Всем привет! Вот я как бы и вернулся из путинского концлагеря почти на свободу. В связи с этим у общественности ко мне возникло много вопросов. В основном они касаются подробностей отсидки. В течение полугода постараюсь на них ответить публично, осмысленно, образно и художественно. Подметил такую деталь: политзеки любят пафосно драматизировать свои «ходки», придавать им некий высокий смысл: мол, они не просто срока мотали, а при том будто бы еще за идею боролись и типа за народ страдали. Решительно заявляю: ни за какую идею я не боролся и не страдал, а за народ - тем более. Этот самый, прости хосспади, «народ» ничем не заслужил, чтоб за него кто-то страдал. Наоборот, за все то блядство, которое «народ» творит, он должен в полной мере получить свою долю страданий в соответствии с принципами исторической справедливости. Историческая справедливость - вещь жестокая, о чем я уже писал не раз. Суть ее в том, что за ошибки дедов и отцов расплачиваться приходится детям и внукам, поскольку исторические процессы разворачиваются довольно медленно в масштабах человеческой жизни.
Не очень понятен мне некий флер героизма, которым и сами узники совести, и сочувствующая им общественность окутывают политрепрессии в РФ. Давайте смотреть в суть: мы (надеюсь, я имею некоторое моральное право говорить «мы») - не герои, а жертвы, причем в большинстве своем жертвы совершенно случайные. Мало на кого охотились персонально, большинство сидит просто по доносу НОДовцев, усмотревших покушение на скрепы в фотожабе на попов или репосте, а кого-то избили на оппозиционном митинге и, чтобы это как-то оправдать, «пришили» избитому несуществующее нападение на сотрудника при исполнении и влепили срок. Большинство жертв политических репрессий - вообще мусульмане, которые «неправильно молились». При том сами посаженные магометане часто абсолютно аполитичны. Политическая мотивация существует лишь у карателей, поэтому репрессии и являются политическими.
Почитал, что про меня швабодалюбивая пресса писала за истекшие два года. Конечно, приятно, что писала, за что ей спасибо. Но читал все равно с улыбкой. Если бы то же самое написали про кого-то другого, я бы, читая, проникался праведным гневом и сочувствием к несчастному страдальцу. Но лично я за решеткой совершенно не страдал. Не, дерьмо претерпевал, конечно, но страдальцем, «терпилой» при том не являлся. Да, более 90% срока провел, как говорят зеки, «под крышей», 30% срока - в ШИЗО (самое мерзопакостное место в россианских гулагах, особенно на «красных» зонах). В смысле быта это, конечно, говенное место - холод, жуткая духота, теснота, полумрак, хавка поганая (я, хоть особой упитанностью не отличался, на 15 кг схуднул на «киче»), но зато, как я ранее писал,
для писателя там просто рай. Читай, думай пиши, страдать просто некогда.
Страдания начинаются в тот момент, когда допускаешь мысль: ах, какой я бедненький, несчастненький, ни за что посадили, ни за что на кичу закрыли на шесть квадратных метров с тремя злобными урками, мне стрёмно и страшно. Но, едрен батон, я ж свободный человек, хозяин своего внутреннего мира! Ни одна сука мусорская (не говоря уж про злобных урок) не способна заставить меня испытывать чувства, которые я испытывать не желаю. Поэтому внутренней гармонии, подпитываемой лютой злобой, я не терял. Злость, ненависть - это высшая отметка на барометре тюремного самочувствия. Если ты зол - значит жив, бодр и весел всем мразям назло (пардон за тавтологию). Утратил злобу - ее место тут же занимают страх, тоска, апатия, а там уж до депрессии и суицида рукой подать. Но чего-чего, а злобности во мне всегда было на пятерых. В общем, опытом отсидки поделюсь (многим наверняка пригодится в практическом плане), но корчить из себя страдальца и вымогать сочувствие не стану.
Повторюсь, тюрьма - рай для писателя. Многие (точнее, почти все) боятся длительного одиночного содержания. Крыша едет реально. Я же специально просился в одиночку (моя крыша съехала набекрень еще на воле, чего мне опасаться?). Голова освобождается от всякой фоновой нагрузки, поглощающей на воле 90% вычислительных ресурсов мозга. Ничто не отвлекает, можно думать. Думал я очень много и копал весьма глубоко. Пафосно выражаясь, переосмысливал. Переосмыслил немало. Читаю сейчас старого Кунгурова - там на 50% какой-то детский лепет. Чувства стыда или даже неловкости по этому поводу не испытываю. Даже наоборот. Это же прекрасно - на пятом десятке лет не утратить способности взрослеть, то есть развиваться. Хотя мало кто понимает, как приятно осознавать свои ошибки и испытывать сомнения. Сомневаться - значит мыслить. А процесс мышления биохимически доставляет большую радость. Если у тебя в жизни нет никаких удовольствий, остается получать
эндорфины, стимулируя активность нейронов. Чем активнее мозг - тем более счастлив человек. В этом смысле я был очень счастлив.
Многие спрашивают, пересмотрел ли я свои взгляды на то или на сё. Остался ли я, например, украинофобом или сталинистом, хлебнув рашистского гулага? Это вопросы из серии «перестали ли вы пить коньяк по утрам?». Сталинизм, как политический феномен, был интересен мне раньше, теперь стал еще более интересен. Но сталинистом не был, и относился к последним, мягко говоря, брезгливо, чего никогда не скрывал. Скоро отвечу подробно всем, кто спрашивал меня и про сталинизм, и про либерализм, и про патриотизм в контексте перосмысления. Особо поговорим об украинском этногенезе. С украинцами-антирашистами я на зоне находился в прекрасных отношениях, общение с ними стало в высшей степени полезными для меня.
В чем ошибался - на том внимание читателя акцентирую, но извиняться и каяться ни перед кем не собираюсь. Пока не нашел, за что. Ведь даже ошибался я, как оказалось, в правильном направлении. Поясняю: ошибка в неправильном направлении заводит в тупик; ошибка в правильном направлении приводит к противоречию, разрешение которого приближает к пониманию предмета. Если же кто-то вдруг решил, что я изрекаю истину в последней инстанции, и истово уверовал в мои заблуждения, так в том моей вины нет ни малейшей. Я всего лишь рассуждаю вслух, иду по ступенькам от простого к сложному, от общеизвестного к неочевидному, от поверхностного к скрытому, от однозначного к противоречивому.
Начну пожалуй, с вопросов либеральной общественности. Как ни странно, именно эта публика сочувствовала мне наиболее горячо, хоть и с оговоркой: мол, мы позицию Кунгурова, как ватника, империалиста и украинофоба, не разделяем, но как противника и жертву режима поддерживаем. Примерно такую же оговорку делали и националисты, только я для них был либерастом и русофобом. Кстати да, пользуясь случаем, выражаю признательность всем, кто поддерживал мою семью материально и морально. Спасибо всем - коммунистам, либералам, националистам, анархистами и бандеровцам (были и такие!). Жена говорит, что случались даже анонимные переводы в долларах из-за бугра (может от госдепа? :-). Анонимам тоже спасибо. Спасибо всем, кто мне писал в тюрягу. Каждому старался отвечать, особенно тем, кто конкретные вопросы задавал. Но, к сожалению, не все письма доходили до меня, последние 3,5 месяца вообще ни строчки не получал (цензура бдит!), да и мою писанину выпускали далеко не всю. К тому же некоторые корреспонденты забывали обратный адрес на конверте написать. Так что если кто-то не получил от меня ответа, не стесняйтесь напомнить о себе сейчас.
Итак, многих интересует вопрос о том, не стал ли я более терпим к либеральным идейкам, не изжил ли в себе ватничество, патриотизм и прочий великоимперский шлак. Тема широкая, на несколько постов, начну, пожалуй, прямо сейчас.
Как написал однажды матерый либерал и русофоб Аркадий Бабченко, невинно
убиенный и счастливо
воскресший, главная проблема нашей оппозиции в том, что она поголовно не служила и не сидела, а потому не знает той субстанции, которую помпезно называет русским народом. На самом деле это проблема не только оппозиции, но и всей элиты, то есть высшего слоя общества в самом широком смысле этого слова - она понятия не имеет о «своем» народе, живя рядом, но в какой-то параллельной реальности. Мне же просто аццки повезло - и армейскую казарму изнутри повидал, и подсел вот уже третий раз. Немаловажно и то обстоятельство, что почти 20 лет я занимался избирательными технологиями, то есть «народ», он же электорат, был объектом моего воздействия, потому его суть пришлось изучить довольно хорошо. Казалось бы, что к этому знанию добавит еще пара лет в концлагере? Почти ничего нового я, действительно, не узнал. Но, оказывается, само утилитарное знание, каким бы полным и глубоким оно ни было, нуждается в выработке отношения к нему со стороны обладателя. В этом деле тюрьма, действительно, помогла.
Покажу проблему на образном примере. Есть такая наука - антропология, изучающая человека, его происхождение, развитие, существование в природной и культурной средах. Можно быть чисто кабинетным ученым и всю жизнь изучать, допустим, феномен антропофагии, то есть, попросту людоедства. Можно написать множество научных трудов по данной теме и стать крупнейшим
экспертом по каннибализму в древнегреческой мифологии. Это будет знание абстрактно-академического характера.
Не всем ученым по душе такая скука. Есть исследователи-полевики, которые идут в экспедиции, месяцами живут в каком-нибудь племени каннибалов, изучают их язык, физиологию, психологию, обычаи. Они вежливо отказываются от свежезажаренной человечины, а может, ради науки и сами пробуют. Но в любом случае они изучают людоедов, как внешний объект, как белые люди изучают дикарей. Это живой опыт, практическое знание, сырье для теоретического осмысления и обобщения. Но науке чужды эмоции и морализаторство, для нее важно лишь понять, что заставляет дикарей поедать представителей своего вида (это ведь совершенно нехарактерно для приматов). Поэтому от этической стороны дела исследователь-антрополог отстраняется, он не испытывает отвращения к объекту своего исследования, его захватывает сам процесс познания.
Теперь представьте себе такую картину: туземцы не поняли намерений белых людей и просто решили их скушать как деликатес. А, может, даже по их поверьям съеденное мясо белого человека дает какую-то мистическую силу. В общем, их связали и посадили на полгода в клетку, решив приготовить супершашлык на ближайший значимый праздник, скажем, свадьбу сына вождя. Научные знания при таком «исследовании с полным погружением» будут получены те же самые. Но, согласитесь, что ракурс, с которого ведется наблюдение, очень сильно повлияет на отношение исследователя к изучаемому объекту. Одно дело осмысливать феномен каннибализма с позиции стороннего наблюдателя, и совсем другое - делать то же в качестве добычи людоедов, каждый день ожидая смерти. Если хоть одному ученому удастся вырваться из плена, его монография будет уже не такой эмоционально отстраненной и толерантной к культуре антропофагов.
Вот это как раз мой случай. Как практикующий политтехнолог я отлично знал, что за субстанцию представляет собой нынче так называемый русский народ. Иначе как быдлом его не назовешь. Но будучи внешним наблюдателем и манипулятором, я не ассоциировал себя с быдлом точно так же, как белый антрополог в Центральной Африке не отождествляет себя с изучаемой популяцией черных аборигенов. Я отлично осознавал культурную, ментальную пропасть, отделяющую меня от электората. Ну да, жить мне приходилось среди постсоветских туземцев. Но это же не повод опускаться до их уровня! Европейские колонисты жили в Африке многие поколения, но они не стали от этого африканцами, оставаясь белыми людьми, носителями высокой культуры. Да, негры способны принять европейскую культуру, но белый человек никогда по доброй воле не захочет «опроститься» до уровня голожопых дикарей племени Тумба-Юмба. Так же и школьный учитель, получив назначение в деревню, где население спилось и оскотинилось, не захочет «вливаться в коллектив», чтоб стать «своим в доску», он всегда останется чужаком, нелюдью для родителей своих учеников, даже если сможет завоевать авторитет среди детей.
Вот и я против своей воли, но оказался в статусе равного члена коллектива в самой клоаке, в народной гуще, так сказать, на целых два года. Поэтому ничего удивительного, что я стал системным русофобом. Примерно так же антрополог, которого людоеды уже начали потрошить для барбекю, становится убежденным противником каннибализма. Раньше, когда меня комментаторы в ЖЖ ругали либералом и русофобом, я несколько недоумевал. Нет, на «либерала» не обижался. Это для ватной массы слова «либерализм» и «гомосексуализм» являются синонимами, но я в политическом либерализме ничего ужасного не видел и сам симпатизировал идеям социал-либерализма, на базе которых вырос современный евро-социализм (социальное и правовое государство, равенство прав, принципы свободы личности и прочие приятные ништяки).
Но с какой стати я русофоб? Фобос по-гречески означает «страх», а я страха перед русскими варварам никогда не испытывал. Как-никак всю жизнь среди них прожил. В разрезе этнофобии я так же не могу быть русофобом, потому что ментально был и остаюсь русским человеком (они ведь не все поголовно дикари с ватным мозгом). Более того, никаких комплексов по поводу своей русскости никогда не испытывал, принадлежа к вестернезированной русской культуре, русскому
модерну (в исторически-цивилизационном смысле, см. по ссылке). Еще можно понять, когда русофобом становится русский, отрицающий свою русскую идентичность, но я отрицаю не русскую идентичность, а русскую дикость и варварство.
Оказывается, я просто слишком узко смотрел на понятие русофобии. Заезжая в очередной раз «под крышу», я взял в тюремной библиотеке школьные учебники отечественной истории за разные годы, от изданных в начале 90-х на деньги Сороса до современных поцреотических-крымнашистских. Мне стало любопытно, как меняется пропагандистский вектор в области школьного образования. В одном из учебников обнаружил небольшой словарик, в котором было дано такое определение русофобии, что я просто офигел - оно было на 100% про меня! Авторы учебного пособия утверждают, что русофобия - это… (
Продолжение)