Страшно
Когда я была маленькая, и сестра у меня была маленькая, мы с мамой ходили гулять. И часто проходили мимо какой-то калитки в заборе. Калитка была обычно закрыта, но иногда было видно, что она не заперта, а лишь прикрыта чуть-чуть. Забор был высокий и сплошной. Что там за забором -- было абсолютно не видно. Только иногда, когда калитка была приоткрыта, было видно, что после нее тропинка среди деревьев. И опять же, было совершенно непонятно, куда та тропинка ведет.
А когда мы гуляли с родителями, мы всегда не просто так гуляли, а отправлялись в сказочное путешествие. Скажем, бабушка так не умела. С бабушкой мы шли за молоком или к теть-Вале. А вот с мамой или папой мы всегда летели на неизведанную планету изучать космос, или шли сражаться с драконом, или шли на разведку, чтобы узнать, где живет Баба Яга. И так далее.
И некоторые места в нашей округе были однозначно расписаны. Например, Волочаевский пивзавод -- это был однозначно замок великана-людоеда. Великан был вообще-то добрый, только вот с диетой ему не повезло.
Ну, так калитка. Было совершенно очевидно, что там за калиткой что-то страшное. То ли Баба Яга там живет, то ли Кощей, то ли еще какое Чудо-Юдо лесное, но сто процентов, оттуда может кто-то страшный выскочить или наоборот туда утащить. Мы эту калитку боялись.
И вот однажды мы шли мимо калитки, а калитка была приоткрыта.
-- Да хватит уже бояться! -- решила я. -- Я ведь бесстрашный космонавтический ученый, изучаю чужую планету.
В тот раз мы изучали чужие планеты на наличие чуждого разума -- и, поверьте, чуждый разум встречался буквально на каждом шагу.
Я решительно притормозила возле этой калитки и толкнула ее -- а она гостеприимно распахнулась внутрь. Я уже даже зашла за калитку, но сестра стала плакать и говорить, что никакие знания мира не стоят моей невинно загубленной во цвете лет жизни. А то, что жизнь однозначно загубится, и все сведения, так самоотверженно собранные нашей экспедицией на чужой планете, навсегда упокоятся с миром -- было очевидно.
Короче, сестра меня в калитку не пустила. Впрочем, мама тоже сильно от похода туда отговаривала. Как я сейчас понимаю, мама просто куда-то спешила (это с папой мы гуляли-гуляли-гуляли тогда, когда никуда торопиться не надо, а прогулки с мамой -- это на самом деле практически всегда были походы на рынок, в магазин, еще куда-нибудь в очереди постоять...)
Я очень жалела, что не пошла в калитку. Более того, потом много раз мы проходили мимо калитки, я ее толкала, а она была заперта!
И с тех пор я четко знаю, что все самое интересное -- это то, что на первый взгляд страшное.
Когда мне кто-то говорит: "Почему тебе это не страшно? Как ты вообще это делаешь?" -- я каждый раз с недоумением долго не могу понять, что человеку вообще надо. Страшно -- это же самое оно!
Нет, я не настолько тупая, что у меня отказывает инстинкт самосохранения. Когда я понимаю, что это объективно опасно -- я понимаю, что это объективно опасно и я учитываю объективную опасность, когда занимаюсь тем, чем заниматься страшно.
Рожать. Рожать очень страшно. Вот просто капец, как страшно рожать. И не говорите мне, что не страшно. И объективно это опасно, неприятно, и вообще ничего хорошего конкретно в действии "рожать". Но с этого страшного начинается самое интересное.
Летать на самолете. Я очень боюсь летать на самолете. Я не могу летать на самолете. Когда самолет попадает в болтанку, я каждый раз вспоминаю, что, вероятно, мы все умрем. И каждый раз боюсь, что это случится раньше, чем мне хотелось бы. Но с полета на самолете всегда начинается что-то крайне интересное и классное. Барселона. Или Рим. Или Вьетнам. Или Палермо. Или Мадрид. Есть ли объективная опасность в полете на самолете? Да, есть, безусловно. Но стоит ли оно того?
Я вообще боюсь высоты. До дрожи в руках. Страшно боюсь. Когда мы селились в номера высотных гостиниц мы всегда просили самый верхний этаж из доступных. С высоты такой офигенный вид!
В гостинице в Измайлово, помню, были подоконники совсем невысокие, высотой до бедра. Я не могла просто подойти к окну (к закрытому, ясное дело), я всегда вставала у окна на коленках (чтобы подоконник стал по грудь -- и не выпадешь). Но какие были шикарные виды на Измайловский парк и, если вытянуть голову чуть-чуть из окна, то и на Кремль.
Да, обычно "страшные" вещи они объективно более опасные, чем "нестрашные" (но не всегда, далеко не всегда, бледные поганки выглядят совершенно безобидными, а уж мухоморы так и вовсе неимоверно прекрасными!) Но это просто повод правильно и вдумчиво оценить все риски, и все за и против. Потому что страшные вещи -- они прямо совершенно прекрасные.
Кататься на аттракционах. Я боюсь всего, что быстрее карусельки для трехлетних. Орбита, Вихрь, Веселые горки, уже не говоря о Горках Американских -- это для меня очень страшно. У меня захватывает дух и мне реально страшно. Но любой нестрашный аттракцион -- невеселый же. Какой вообще смысл нестрашных аттракционов?
"Страшно" -- это для меня вообще не аргумент против. Вот совсем. Т.е. когда я решаю "делать" или "не делать" я убираю из системы уравнений показатель "страшно". Это неправильный и ненужный аргумент.
(Тем более, что есть гораздо более хороший повод ничего не делать -- "лень", но об этом в другой раз.)
Я очень-очень бояка. Я реально боюсь всего или почти всего. Просто это не важно.
В качестве иллюстраций -- календарики, которые мы собирали в детстве, а тут мама и сестра их внезапно обнаружили. И это очень ностальгическая коллекция. Я когда-нибудь еще что-нибудь оттуда покажу.