Марс Крапивина, Брэдбери и Льюиса
Невзначай задумалась о своем беспорядочном чтении и поняла, что за последнее время прочитала три книжки, повествующие о Марсе: «Оранжевый портрет с крапинками» В.Крапивина, «Марсианские хроники» и просто отдельные рассказы на ту же тему Р.Брэдбери и «За пределы Безмолвной планеты» (которую не могу отделить от всей величественной «Космической трилогии») К.С.Льюиса.
Ничего, кроме названия, не объединяет эти миры, созданные писательским воображением. Удивительно, какой разной - существующей в непересекающихся плоскостях! - видят Красную планету три человека из разных стран, с разными жизненными ценностями. Хотела добавить, что они из разных эпох, но, к счастью, вспомнила (и не опозорилась в первую очередь перед собой), что жили писатели - а двое здравствуют и поныне - примерно в одно время.
Марс Владислава Крапивина, холодный и неуютный, раскрашен в красно-фиолетовые тона. Он покрыт колючим песком, и мне кажется, что загадочные Оранжевые пески, в которых солнце прожаривает насквозь, - тоже Марс или, по крайней мере, между ними есть какая-то связь. Он населен людьми, разделенными на два лагеря (тут автор ничего изобретать не стал), и поэтому крапивинская планета изнемогает от непрекращающейся бессмысленной войны. Космических путешествий нет и в помине: в суровый, но отнюдь не лишенный притягательности мир можно попасть «по-крапивински», когда ты просто идешь, идешь - и оказываешься в другом пространстве, на другой планете.
Марс Брэдбери жутковат и мирен одновременно. Сочетание адской жары днем и адского же холода по ночам напоминает и Крапивина, и статьи в энциклопедиях про космос. Планета американского фантаста (я бы сказала, социального фантаста) кем только не населена: древними марсианами, поголовно вымирающими от ветрянки, занесенной с Земли; синими шарами - совершенными существами, не поврежденными злом (в «Огненные шарах» - в страшно неудачном, на мой взгляд, рассказе, где Брэдбери попытался смешать фантастику и богословие; не люблю критиковать авторитетных людей, но Нетварного света в неубедительном совершенстве синих шаров я не увидела). Где-то в космических мирах (мне кажется, и на Марсе тоже) у Брэдбери обитают кошмарные механические города, которые заманивают в себя людей и питаются ими долгие годы, и не менее кошмарные бестелесные разумы с тем же неприятным пищевым поведением. Наконец, Марс магнетически (другого слова не подберу) перерождает прибывших на себя землян (вот не пойму, подавляя их личность - некоторые строки наводят на такие мысли - или нет) и постепенно превращает их в марсиан («Они были смуглые и золотоглазые» - как ни странно, один из моих любимых рассказов, неторопливо плавящийся от жары; сама «технология» раскаленно-ленивого превращения людей в марсиан мне не очень нравится, но конец у рассказа умиротворяющий - впрочем, не без грамма брэдберевской жутковатости).
И вершина «марсологии» - Малакандра К.С.Льюиса. На мой восхищенный взгляд, Малакандра отличается от планет других писателей тем, что автор попытался создать другую реальность, а не просто перенести человеческий род на Марс, слегка прибавив ему роста, убавив веса, изменив цвет кожи и наградив телепатическими способностями. Марс Крапивина по физическим характеристикам ничем не отличается от Земли (да и не в этом его задача). Марсиане Брэдбери - по сути те же люди с присущей им болтливостью, любовью и ревностью, упертостью в своем мнении, увлечением искусством, невнимательностью к чему-то, выходящему за рамки их понимания («Земляне») и так далее. И только Льюис попробовал сотворить другие пространственные категории (страницы с описанием прибытия на Малакандру или Пелеандру мне даются тяжело и при втором, и при третьем прочтении), дать другой жизненный уклад, другие ценности обитателям планет (впрочем, о ценностях разговор отдельный).
Марс Льюиса безмятежен и гармоничен, гостеприимен и внутренне светел: как не быть таким, если все три расы обитателей живут по воле Малельдила («Я знал, кем считает его Рэнсом» - целомудренная лаконичная фраза составляет ядро Трилогии: sapienti sat). Смерть (и в общечеловеческом, и в богословском смысле) почти не касается планеты: уход ее жителей больше похож на успение, а зло в этом мире - нонсенс: только изредка можно встретить «порченого» хнау, удивляющего сородичей абсурдностью своих желаний.
Девиз крапивинского Марса - «дети еще не сошли с ума, чтобы воевать друг с другом». Нудную, но от этого не менее жестокую войну останавливает ребенок (такие сюжеты бывают основой для мнений, что писатель чересчур возвеличивает детскую «расу»: в книгах Крапивина обычно именно ребята и их взрослые друзья, что сердцем как дети, побеждают зло). В довесок к любимой мысли писателя прилагается спартанский мир, завораживающий суровым воинским духом, холодным фиолетовым небом, песчаными бурями.
Марс Брэдбери - бунт против жизни среди тоталитаризма автоматов, взявших на себя все бытовые заботы; против страсти к войне; против бездумного потребительского отношения человека к миру и в том числе к только открытому Марсу, который непременно надо освоить (попросту загадить, как уже загажена уже своя родная планета), называя его древние моря и горы в честь Рузвельта и Кеннеди, стреляя из винтовки по изящным дворцам в заброшенных городах… Спасение от этого гремучего коктейля - тихая жизнь в прохладных виллах, изучение марсианского «религио-науко-искусства» («И по-прежнему лучами серебрит простор луна…»), растворение в жаркой медлительной атмосфере, которое превращает землян в высоких стройных марсиан и начисто стирает у них память о прошлом. В то же время существует другой вариант развития поселенцев- тоска по Земле, абсолютное одиночество на планете после того, как все срываются домой, узнав о ядерной войне (вот странно, ведь от нее и бежали в космическую даль?). Из-за такого параллелизма у меня сложилось впечатление, что сам Рэй Бредбери так и не разобрался, какой из двух путей лучше для его героев; поэтому даже «омарсианивание» людей не кажется мне окончательным спасением.
Марс Льюиса... Если «Последняя битва» в «Хрониках Нарнии» - это Апокалипсис в образном переложении, то Малакандра - это предисловие к следующей части Трилогии, похожей на Книгу Бытия, на повествование об искушении в Эдемском саду, о борьбе и о том, как прародители устояли. Приключения на Малакандре - разминка, подготовка читателя к величию событий на Переландре (Венере) и на Тулкандре (нашей матушке-Земле). Как передать неохватность всего того, что называется скромным клише «внутренняя жизнь» в христианской системе координат? Никак, поэтому добавлю только лишь, что жизнь на Марсе Льюиса - не бунт против несовершенства мира, а путь к совершенству; жизнь не по горизонтали, а - по вертикали, не в глубинах космоса, а глубинах человеческой души.
Ничего, кроме названия, не объединяет эти миры, созданные писательским воображением. Удивительно, какой разной - существующей в непересекающихся плоскостях! - видят Красную планету три человека из разных стран, с разными жизненными ценностями. Хотела добавить, что они из разных эпох, но, к счастью, вспомнила (и не опозорилась в первую очередь перед собой), что жили писатели - а двое здравствуют и поныне - примерно в одно время.
Марс Владислава Крапивина, холодный и неуютный, раскрашен в красно-фиолетовые тона. Он покрыт колючим песком, и мне кажется, что загадочные Оранжевые пески, в которых солнце прожаривает насквозь, - тоже Марс или, по крайней мере, между ними есть какая-то связь. Он населен людьми, разделенными на два лагеря (тут автор ничего изобретать не стал), и поэтому крапивинская планета изнемогает от непрекращающейся бессмысленной войны. Космических путешествий нет и в помине: в суровый, но отнюдь не лишенный притягательности мир можно попасть «по-крапивински», когда ты просто идешь, идешь - и оказываешься в другом пространстве, на другой планете.
Марс Брэдбери жутковат и мирен одновременно. Сочетание адской жары днем и адского же холода по ночам напоминает и Крапивина, и статьи в энциклопедиях про космос. Планета американского фантаста (я бы сказала, социального фантаста) кем только не населена: древними марсианами, поголовно вымирающими от ветрянки, занесенной с Земли; синими шарами - совершенными существами, не поврежденными злом (в «Огненные шарах» - в страшно неудачном, на мой взгляд, рассказе, где Брэдбери попытался смешать фантастику и богословие; не люблю критиковать авторитетных людей, но Нетварного света в неубедительном совершенстве синих шаров я не увидела). Где-то в космических мирах (мне кажется, и на Марсе тоже) у Брэдбери обитают кошмарные механические города, которые заманивают в себя людей и питаются ими долгие годы, и не менее кошмарные бестелесные разумы с тем же неприятным пищевым поведением. Наконец, Марс магнетически (другого слова не подберу) перерождает прибывших на себя землян (вот не пойму, подавляя их личность - некоторые строки наводят на такие мысли - или нет) и постепенно превращает их в марсиан («Они были смуглые и золотоглазые» - как ни странно, один из моих любимых рассказов, неторопливо плавящийся от жары; сама «технология» раскаленно-ленивого превращения людей в марсиан мне не очень нравится, но конец у рассказа умиротворяющий - впрочем, не без грамма брэдберевской жутковатости).
И вершина «марсологии» - Малакандра К.С.Льюиса. На мой восхищенный взгляд, Малакандра отличается от планет других писателей тем, что автор попытался создать другую реальность, а не просто перенести человеческий род на Марс, слегка прибавив ему роста, убавив веса, изменив цвет кожи и наградив телепатическими способностями. Марс Крапивина по физическим характеристикам ничем не отличается от Земли (да и не в этом его задача). Марсиане Брэдбери - по сути те же люди с присущей им болтливостью, любовью и ревностью, упертостью в своем мнении, увлечением искусством, невнимательностью к чему-то, выходящему за рамки их понимания («Земляне») и так далее. И только Льюис попробовал сотворить другие пространственные категории (страницы с описанием прибытия на Малакандру или Пелеандру мне даются тяжело и при втором, и при третьем прочтении), дать другой жизненный уклад, другие ценности обитателям планет (впрочем, о ценностях разговор отдельный).
Марс Льюиса безмятежен и гармоничен, гостеприимен и внутренне светел: как не быть таким, если все три расы обитателей живут по воле Малельдила («Я знал, кем считает его Рэнсом» - целомудренная лаконичная фраза составляет ядро Трилогии: sapienti sat). Смерть (и в общечеловеческом, и в богословском смысле) почти не касается планеты: уход ее жителей больше похож на успение, а зло в этом мире - нонсенс: только изредка можно встретить «порченого» хнау, удивляющего сородичей абсурдностью своих желаний.
Девиз крапивинского Марса - «дети еще не сошли с ума, чтобы воевать друг с другом». Нудную, но от этого не менее жестокую войну останавливает ребенок (такие сюжеты бывают основой для мнений, что писатель чересчур возвеличивает детскую «расу»: в книгах Крапивина обычно именно ребята и их взрослые друзья, что сердцем как дети, побеждают зло). В довесок к любимой мысли писателя прилагается спартанский мир, завораживающий суровым воинским духом, холодным фиолетовым небом, песчаными бурями.
Марс Брэдбери - бунт против жизни среди тоталитаризма автоматов, взявших на себя все бытовые заботы; против страсти к войне; против бездумного потребительского отношения человека к миру и в том числе к только открытому Марсу, который непременно надо освоить (попросту загадить, как уже загажена уже своя родная планета), называя его древние моря и горы в честь Рузвельта и Кеннеди, стреляя из винтовки по изящным дворцам в заброшенных городах… Спасение от этого гремучего коктейля - тихая жизнь в прохладных виллах, изучение марсианского «религио-науко-искусства» («И по-прежнему лучами серебрит простор луна…»), растворение в жаркой медлительной атмосфере, которое превращает землян в высоких стройных марсиан и начисто стирает у них память о прошлом. В то же время существует другой вариант развития поселенцев- тоска по Земле, абсолютное одиночество на планете после того, как все срываются домой, узнав о ядерной войне (вот странно, ведь от нее и бежали в космическую даль?). Из-за такого параллелизма у меня сложилось впечатление, что сам Рэй Бредбери так и не разобрался, какой из двух путей лучше для его героев; поэтому даже «омарсианивание» людей не кажется мне окончательным спасением.
Марс Льюиса... Если «Последняя битва» в «Хрониках Нарнии» - это Апокалипсис в образном переложении, то Малакандра - это предисловие к следующей части Трилогии, похожей на Книгу Бытия, на повествование об искушении в Эдемском саду, о борьбе и о том, как прародители устояли. Приключения на Малакандре - разминка, подготовка читателя к величию событий на Переландре (Венере) и на Тулкандре (нашей матушке-Земле). Как передать неохватность всего того, что называется скромным клише «внутренняя жизнь» в христианской системе координат? Никак, поэтому добавлю только лишь, что жизнь на Марсе Льюиса - не бунт против несовершенства мира, а путь к совершенству; жизнь не по горизонтали, а - по вертикали, не в глубинах космоса, а глубинах человеческой души.