-ет) площадку одной из колонн.
Потом Еманов произносит многозначительное:
- Так Вещи перемещаются по Городу…
Этот феномен, кажется, еще ждет своих исследователей.
Отношения Еманова и Вещей в последнее время обрели некоторую со-циально востребованную форму. Он поступил на службу в Фонды краеведче-ского музея (где долгое время работал просто дворником). Об этом подроб-нее см. Cпасская церковь.
Приступаем к самому главному: любовь к гармонии не является для Ар-тёма Александровича некоей поэтической абстракцией или концептуализмом (чем многие неотюменщики грешат), но постоянно выражается в тысяче ма-лых дел.
Опять же, навскидку:
1) Решив переустановить в В. Маасовом компьютере «Windows» он про-водит в его доме без малого два дня, взяв на себя и поиск многочисленных драйверов, и прочие технические заморочки.
2) Встретившись со Свинкиным А. Н., решившим организовать фотоклуб «Кадр», он единственный из всех неотюменщиков является в указанный фо-токлуб как на службу и производит полную побелку плоскостей, необходи-мую замену сантехники, прикручивание на туалет таблички «Во время сто-янки не пользоваться» и так далее. Бывает, cидишь ночью в фотоклубе и сквозь сон видишь, как Артём Александрович мерно выхаживает с банкою краски, все решая, в какой же цвет покрасить трубы отопления - в красный или все-таки в синий?
3) Постоянно создает вокруг себя атмосферу благоустройства, cколачивая из подсобных материалов столы, cтулья, мостки для полоскания белья (см. Исеть) и т. д. Данная уютность и хозяйственность, даже без учета благородных физических и духовных качеств Еманова, делает исключитель-но положительными отзывы о нем окрестных дам. Дамой сердца Еманова А. А. является Шустова Елена.
4) Родители последней живут в деревне Ишимского, кажется, района. Поездки к ним являются для Еманова праздником, поскольку его страсть к простой гармоничной сельской жизни безмерна. Вот какими словами, по рас-сказам друзей, он предвкушал посещение деревни в нынешние майские вы-ходные:
- Сяду во дворе, да. Cяду во дворе и стану топор точить. Топор, мда, хо-роший такой топорик… C одной стороны весь ржавый, c другой не весь. И буду его точить.
И, ведь, что самое главное, наточит!
Можно продолжать бесконечно.
Все вышеперечисленное суммируется Емановым в его страсти к фото-графическому делу, в чем он настоящий поэт, или, используя его, склонную к самоумалению терминологию, хочет им быть!
Именно Еманов разрушил в среде неотюменщиков стереотип о том, что в наши времена нельзя заниматься фотографией, если ты не богатенький Бу-ратино.
Еманов - как Чкалов, только тот летал на всем, у чего есть крылья, а этот снимает всем, у чего есть объектив. Cтаринными, на помойке найден-ными дедовскими «Любителями», отцовскими «Зенитами», «ФЭДами» и «Зоркими», cовременными, принадлежащими университету или музею циф-ровыми «Niconами» и т. п.
Cтоп! Еманов даже круче Чкалова! Он снимает уже даже без объектива. Недавно приходит к нам и говорит:
- Я тут в одном журнале прочитал, как сделать из картона дырочный фотоаппарат. По принципу камеры-обскура. Давай в Интернет залезем, по-смотрим выкройки.
И точно, залазим в Интернет, скачиваем выкройки и через три дня он уже приносит снимки, сделанные необъективным фотоаппаратом…
Еманов, как и в случае с помойками, опутал своею сетью весь город, и завязал связи c фотокорреспондентами газет, владельцами лавок фототоваров и маленькими подвальными старичками Кузьмичами, «лучшими в городе пе-чатальщиками»…
Об особенностях фотографического быта и творчества смотрите статью «Фотоклуб «Кадр».
В истории же тюменщичества Еманов навсегда останется высоким, об-вешанным футлярами юношей, в вечерний час уходящего лета фотографи-рующим, стоя в травах, прекрасные розовые облака над крышами родного Восточного микрорайона.
(Статейка не законченная только в области одежды Еманова. Но жена спит, а сам я не мастер про это рассуждать.)
3. 05. 04
Маас В.
(Инициал не расшифровывается)
Он же: Михаил Ваас.
Он же: Василий Мазлов.
Он же: м-р Киттинг, эсквайр (см. подборку стихов, помещённую ниже).
Он же: Фёдор Иванов.
Он же, наконец (по паспорту): Корандей Фёдор Сергеевич.
(В дополнение к этим псевдонимам мне известны также: "Неизвестные трупы в мешках", позднее трансформировавшийся в более короткий - "Трупы (и мешки)", и собственно noctu-vigilus. Прим. А Курбатова )
Один из малой когорты сознательных неотюменщиков и главный аполо-гет этого термина. (См. написанный им манифест неотюменщиков в ст. «Го-род».) Если бы не графоманские, в хорошем смысле слова, усилия Мааса, нашей энциклопедии бы не существовало.
1. Из сведений о личной жизни Мааса известно, что:
- он родился в 1980. Один из немногих нео- и вообще тюменщиков, ро-дившихся, собственно, в Тюмени;
- он часто болеет зубами. Вообще, выросши практически в сельских ус-ловиях (в деревянном доме на ул. Ямской, удобства во дворе, вода - в колон-ке), Маас, однако, очень чувствителен к переменам погоды и так и норовит простудиться при самом слабом усилении ветра. Зубы от таких непогод стра-дают в первую очередь;
- у него есть сестра Ленка, 10-ти лет, знающая в лицо всех битлов;
- женат на Ире Пермяковой (о которой пусть сам и пишет).
2. Многосторонне развито́й человек. Вполне соответствует знаменитому определению Энгельса «титан эпохи Возрождения».
Судите сами:
2. 1. В начале 2002 автор этих строк, Н. Васильев, с подачи Натальи Жаркевич прочитал номер «Хроник» с подборкой стихов Мааса и узнал, что в Тюмени есть хотя бы один приличный поэт. В дальнейшем, по мере чтения других произведений, он понял, что Маас - не просто хороший поэт, но луч-ший в Тюмени, а, возможно, и в - - -
Хочу, чтобы всем стало понятно: я считаю Мааса лучшим поэтом не по-тому, что он мой друг, но, напротив, он стал моим лучшим другом в т. ч. и потому, что он лучший поэт. «Мастер выше, чем я».
Среди его литературных предпочтений: Публий Овидий Назон, Уильям Вордсворт (и прочие лекисты), Владимир Фёдорович кн. Одоевский (и про-чие любомудры, которые «архивны юноши…»), Даниил Хармс (и прочие обэриуты), Аркадий Гайдар, Андрей Платонов, Джек Керуак, Дмитрий Алек-сандрович Пригов, Мирослав Немиров.
Поскольку живёт Маас теперь в квартире жены (но тоже в деревянном бараке!) в Заречном мкр-не, он образовал на новом месте из одного себя школу ЗАреченских ПОэтов-Романтиков (аббревиатуру составьте сами).
Несколько месяцев носится с идеей поэтического вечера: «Еще можно поставить громадную бутыль с кипяченой водой под лозунгом «РУССКИЙ ЛИТЕРАТОР ДОЛЖЕН ПИТЬ!»
2. 2. Не только закончил истфак, как многие (см. Перекопская, 15), но ещё и кандидат исторических наук. Ну, не совсем пока кандидат, но тема диссертации уже есть: «Паломничество в ирландской литературной тради-ции».
Для неё он переводит с латыни средневековую книжку «Плавание св. Брендана», хотя перевод уже сделан до него. Знание латыни, пусть со слова-рём, - непременный атрибут «титана Возрождения», да и любого настоящего учёного.
Кроме того, под таковым благонравным предлогом выиграл грант и на этот грант жил целый месяц в Санкт-Петербурге, откуда слал открытки с па-норамами северной столицы и изысканными стилизациями, вроде:
«В Петербурх, к царице…» В рождественскую ночь …. года, скрючив-шись у окна поезда с непременною луной и всей заиндевелой стужею вокруг, въезжал наш герой в невский город и, взаправду, боясь, трепеща даже, перед всеми его неизвестными, оттого холодными, бульварами, улицами, воспетым Невским проспектом, Аничковым мостом, какой непременно хочется устро-ить дома, да где только взять одних коней?
И сидел он, считая последние минуты перед прибытием на дымный, сонный перрон и смотрел прямо перед собой с тусклым образом рождествен-ской луны в глазах и с мечтою непременно посетить в Шестилавочной улице, д. 11, дом Даниила Ивановича».
Да, Маас (вернёмся от к герою сей заметки) нашёл дом Хармса Даниила Ивановича, долго не решался войти в низкие ворота, а войдя, обнаружил там 140-е отделение почты. На его вопрос: «А правда, здесь Хармс жил?» - сви-репая тетка ответила: «Не знаем мы никакого хармса».
«Так что всё, как у него в произведениях», - прокомментировал этот случай Маас в личном письме.
Проживал он там в квартире умершей учительницы, среди библиотеки усопшей, где хранились старые издания Гоголя и Вагинова.
2. 3. Гитарист. Как только увидит гитару, хватает её и лабает блюзы и песни группы «Битлз» и поёт дурным голосом. Этим он всех ужасно достаёт и по этой же причине бывает часто ругаем женой. «Вот вы придёте на один вечер, - говорит она гостям, которые иногда бросаются на его защиту, - а я каждый день его вынуждена слушать!»
Но, к счастью, Маас не замечен в качестве музыканта ни одной из про-винциальных рок-групп. Его же собственный проект «Барабанджобэнд» представляет собой явление совсем иного порядка.
2. 4. Имеет склонность к благородному делу просветительства. Занятие это, конечно, бессмысленно, но «капля долбит камень», как мудро заметил однажды сам Маас. Идеолог и организатор таких проектов, как «Стихи на улицах» и Хомяковский университет.
Хотя, по большей части, именно идеолог, поскольку организатор он, мягко говоря, никакой: ему даже грант для «СнУ» не доверили. Так что во-площением его идей занимаются другие люди - жена его или же метафизи-ки.
2. 5. Открыватель забытого наивного художника Галкина, жившего в Тюмени в первой половине XX века. Ходил, понимаете, несколько месяцев по архивам и музейным фондам, даже посещал галкинскую сестру (древнюю старушку, которая ничего не помнит) и в результате написал научную статью для краеведческого журнала «Лукич».
2. 6. Журналист. Сначала - самиздатский, как один из основателей «Хроник». Потом - вполне профессиональный, как корреспондент газеты «Тюменский курьер». Теперь пописывает по блату в газетёнку «Вслух о глав-ном», где его жена заведует, типа, отделом культуры-мультуры.
Не знает меры в похвалах. Ему, например, ничего не стоит начать рецен-зию на Умберто Эко такими словами: «Нет, этот итальянец воистину велик!» И ему ничего не стоит закончить рецензию на «Альтиста Данилова» так: «Эта книга описывает жизнь как она есть».
2. 7. Ветеран интеллектуального движения Тюмени - участник истфа-ковской команды по «Что?где?когде?» «Бочка».
Н. Васильев познакомился с Маасом лично в марте 2003, как раз во вре-мя областного весеннего чемпионата. Васильев всегда считал «Бочку» луч-шей командой, а игроков её - суперэрудитами и дуперлогиками. А Лёху Ива-нова так и вовсе обзывал «профэссор!» К Маасу же обращался возвышенным блоковским «Теодорих!»
2. 8. Деятель современного самиздата. Имеем в виду не только дважды упоминавшиеся «Хроники», но, прежде всего, зимне-снежно-новогодний альманах неотюменщиков «16 мандаринов» (янв. 2004).
Каково содержание альманаха, автор этих строк не знает, ибо в глаза не видел ни одного экземпляра, хотя несколько его дурных стишков без разре-шения были там напечатаны. Вернее, один-то экземпляр я видел, но о судьбе его - в другой раз. (Если честно, то видел и внимательно читал, но ругаться не хочется.)
2. 9. Имеются опыты Мааса и в таком «высоком искусстве», как художе-ственный перевод. Хотя, кажется, ни один из этих опытов не был доведён до конца. Сегодня же им было сообщено по телефону, что он переводит некое стихотворение английского романтика У. Вордсворта.
3. В качестве приложения прилагаются некоторые стихотворные сочи-нения Мааса с предуведомлением автора.
Предуведомление: В. Маас, вернее, та часть его, которая пишет стихи, являясь представителем зареченской школы поэтов-неотюменщиков, как оказывается, в процессе подборки стихов, просто не может не исповедовать, даже к удивлению себя самого, некоторые черты поэзии романтической, а именно: меланхоличность, вкупе даже с интонациями в духе memento mori. Спишем это покуда на туманный закон жанра.
* * *
…между тем, происходит паводок
и вода, голова к голове,
проникает в комнаты вяло.
Она чистая, можешь видеть,
как на дне ее спит человек
на измятой спине одеяла…
* * *
Увы, мой Милый Друг, умрем
Чтобы затем всегда
Лежать как снег под фонарем
В тревожные года.
Быть белой частью пустоты
Но быть из серебра
Узнав, как хорошо просты
Все способы добра.
* * *
Там еще такой уютный
жестяной фонарь метели
вспять летит в сиюминутной
заунывной канители
сонных лет, а также неких
пыльных призраков и леших,
снег и снег и снег и снег и
снегом образ твой завешан...
И не спишь, перебирая,
по местам предметы ставишь,
половицами играя,
как подобиями клавиш
той страны мотив далекий...
* * *
Уныние в душе гнездится
мне унаследовано впрок
от длинной предков вереницы
и от погостов и дорог,
где Смерти Друг - дождя и снега
визжа, летает, порошок
и ночь немазаной телегой
скрипит Медведицы Большой.
* * *
Способность Чувства, ища,
едва расставшись со сном,
в еще неясных Вещах
черты знакомых давно,
неровным светом дрожа
среди суставов и жил
держать Сияющий Шар
в самих ладонях души.
Призрак
(Из Кольриджа)
Ни сходства с лицами земли,
Ни черт, что б рассказать могли
О матери или отце
В ее светящемся лице.
Взлетая ввысь из-под камней
Один лишь Дух сияет в ней;
Она, она, одна она
Сквозь тело тонкое видна.
* * *
Ночь как будто сыр голландский.
Для хождения людей
Бог прорыл отверстий узких
в полной плотной темноте.
Нет прямого направленья,
просто так не повернуть,
и руками как растенье
ты нащупываешь путь.
Тесен ворох шуб кромешный,
и в какой-нибудь рукав
лезешь, словно червь, в надежде,
видеть, голову задрав
Вдруг откинув пелену
ярко-желтую Луну.
* * *
Аlcithoe, es f Алкифоя, фиванка, пре-вращенная Вакхом в летучую мышь.
Латинский словарь И. Х. Дворецкого
Без путей и дорог в полумраке парит Алкифоя.
Значит, время настало расстаться опять с головою.
Вот и снова она, будто нету ни тела ни шеи,
разлетелась повсюду охапкой летучих мышей.
И у музы рассказчиков тайну старается вызнать,
И трепещет вокруг, и, наверное, в тысячный раз
Слышит снова рассказ о несчастных Пираме и Фисбе,
“Мы умрем, и в могиле одной похороните нас”.
Все затянуто хмелем, в чаще скрывается львица,
Чаще дышится, но голова не кружится,
Не торопись, погоди торопиться, девица,
Дай насмотреться, пока не перевернулась страница.
Мы когда-нибудь станем другие почтенные старцы,
Желтые фото смотреть, в грядках заросших копаться.
Рядом с тобою, среди сорной травы и настурций
Дай насмотреться, пока не перевернулась страница.
Посвящение миссис Киттинг.
I
Итак, я буду англичанин.
По шаткой лестнице спустясь
в прихожую греметь ключами.
и дверь откроется светясь
в пустую ночь, где лай собачий
и романтической луны
привычный ореол бродячий.
и белые, летают сны.
Там ты, моя простая Дева,
стоишь у самого крыльца,
примяв траву, и где-то слева
и где-то справа от лица.
и слышно, мотылек колотится.
II
И, будет время, мы решили,
как будто мы еще не жили.
и ты, как будто Мери Шелли,
наденешь свадебный наряд.
И станешь говорить: не надо,
смотри, как моль, летая рядом,
мешает свету фонаря
и бьется о стекло плафона,
и смотрит белый бюст Платона
в кромешный сумрак декабря.
III
Там, в темноте огни Женевы
или другого городка,
разжечь огонь от уголька
предоставляете жене вы
а сами, выйдя в декабре,
и, завязав под подбородком,
найдете досок во дворе,
сломав ногой перегородки.
И ты сидишь у дверки красной,
в домашнем платье, как сестра,
и пишешь повести ужасной
эт сетера
* * *
Мы у моря. Синий студень,
в глубине его воды,
бог слепой ладонью удит
рыб звенящие ходы,
рыщет щупальцами брызгов,
и, в прибрежной полосе,
разнесчастные огрызки
сломанных игрушек всех...
* * *
Мимо твоего лица
целый мир проносится.
церкви, улицы, cтолбы
мимо уха и губы.
Гул мотора, гул мотора
и твои глаза в которых
постоянные повторы
постоянные повторы.
Другие стишки В. Мааса буквально рассыпаны бисером по нашей эн-циклопедии. Надеемся, что читатель не будет свиньёй.
21. 03. 2004
А чтобы широкой ЖЖ-общественности стало ясно, сколь замечательны эти люди, я не нашёл ничего лучше, чем привести выдержки из Малой Тюменской энциклопедии или Энциклопедии неотюменщиков.
(Некоторые фрагменты энциклопедии есть в сообществе neotyum_2.)
Еманов Артём Александрович
Великий неотюменщик.
Родился 10 февраля 1980 года в г. Ленинграде.
Сын профессора-медиевиста Еманова Александра Георгиевича.
На данный момент - студент пятого курса истфака.
Человек, каким обычный тюменец предстанет в своем развитии через двести, а то и все двести пятьдесят лет. А, в худшем случае, и вообще нико-гда не предстанет.
Основная черта Еманова - любовь к прекрасному и одновременно по-лезному. Он эстет в правильном смысле этого слова.
В истории культуры Артёму Алекcандровичу соответствуют не изне-женные больные закомплексованные декаденты - но всевозможные демиур-ги, культурные герои и знаменитый чукотский ворон или там селезень, кото-рый однажды напрягся и, раз, в порыве творчества, вытянул из мировой гря-зи Землю.
Примерно так и подходит Еманов к организации своего индивидуально-го и всех смежных бытий.
Прежде всего, это касается его облика. Одет этот высокий, ссутуленный как йети, молодой человек, всегда согласно - - -
Ходя по улице, он созерцает, стремясь не упустить из своих рук ни од-ной красивой = полезной вещи. Однако, такие вещи, в нашем, последнее время подметаемом городе на тротуарах, как вы понимаете, не валяются.
Поэтому Еманов очень любит помойки и мусорные баки, являя проти-воположность их основному, бомжовому контингенту.
В помойках он за свою жизнь и деятельность нашел необыкновенно большой ассортимент вещей, значительнейшая часть которых находится в экспозиции «дома-музея Артёма Еманова» где, правда, ни один из неотю-менщиков не бывал, так как живет Артём неблизко, в Восточном микрорай-оне, на улице Народной.
Из тех полезнейших вещей могу навскидку вспомнить:
- годный самоучитель французского языка,
- страшную старинную куклу с фарфоровой головой, но без ног,
- оранжевый метеозонд (в упакованном виде), накачанный впоследствии с помощью домашнего обогревателя и укрепленный в главном помещении фотоклуба «Кадр» с нарисованными глазами и ртом и нареченный «Жабр». Занял всю комнату, по площади равную иной квартире!
- множество работающих запчастей для персональных компьютеров,
- множество раритетных советских времен плакатов в стилях: «рабочая дисциплина» и «соблюдай технику безопасности»,
- множество фотоаппаратуры (см. ниже),
- чемоданы,
- окованные железом сундуки.
И так далее. Думаю, комментарии излишни.
В смысле географии помоек Артём Александрович показывает неслы-ханные по глубине знания. Шерлок Холмс, оставаясь джентельменом, пре-восходно знал Лондон трущоб. Артём Еманов, будучи джентельменом не ме-нее, превосходно знает Тюмень мусорок.
Впрочем, не только мусорок, но и вообще задворок.
На начальном этапе, как можно заключить из его рассказов о детстве, потребность ходить задворками возникла у Еманова из необходимости спря-таться от злых одноклассников, но потом, как всегда и бывает в процессе эволюции, это обстоятельство, дало ему дополнительные преимущества.
Всегда он знает какие-то ходы, снабженные особой мифологией, и в са-мом центре города умудряется пройти так, как ты никогда здесь не ходил, еще и поведав при этом поэтическую историю.
Гуляя с целью художественно пофотографировать в районе великого тюменского оврага, он однажды таинственно, в своем шаманском духе ска-зал:
- А хочешь, покажу место, где автомобили живут?
Я согласился. Подойдя к каким-то кустам, он, жестом открывателя во-допада Виктория, раздвинул их, и с обрыва открылось гигантское болото.
Из болота, подобно крокодиловым и бегемотовым спинам, торчали ры-жие спины автомобильных кузовов. Поднимались испарения и, казалось, в небе вот-вот запарят коршуны.
Джунгли в центре города… Жуть.
Есть в его странствиях также и философия, никем доселе не записанная (Еманов, что спорно, считает себя не талантливым в области литературы).
Пример:
Еманов, походя порывшись в мусорке родного университета (Перекоп-ская, 15), извлекает оттуда огромный ржавый нож - почти мачете.
Он засовывает его за пояс, под куртку, и мы продолжаем двигаться в район улицы Первомайской. Все это время, в голове Еманова ведется какая-то скрытая работа.
На Первомайской, в районе моста, огражденного ростральными колон-нами, нож извлекается на свет, и прячется на верхнюю (благо, рост позволя-ет) площадку одной из колонн.
Потом Еманов произносит многозначительное:
- Так Вещи перемещаются по Городу…
Этот феномен, кажется, еще ждет своих исследователей.
Отношения Еманова и Вещей в последнее время обрели некоторую со-циально востребованную форму. Он поступил на службу в Фонды краеведче-ского музея (где долгое время работал просто дворником). Об этом подроб-нее см. Cпасская церковь.
Приступаем к самому главному: любовь к гармонии не является для Ар-тёма Александровича некоей поэтической абстракцией или концептуализмом (чем многие неотюменщики грешат), но постоянно выражается в тысяче ма-лых дел.
Опять же, навскидку:
1) Решив переустановить в В. Маасовом компьютере «Windows» он про-водит в его доме без малого два дня, взяв на себя и поиск многочисленных драйверов, и прочие технические заморочки.
2) Встретившись со Свинкиным А. Н., решившим организовать фотоклуб «Кадр», он единственный из всех неотюменщиков является в указанный фо-токлуб как на службу и производит полную побелку плоскостей, необходи-мую замену сантехники, прикручивание на туалет таблички «Во время сто-янки не пользоваться» и так далее. Бывает, cидишь ночью в фотоклубе и сквозь сон видишь, как Артём Александрович мерно выхаживает с банкою краски, все решая, в какой же цвет покрасить трубы отопления - в красный или все-таки в синий?
3) Постоянно создает вокруг себя атмосферу благоустройства, cколачивая из подсобных материалов столы, cтулья, мостки для полоскания белья (см. Исеть) и т. д. Данная уютность и хозяйственность, даже без учета благородных физических и духовных качеств Еманова, делает исключитель-но положительными отзывы о нем окрестных дам. Дамой сердца Еманова А. А. является Шустова Елена.
4) Родители последней живут в деревне Ишимского, кажется, района. Поездки к ним являются для Еманова праздником, поскольку его страсть к простой гармоничной сельской жизни безмерна. Вот какими словами, по рас-сказам друзей, он предвкушал посещение деревни в нынешние майские вы-ходные:
- Сяду во дворе, да. Cяду во дворе и стану топор точить. Топор, мда, хо-роший такой топорик… C одной стороны весь ржавый, c другой не весь. И буду его точить.
И, ведь, что самое главное, наточит!
Можно продолжать бесконечно.
Все вышеперечисленное суммируется Емановым в его страсти к фото-графическому делу, в чем он настоящий поэт, или, используя его, склонную к самоумалению терминологию, хочет им быть!
Именно Еманов разрушил в среде неотюменщиков стереотип о том, что в наши времена нельзя заниматься фотографией, если ты не богатенький Бу-ратино.
Еманов - как Чкалов, только тот летал на всем, у чего есть крылья, а этот снимает всем, у чего есть объектив. Cтаринными, на помойке найден-ными дедовскими «Любителями», отцовскими «Зенитами», «ФЭДами» и «Зоркими», cовременными, принадлежащими университету или музею циф-ровыми «Niconами» и т. п.
Cтоп! Еманов даже круче Чкалова! Он снимает уже даже без объектива. Недавно приходит к нам и говорит:
- Я тут в одном журнале прочитал, как сделать из картона дырочный фотоаппарат. По принципу камеры-обскура. Давай в Интернет залезем, по-смотрим выкройки.
И точно, залазим в Интернет, скачиваем выкройки и через три дня он уже приносит снимки, сделанные необъективным фотоаппаратом…
Еманов, как и в случае с помойками, опутал своею сетью весь город, и завязал связи c фотокорреспондентами газет, владельцами лавок фототоваров и маленькими подвальными старичками Кузьмичами, «лучшими в городе пе-чатальщиками»…
Об особенностях фотографического быта и творчества смотрите статью «Фотоклуб «Кадр».
В истории же тюменщичества Еманов навсегда останется высоким, об-вешанным футлярами юношей, в вечерний час уходящего лета фотографи-рующим, стоя в травах, прекрасные розовые облака над крышами родного Восточного микрорайона.
(Статейка не законченная только в области одежды Еманова. Но жена спит, а сам я не мастер про это рассуждать.)
3. 05. 04
Маас В.
(Инициал не расшифровывается)
Он же: Михаил Ваас.
Он же: Василий Мазлов.
Он же: м-р Киттинг, эсквайр (см. подборку стихов, помещённую ниже).
Он же: Фёдор Иванов.
Он же, наконец (по паспорту): Корандей Фёдор Сергеевич.
(В дополнение к этим псевдонимам мне известны также: "Неизвестные трупы в мешках", позднее трансформировавшийся в более короткий - "Трупы (и мешки)", и собственно noctu-vigilus. Прим. А Курбатова )
Один из малой когорты сознательных неотюменщиков и главный аполо-гет этого термина. (См. написанный им манифест неотюменщиков в ст. «Го-род».) Если бы не графоманские, в хорошем смысле слова, усилия Мааса, нашей энциклопедии бы не существовало.
1. Из сведений о личной жизни Мааса известно, что:
- он родился в 1980. Один из немногих нео- и вообще тюменщиков, ро-дившихся, собственно, в Тюмени;
- он часто болеет зубами. Вообще, выросши практически в сельских ус-ловиях (в деревянном доме на ул. Ямской, удобства во дворе, вода - в колон-ке), Маас, однако, очень чувствителен к переменам погоды и так и норовит простудиться при самом слабом усилении ветра. Зубы от таких непогод стра-дают в первую очередь;
- у него есть сестра Ленка, 10-ти лет, знающая в лицо всех битлов;
- женат на Ире Пермяковой (о которой пусть сам и пишет).
2. Многосторонне развито́й человек. Вполне соответствует знаменитому определению Энгельса «титан эпохи Возрождения».
Судите сами:
2. 1. В начале 2002 автор этих строк, Н. Васильев, с подачи Натальи Жаркевич прочитал номер «Хроник» с подборкой стихов Мааса и узнал, что в Тюмени есть хотя бы один приличный поэт. В дальнейшем, по мере чтения других произведений, он понял, что Маас - не просто хороший поэт, но луч-ший в Тюмени, а, возможно, и в - - -
Хочу, чтобы всем стало понятно: я считаю Мааса лучшим поэтом не по-тому, что он мой друг, но, напротив, он стал моим лучшим другом в т. ч. и потому, что он лучший поэт. «Мастер выше, чем я».
Среди его литературных предпочтений: Публий Овидий Назон, Уильям Вордсворт (и прочие лекисты), Владимир Фёдорович кн. Одоевский (и про-чие любомудры, которые «архивны юноши…»), Даниил Хармс (и прочие обэриуты), Аркадий Гайдар, Андрей Платонов, Джек Керуак, Дмитрий Алек-сандрович Пригов, Мирослав Немиров.
Поскольку живёт Маас теперь в квартире жены (но тоже в деревянном бараке!) в Заречном мкр-не, он образовал на новом месте из одного себя школу ЗАреченских ПОэтов-Романтиков (аббревиатуру составьте сами).
Несколько месяцев носится с идеей поэтического вечера: «Еще можно поставить громадную бутыль с кипяченой водой под лозунгом «РУССКИЙ ЛИТЕРАТОР ДОЛЖЕН ПИТЬ!»
2. 2. Не только закончил истфак, как многие (см. Перекопская, 15), но ещё и кандидат исторических наук. Ну, не совсем пока кандидат, но тема диссертации уже есть: «Паломничество в ирландской литературной тради-ции».
Для неё он переводит с латыни средневековую книжку «Плавание св. Брендана», хотя перевод уже сделан до него. Знание латыни, пусть со слова-рём, - непременный атрибут «титана Возрождения», да и любого настоящего учёного.
Кроме того, под таковым благонравным предлогом выиграл грант и на этот грант жил целый месяц в Санкт-Петербурге, откуда слал открытки с па-норамами северной столицы и изысканными стилизациями, вроде:
«В Петербурх, к царице…» В рождественскую ночь …. года, скрючив-шись у окна поезда с непременною луной и всей заиндевелой стужею вокруг, въезжал наш герой в невский город и, взаправду, боясь, трепеща даже, перед всеми его неизвестными, оттого холодными, бульварами, улицами, воспетым Невским проспектом, Аничковым мостом, какой непременно хочется устро-ить дома, да где только взять одних коней?
И сидел он, считая последние минуты перед прибытием на дымный, сонный перрон и смотрел прямо перед собой с тусклым образом рождествен-ской луны в глазах и с мечтою непременно посетить в Шестилавочной улице, д. 11, дом Даниила Ивановича».
Да, Маас (вернёмся от к герою сей заметки) нашёл дом Хармса Даниила Ивановича, долго не решался войти в низкие ворота, а войдя, обнаружил там 140-е отделение почты. На его вопрос: «А правда, здесь Хармс жил?» - сви-репая тетка ответила: «Не знаем мы никакого хармса».
«Так что всё, как у него в произведениях», - прокомментировал этот случай Маас в личном письме.
Проживал он там в квартире умершей учительницы, среди библиотеки усопшей, где хранились старые издания Гоголя и Вагинова.
2. 3. Гитарист. Как только увидит гитару, хватает её и лабает блюзы и песни группы «Битлз» и поёт дурным голосом. Этим он всех ужасно достаёт и по этой же причине бывает часто ругаем женой. «Вот вы придёте на один вечер, - говорит она гостям, которые иногда бросаются на его защиту, - а я каждый день его вынуждена слушать!»
Но, к счастью, Маас не замечен в качестве музыканта ни одной из про-винциальных рок-групп. Его же собственный проект «Барабанджобэнд» представляет собой явление совсем иного порядка.
2. 4. Имеет склонность к благородному делу просветительства. Занятие это, конечно, бессмысленно, но «капля долбит камень», как мудро заметил однажды сам Маас. Идеолог и организатор таких проектов, как «Стихи на улицах» и Хомяковский университет.
Хотя, по большей части, именно идеолог, поскольку организатор он, мягко говоря, никакой: ему даже грант для «СнУ» не доверили. Так что во-площением его идей занимаются другие люди - жена его или же метафизи-ки.
2. 5. Открыватель забытого наивного художника Галкина, жившего в Тюмени в первой половине XX века. Ходил, понимаете, несколько месяцев по архивам и музейным фондам, даже посещал галкинскую сестру (древнюю старушку, которая ничего не помнит) и в результате написал научную статью для краеведческого журнала «Лукич».
2. 6. Журналист. Сначала - самиздатский, как один из основателей «Хроник». Потом - вполне профессиональный, как корреспондент газеты «Тюменский курьер». Теперь пописывает по блату в газетёнку «Вслух о глав-ном», где его жена заведует, типа, отделом культуры-мультуры.
Не знает меры в похвалах. Ему, например, ничего не стоит начать рецен-зию на Умберто Эко такими словами: «Нет, этот итальянец воистину велик!» И ему ничего не стоит закончить рецензию на «Альтиста Данилова» так: «Эта книга описывает жизнь как она есть».
2. 7. Ветеран интеллектуального движения Тюмени - участник истфа-ковской команды по «Что?где?когде?» «Бочка».
Н. Васильев познакомился с Маасом лично в марте 2003, как раз во вре-мя областного весеннего чемпионата. Васильев всегда считал «Бочку» луч-шей командой, а игроков её - суперэрудитами и дуперлогиками. А Лёху Ива-нова так и вовсе обзывал «профэссор!» К Маасу же обращался возвышенным блоковским «Теодорих!»
2. 8. Деятель современного самиздата. Имеем в виду не только дважды упоминавшиеся «Хроники», но, прежде всего, зимне-снежно-новогодний альманах неотюменщиков «16 мандаринов» (янв. 2004).
Каково содержание альманаха, автор этих строк не знает, ибо в глаза не видел ни одного экземпляра, хотя несколько его дурных стишков без разре-шения были там напечатаны. Вернее, один-то экземпляр я видел, но о судьбе его - в другой раз. (Если честно, то видел и внимательно читал, но ругаться не хочется.)
2. 9. Имеются опыты Мааса и в таком «высоком искусстве», как художе-ственный перевод. Хотя, кажется, ни один из этих опытов не был доведён до конца. Сегодня же им было сообщено по телефону, что он переводит некое стихотворение английского романтика У. Вордсворта.
3. В качестве приложения прилагаются некоторые стихотворные сочи-нения Мааса с предуведомлением автора.
Предуведомление: В. Маас, вернее, та часть его, которая пишет стихи, являясь представителем зареченской школы поэтов-неотюменщиков, как оказывается, в процессе подборки стихов, просто не может не исповедовать, даже к удивлению себя самого, некоторые черты поэзии романтической, а именно: меланхоличность, вкупе даже с интонациями в духе memento mori. Спишем это покуда на туманный закон жанра.
* * *
…между тем, происходит паводок
и вода, голова к голове,
проникает в комнаты вяло.
Она чистая, можешь видеть,
как на дне ее спит человек
на измятой спине одеяла…
* * *
Увы, мой Милый Друг, умрем
Чтобы затем всегда
Лежать как снег под фонарем
В тревожные года.
Быть белой частью пустоты
Но быть из серебра
Узнав, как хорошо просты
Все способы добра.
* * *
Там еще такой уютный
жестяной фонарь метели
вспять летит в сиюминутной
заунывной канители
сонных лет, а также неких
пыльных призраков и леших,
снег и снег и снег и снег и
снегом образ твой завешан...
И не спишь, перебирая,
по местам предметы ставишь,
половицами играя,
как подобиями клавиш
той страны мотив далекий...
* * *
Уныние в душе гнездится
мне унаследовано впрок
от длинной предков вереницы
и от погостов и дорог,
где Смерти Друг - дождя и снега
визжа, летает, порошок
и ночь немазаной телегой
скрипит Медведицы Большой.
* * *
Способность Чувства, ища,
едва расставшись со сном,
в еще неясных Вещах
черты знакомых давно,
неровным светом дрожа
среди суставов и жил
держать Сияющий Шар
в самих ладонях души.
Призрак
(Из Кольриджа)
Ни сходства с лицами земли,
Ни черт, что б рассказать могли
О матери или отце
В ее светящемся лице.
Взлетая ввысь из-под камней
Один лишь Дух сияет в ней;
Она, она, одна она
Сквозь тело тонкое видна.
* * *
Ночь как будто сыр голландский.
Для хождения людей
Бог прорыл отверстий узких
в полной плотной темноте.
Нет прямого направленья,
просто так не повернуть,
и руками как растенье
ты нащупываешь путь.
Тесен ворох шуб кромешный,
и в какой-нибудь рукав
лезешь, словно червь, в надежде,
видеть, голову задрав
Вдруг откинув пелену
ярко-желтую Луну.
* * *
Аlcithoe, es f Алкифоя, фиванка, пре-вращенная Вакхом в летучую мышь.
Латинский словарь И. Х. Дворецкого
Без путей и дорог в полумраке парит Алкифоя.
Значит, время настало расстаться опять с головою.
Вот и снова она, будто нету ни тела ни шеи,
разлетелась повсюду охапкой летучих мышей.
И у музы рассказчиков тайну старается вызнать,
И трепещет вокруг, и, наверное, в тысячный раз
Слышит снова рассказ о несчастных Пираме и Фисбе,
“Мы умрем, и в могиле одной похороните нас”.
Все затянуто хмелем, в чаще скрывается львица,
Чаще дышится, но голова не кружится,
Не торопись, погоди торопиться, девица,
Дай насмотреться, пока не перевернулась страница.
Мы когда-нибудь станем другие почтенные старцы,
Желтые фото смотреть, в грядках заросших копаться.
Рядом с тобою, среди сорной травы и настурций
Дай насмотреться, пока не перевернулась страница.
Посвящение миссис Киттинг.
I
Итак, я буду англичанин.
По шаткой лестнице спустясь
в прихожую греметь ключами.
и дверь откроется светясь
в пустую ночь, где лай собачий
и романтической луны
привычный ореол бродячий.
и белые, летают сны.
Там ты, моя простая Дева,
стоишь у самого крыльца,
примяв траву, и где-то слева
и где-то справа от лица.
и слышно, мотылек колотится.
II
И, будет время, мы решили,
как будто мы еще не жили.
и ты, как будто Мери Шелли,
наденешь свадебный наряд.
И станешь говорить: не надо,
смотри, как моль, летая рядом,
мешает свету фонаря
и бьется о стекло плафона,
и смотрит белый бюст Платона
в кромешный сумрак декабря.
III
Там, в темноте огни Женевы
или другого городка,
разжечь огонь от уголька
предоставляете жене вы
а сами, выйдя в декабре,
и, завязав под подбородком,
найдете досок во дворе,
сломав ногой перегородки.
И ты сидишь у дверки красной,
в домашнем платье, как сестра,
и пишешь повести ужасной
эт сетера
* * *
Мы у моря. Синий студень,
в глубине его воды,
бог слепой ладонью удит
рыб звенящие ходы,
рыщет щупальцами брызгов,
и, в прибрежной полосе,
разнесчастные огрызки
сломанных игрушек всех...
* * *
Мимо твоего лица
целый мир проносится.
церкви, улицы, cтолбы
мимо уха и губы.
Гул мотора, гул мотора
и твои глаза в которых
постоянные повторы
постоянные повторы.
Другие стишки В. Мааса буквально рассыпаны бисером по нашей эн-циклопедии. Надеемся, что читатель не будет свиньёй.
21. 03. 2004