Сникерс. Часть 1.
Пришла пора рассказать вам главную love-story этого лета.
Кажется, никто не любил меня так, как он.
Так бескорыстно и нежно.
Он приходил в гости по нескольку раз в день и сидел рядом, ничего не требуя.
Если меня не было дома, он забирался через открытое окно и ждал моего возвращения, чтобы броситься с радостным криком в мои распахнутые руки.
Нас влекло друг к другу как магнитом и, встретившись в разных уголках сада, мы подолгу обнимались на виду у всех.
Мне радостно было возвращаться домой, зная, что мы встретимся.
А на днях он уехал. Стемнело, я застыла в плотной тишине сада и едва не плакала о том, что не услышу его шагов.
... Те, кто хорошо меня знает, наверное, догадались, о ком я пишу
Конечно, о нём - соседском коте по имени Сникерс - с угольно-черной шерстью и глазами цвета зелёного берилла. Он словно сошёл со страниц булгаковских романов, и даже поразительная интуиция Сникерса со временем начала казаться мне магией.
***
Да, если вы заметили, я пишу о Сникерсе с комичным пафосом, но, боги, этим летом у меня перевернулись представления о преданности животных. И я впечатлена аж до дрожи.
Вы ведь тоже знаете все эти стереотипы о независимых и гордых котах, которые любят только вкусно поесть, а хозяин им нужен исключительно как источник еды?
Признаться, меня порядком раздражает такая безапелляционная уверенность в том, как устроены другие живые существа.
«Нет, вы серьёзно?» - думала я, вспоминая,
как в детстве моя кошка Пушок бегала по краю ванны и следила, чтобы я не утонула. Или любимая Рыся мчалась сломя голову, чтобы встретить меня, когда я возвращалась из универа поздно вечером. Да и вообще - любое время дня и ночи.
К слову сказать, котов всегда кормила моя мама, поэтому я была уверена, что они приходят ко мне за человеческим теплом. Но скептиков это бы вряд ли проняло. Наверное, им трудно выдержать накал этой чистой и светлой любви.
После смерти Рыси пять лет назад я и сама отчасти стала скептиком.
Коты перестали мне казаться столь умными и волшебными существами, какими были до этого. Мне приятно было их гладить, но внутри саднило от разочарования: все были не такими как Рыся. Не так ласкались. Не так на меня смотрели. Не разговаривали со мной чудными кошачьими позывными, как это делала разговорчивая Рыся.
Иногда я не могла уснуть по ночам и думала, какие богатства мира готова была бы отдать, если бы снова могла увидеться с Рысей.
И постепенно смирялась с тем, что никто из котов не цепляет меня так, как она. Мы с ней правда были очень похожи. Обе девочки. Рыжие. Ласковые. Разговорчивые. Ревнивые. Азартные. Шебутные. Преданные друг другу.
Такое не повторяется, наверное.
***
Такое, действительно, не повторяется.
И всё же этим летом магия случилась.
Началась с той самой минуты, когда, открыв утром дверь в сад, я увидела у крыльца Сникерса и сказала: «Заходи, малыш».
Совсем другой - угольно-чёрный, нагловатый, молчаливый и флегматичный старичок Сникерс запал мне в душу. Я начала тащиться от цветочного сладковатого запаха его шерсти, от того, как он тыкался в меня лбом и смешно вылизывал подбородок.
Через несколько дней при одном взгляде на Сникерса меня сносило волной окситоцина, и я бросалась ему навстречу, приговаривая: «Хрюндель мой, кукушоночек, пирожочек мой ненаглядный, иди же ко мне скорей на ручки!».
Отец, заходя ко мне в гости, удивлялся поначалу: «Что-то ты разбаловала кота. Он вон у тебя на диване сидит».
Но потом привык, начал здороваться со Сникерсом, и даже передавал от него приветы, если Сникерс заходил к отцу в гости.
«Заходил, тебя искал» - докладывал отец.
Я переживала, что не знаю, чем кормить дорогого гостя (тем более, мне всю жизнь говорили, что коты любят за еду). Но хозяева сказали, что у него специальный корм, и волноваться об этом не нужно.
И, действительно - к моему удивлению, Сникерс тоже полюбил меня вовсе не за еду.
Он начал приходить ко мне по три раза в день и устраивался на коленках так непринуждённо, будто знал меня всю жизнь.
Или сидел рядом на диване, пока я работала. Как Рыся в давние времена. Протянешь руку - и он тянется навстречу прохладным чёрным носом.
Наши отношения стали настолько близкими, что однажды даже привели к драме.
Как-то ночью, когда шёл дождь, я решила не выставлять Сникерса на улицу, а просто оставить дверь открытой, чтобы он мог уйти, когда захочет. Но он не ушёл, а, напротив, разбудил меня среди ночи, с громким мурлыканьем начав вылизывать мне лицо. Сквозь сон я чувствовала, как он мурлыкает то в ногах, то в изголовье. И чувствовала себя безоглядно счастливой.
А утром выяснилось, что его хозяйка полночи не спала, переживая, что с их сокровищем что-то случилось. Меня охватил лютый стыд - я думала, что хозяйка возненавидит меня за пережитые тревоги. Но она просто попросила меня выгонять Сникерса по вечерам, чтобы он возвращался домой.
Поэтому часов в 11, дочитав очередную главу в книге Стивена Кинга, я сжимала волю в кулак, открывала дверь на веранде и выносила Сникерса на траву: «Вон твой дом. Не заблудишься, кукушонок? Приходи ко мне завтра»
Он недоумённо мигал сонными глазами и уходил к светящимся окнам соседнего домика.
Но каждое утро неизменно возвращался.
Я была под впечатлением.
Неужели Сникерс приходит по три-пять раз в день только за обнимашками?
Я вспоминала жестокий эксперимент Гарри Харлоу с обезьянками и «мамой» из махрового полотенца и думала о том, насколько всё-таки недооценена и непринята в обществе нежность и тактильность.
Хотя стремление животных так часто ласкаться показывает, насколько это жизненно необходимо.
Я с грустью думала, что в обычной жизни нежности как будто часто не остаётся места и приходится маскировать её, чтобы хоть как-то легально проявить. Придумывать предлоги - потанцевать, обнять при встрече, смахнуть соринку, поддержать или утешить.
А просто так, без повода - это уже подозрительно, рискованно, уязвимо и двусмысленно.
И тонны нежности опускаются на дно и застывают, так и не проявившись…
Продолжение следует...
P.S. За фотографию спасибо Юле Панкратовой.