К вопросу о толковании снов...
Море шепчет нежную колыбельную, протяжно вздыхает полуночный ветер, желтая, как сыр, луна весело подмигивает сквозь прорехи в облаках. Я медленно иду по прохладному песку в сторону дюн, кутаюсь в ажурную шаль, жмурюсь тускло мерцающим звездам. За пригорком, я знаю, уютным рыжим светом встретят меня окошки маленького дома под яркой черепичной крышей. Негромко скрипнет калитка, радостный детский смех разбудит прикорнувшую на ветке дуба сову, теплые сильные руки поднимут меня в воздух и будут кружить, кружить, кружить…
- А потом?
- А потом я всегда просыпаюсь. В слезах. Потому что знаю, что такого дома не существует.
В этом кабинете почему-то всегда пахнет ванилью и сандалом. Такая непонятная, сладковато-тревожная смесь, будоражащая мое воображение - почему-то представляются мне важные медлительные слоны в расшитых золотом покрывалах, статуи Будды в окружении цветов лотоса и протяжный перезвон латунных колокольчиков. Хотя ничего подобного в этой комнате нет - только два удобных, мягких кресла, книжная полка, плотно заставленная тяжелыми бумажными фолиантами, абстрактные картины на стенах, консоль медицинского комбайна в углу. Мне каждый раз хочется спросить - а читал ли кто-нибудь хоть раз эти бумажные книги, или они здесь просто для создания правильной атмосферы… Но я так ни разу и не спросила. Ведь это, в общем-то, совершенно не важно.
У Валерчи сегодня новый галстук, серый в тонкую синюю полоску. Немножко похож на грустную морскую зебру - хотя вряд ли у зебры могут быть такие правильные, одинаковой ширины полоски…
- О чём ты думаешь, Юл? Поделись.
- О галстуке.
- О галстуке?
- Да. У тебя новый галстук, полосатый. Похож на грустную морскую зебру.
- Хм… Ты, похоже, очень любишь море. Расскажешь, почему?
Ага, сейчас. Вот сейчас я тебе все расскажу. Про долгие, полные солнечной истомы июльские вечера, когда протяжные крики чаек сливаются с шумом волн, шелестом шин по асфальту и негромким голосом Альда, напевающим что-то из Боба Марли. Про туманные утра, когда дюны словно тонут в густом белом киселе, горьковато-сладко пахнет лоза, на море штиль, но все равно слышно, как оно дышит, ворочается, вздыхает протяжно - и хочется побежать к нему со всех ног, обнять крепко-крепко и прошептать краешком губ: «Ну что ты, море? Не грусти, все обязательно будет хорошо…» Про черную, словно маслянистую поверхность воды в безлунную ночь - в нее окунаешься, словно делая последний в этой жизни вдох - и она нежно обнимает тебя со всех сторон, ласково выталкивает на поверхность, а потом качает, качает, качает, и шепчет колыбельную, и убаюкивает колкими искорками далеких звезд и ласковым прикосновением лохматого ночного ветра…
- Юл?
- Я выросла у моря. У моей бабушки был дом в дюнах, я там проводила каждое лето. Там было хорошо.
- Расскажешь мне о бабушке?
У бабушки были замечательные, теплые руки. Шершавые, слегка распухшие от артрита, но все еще ловкие пальцы. Широкие ладони, уютно обнимающие мои измазанные земляникой щеки. Улыбчивые серые глаза с гусиными лапками. Желтое платье в синих горохах, широкий кухонный передник. Бабушка пекла пироги с капустой и плюшки с корицей. Шила мне яркие ситцевые платья и украшала их кружевами. Вязала крючком, любила читать Агату Кристи и вышивать картины крестиком. У бабушки на носу была смешная круглая бородавка - я так любила целовать ее в эту бусинку и прыскать от смеха. Обнимать крепко, уткнувшись носом в плечо. Дремать на широкой бабушкиной кровати под стук спиц или стрекот швейной машинки. Ходить с бабушкой в магазин, пить на кухне чай, резать помидоры в салат…
- Бабушка умерла. Уже давно, много лет назад.
- Ты часто вспоминаешь её?
- Нет, не вспоминаю.
Зачем вспоминать того, кто постоянно живет в твоем сердце? Я не вспоминаю, я помню.
- У тебя была большая семья, Юл?
- Это важно?
- Не знаю. Как ты думаешь - это важно?
- Валерча, зачем я здесь? Все эти вопросы, книги на полках, запах сандала, уютные кресла - зачем?
Прежде чем ответить, Валерча внимательно оглядывает комнату, словно действительно стараясь понять - зачем?
- С тобой что-то происходит, Юл. Я стараюсь понять тебя.
- Зачем?
- Чтобы помочь. Мне кажется, тебе нужна помощь.
- С чего ты взял?
- Ну скажем так, я опираюсь на свой профессиональный и личный жизненный опыт. И этот опыт подсказывает мне, что людям, пытающимся выйти в окно двенадцатого этажа, обычно нужна помощь.
- Аааа… ты снова об этом.
- Угу, снова об этом. Может, объяснишь, наконец, зачем ты это сделала?
- Ну я же уже пыталась тебе объяснить. Хотелось размяться, проветрить крылья… Ну что ты смотришь на меня, как будто я законченный псих?!
- Проветрить крылья… ну да, понятно. И где они?
- Кто?
- Крылья. Которые нужно проветрить.
- Крылья улетели. А я осталась…
В комнате тускло горит ночник. За стеклянной балконной дверью сумерки густым черничным киселем заползают в сад. Ветка сосны легонько постукивает в стекло, просится в гости. Я бы и рада ее впустить, но пленникам этого славного места не положены посетители. Зато положены таблетки - две белых, розовая, голубая. Белые притупляют боль, раскаленным металлическим прутом ворочающуюся где-то под левой лопаткой. Голубая притупляет чувства, заворачивает все в постную серую вату. Розовая - отбирает сны. Она мне особенно не нравится, но пленникам этого славного места иметь свое мнение насчет таблеток тоже не положено. Так что я послушно глотаю все четыре, заслужив одобрительный кивок медсестры. И проваливаюсь в очередной черный колодец без снов - со смутной надеждой, что когда-нибудь мне все же удастся вынырнуть на поверхность…
Море беспокоится, тревожно ворочается, сердито ерошится пенными волнами. Шушукаются растревоженные порывистым ветром сосны, тоскливо скрипят в саду деревянные качели. Вот-вот прольется на землю холодным дождем свинцовая тоска осеннего неба. Пронзительно кричат, мечутся среди туч чайки… А в маленьком домике под яркой черепичной крышей тихонько потрескивают поленья в камине. По комнатам уютными волнами растекается тепло, с кухни доносится аромат свежей выпечки и только что сваренного кофе. В маленькой спаленке наверху тускло горит ночник. Рыжие кудряшки разметались по подушке, чуть слышно посапывает во сне курносый носик. Вокруг ночника легкими мотыльками порхают еще нерассказанные сказки. Чуть слышно скрипит деревянная лестница - я узнАю эти шаги из тысяч, миллионов других шагов…
- А потом?
- А потом я всегда просыпаюсь. В слезах. Потому что знаю, что такого дома не существует.
За окном сегодня пасмурно, как будто уже осень. Валерча надел вместо пиджака тонкий кашемировый свитер. В этом пего-рыжем свитере он похож на грустного одногорбого верблюда. Как-то они смешно назывались… драмадёры… или гамадрилы… не помню.
- Чему ты улыбаешься, Юл?
- В этом свитере ты похож на одногорбого верблюда. Такой же величественный и горбатый.
- И так же далеко плююсь?
Смеется. Я люблю, когда Валерча смеется. Во-первых, когда он смеется, он не задает своих дурацких вопросов. А во-вторых, он делается похожим на беззаботного вихрастого мальчишку - с рыжими веснушками на носу, разбитой коленкой и поломанным велосипедом в сарае. И еще, наверное, куском бечевки в кармане. Не знаю, зачем.
- Юл, сегодня ровно три месяца, как мы с тобой встречаемся. Как ты?
Как я? Я каждую ночь ныряю в омут без дна. Каждое утро просыпаюсь с дорожками слез на щеках, и не могу вспомнить, отчего плачу. Каждый день притворяюсь нормальной, веду пустые разговоры, прячу под майкой медленно отрастающие крылья и обхожу стороной балконы, лоджии и веранды. Каждый вечер послушно глотаю четыре таблетки - две белых, розовую и голубую.
- Хорошо, спасибо. Со мной все хорошо.
- И больше не хочется выйти в окно двенадцатого этажа, проветрить крылья?
- У людей не бывает крыльев. Так что - нет, больше не хочется…
И в этот момент главное - не смотреть в глаза этому грустному одногорбому верблюду, не выдать себя легкой дрожью ресниц, тенью сомнения во взгляде, шорохом надежды в голосе.
- Юл, посмотри на меня! Девочка, ты совсем не умеешь врать…
Дождь. С самого утра все льет, и льет, и льет. Тяжелые капли громко топочут по пластику стула, забытого на веранде. В приоткрытую балконную дверь тянет сыростью и особым, нутряным запахом влажной земли и прелой листвы. Да, моя балконная дверь теперь открыта. Так что я могу принимать гостей, когда заблагорассудится… сосновые ветки, залетающие по ночам совы, осторожный рыжий лис и любопытные белки. Вчера заходил старый бассет в ярко-красном ошейнике. Хозяин его потом долго извинялся, называя собаку бестолковой и назойливой, а мы с бассетом лишь переглядывались и беззвучно смеялись. Вчера было тепло, и солнечные блики на карминно-красной листве канадского клена напоминали беспечных солнечных зайцев. А сегодня льет. Как_из_ведра. Интересно, почему именно из ведра? Наверное, из шланга лилось бы сильнее… а уж из пожарного брандспойта…
- Юл?
Не дождавшись ответа, Валерча заходит в комнату, неслышно ступая по ковру. Окидывает взглядом стойку медицинского комбайна, провода и проводочки, трубочки, катетеры, мониторы, огоньки, лампочки… Да, Валерча, я нынче нарядна, как новогодняя ёлка.
- Привет.
- Привет. Как ты, Юл?
Просто превосходно. Наслаждаюсь жизнью на полную катушку.
- Нормально, вроде. Спасибо, что навестил.
- Юл, скажи мне… Той ночью, когда ты собиралась шагнуть из окна проветривать крылья… ты уже знала об… этом?
Знала ли я, что полгода спустя буду медленно и мучительно умирать от рака в комнате с белыми стенами и балконной дверью? Что за окном будет лить дождь, а ты будешь неловко сидеть на самом краешке стула, явно чувствуя себя не в своей тарелке? Что по утрам ко мне будет забегать в гости старый бассет в красном ошейнике, а по вечерам медсестра будет приносить три больших шприца для перфузора вместо четырех маленьких таблеток? Разумеется, знала.
- Нет, конечно. Откуда я могла знать, Валерча? Я же не ангел, книгу судьбы за пазухой не прячу… Откуда у тебя вообще взялась такая странная идея?!
- Не знаю. Просто показалось…
Показалось… Мальчик, ты совсем не умеешь врать.
Днем мы построили у воды песчаный замок. Башенки, донжон, подвесные мосты, крепостные стены… Теперь из кухонного окна маленького домика в дюнах видно, как море осторожно трогает башенки мягкой струящейся лапой - раз, другой… Кажется, ему жалко замка, но прилив неумолим, и скоро последняя, самая высокая башня скрывается в кружевной пене прибоя. Не плачь, море, завтра мы построим тебе новый замок. А пока всем пора спать. И смотреть добрые сны…
Хотя, знаешь, иногда мне снится что-то тревожное. Странная белая комната за закрытой дверью. Дождливый осенний сад за окном. Какие-то люди, шум, громкие сердитые голоса. И грустные глаза то ли морской зебры, то ли странного одногорбого верблюда… К счастью, я всегда успеваю вовремя проснуться.