Вторая Ювазия, часть 3
День десятый, 16 февраля. В Ханое я очень удачно, буквально с 10-минутным разрывом пересаживаюсь на поезд до Ниньбиня. Тут следует заметить, что изначально в мои планы на Вьетнам входило посещение Халога, мегопопулярной, но вроде бы действительно стоящей живописной бухты. Однако все прогнозы в один голос обещали на оставшиеся мне дни пасмурно-дождливую погоду, в которую поездка на корабле представляется сомнительным удовольствием. Прогнозы, похоже, сбывались, и я решаю поехать вместо Халонга в Ниньбинь, где природа напоминает Халонг, но скалы доступны к осмотру с земли. В электричке мне также выдают воду и печеньки.
Прибываю в Ниньбинь в девятом часу утра и начинаю под моросящим дожем продвигаться к центру по пустынным, замусоренным, как будто даже заброшенным улицам. Дороги по степени отсутствия транспорта (но только по этому признаку) напоминают израильский провинциальный городок в субботу. Странно как-то люди празднуют - во всяком случае, это странно выглядит снаружи. Очень долго мне не удается найти ни еды, ни вписки - все наглухо закрыто решетками и жалюзями. Помела, которую удается купить в нечаянно оказавшейся открытой овощной лавке, в очередной раз оказывается незрелой. Наконец, нахожу рабочую едальню, где наворачиваю тарелку вкусной жидкой рисовой каши со свеклой, а через время, путем сложных операций, включающих созвоны между хозяевами гостиниц и частичный подвоз меня на мопеде, вписываюсь в отличный гестхаус. Цена повышена из-за праздников, вроде бы это 115 тыс. донгов/ночь.
Гестхаус этот весьма примечателен. Он расположен в здании старой, английского стиля ж/д станции, умеренно наполнен иностранцами, наконец-то (впервые с самого Ванг-Вьенга) включает в стоимость завтраки (омлет с половиной французской булки, кусочком масла и кружкой зеленого чая). Здесь даже, в отличие от всех прочих мест, выдают полотенца. Спальные комнаты расположены в просторных помещениях на втором этаже с высокими потолками и дверями, с большими окнами. Бывший зал ожидания превращен в бильярдную-библиотеку. Бывший перрон заставлен уютными деревянными столиками и горшками с цветами. Останавливаюсь на две ночи, и, что интересно, за это время умудряюсь сменить целых три комнаты. Только-только заселившись (а это случилось уже после полудня), я нахожу свою кровать и, пользуясь одиночеством, засыпаю на пару часов. После этого я первый раз прошу поменять мне комнату, т.к. эта оказывается окнами на ж/д пути. А второй раз я попрошу переселить меня следующим утром. На сей раз причиной будет расположенный прямо напротив двери в комнату столик для курения. Последнюю ночь я буду спать одна в совершенно пустой комнате, максимально далекой как от ж/д путей, так и от курительных мест.
А в тот день, проснувшись во второй половине дня, я с большим трудом и за высокую плату (ничего ж не работает, монополия) арендую на оставшиеся полдня велосипед и еду за город смотреть на популярные скалы Trang An. Скалы неинтересны совершенно в свете все того же не-рисосезона, а также пасмурности, смога и наступающих сумерек. Сама местность плоска как блин и тоже неинтересна. На обратном пути нахожу работающее едальное заведение и дружусь со старушкой-хозяйкой. Еда, приготовленная из натыканных пальцами ингредиентов, оказывается вкусной на редкость, и я буду приходить сюда питаться еще не раз. Приготовлена была всего-навсего жареная лапша с зеленью, а к ней тушеная цветная капуста с помидорами, но все вместе образовывало идеальное сочетание, особенно после надоевшего супа с жареным тофу.
В принципе, дальше даже описывать нечего, до самого отлета уже не произойдет решительно ничего интересного. Настолько, что я даже плохо помню хронологию тех событий.
День одиннадцатый, 17 февраля. Я опять арендую велик, еду в направлении Tam Coc'а и колешу там в соответствии с туристическими маршрутами и рекомендациями викитревела весь день, ожидая хотя бы лучика солнечного света. Периодически на меня капает дождь, во время самого сильного эпизода я обедаю под навесом упакованной для меня той бабулей едой, а солнечных лучей дожидаюсь только один раз перед самым закатом и ровно на 5 минут.
За день я осматриваю: древний вписанный в скалу храм и поднимаюсь на вершину содержащей храм скалы (где меня застает очередной моросительный эпизод, поэтому наслаждение видами выходит посредственное), пещеру, отчасти похожую на первую лаосскую, но с меньшим разнообразием кристаллических образований и вполне цивильную, еще одну пещеру, похожую на затопленный наполовину тоннель, а также большой, но малоинтересный парк. В одном месте парка растут деревья с плодами, похожими на небольшие зеленые яблочки. Гуляющие срывают их и с удовольствием съедают, у меня же через время обнаруживается на них аллергия, поэтому все собранное я потом дарю девушкам-регистраторшам в гестхаусе. В другом, немало распиаренном храме не оказывается к осмотру вообще ничего достойного, кроме свисающих со стволов гигантских дурианов. К вечеру, как уже было сказано, на несколько минут появляется солнце, и я даже успеваю запечатлеть на паре кадров оживший наконец пейзаж. Во многих из перечисленных мест много народу, причем не столько за счет интуристов, сколько за счет прогуливающихся местных, частично - в честь Нового года - наряженных в национальные костюмы.
По дороге в город, уже в темноте, сворачиваю в неправильном месте и уезжаю по дороге, которая, как выяснилось, постепенно от города отдаляется. После длительного безнадежного пинания по трассе и попыток сориентироваться меня выручает хозяин магазинчика при заправке, удивительно точно описавший мне правильный маршрут и нарисовавший схему.
В городе, завидя пооткрывавшиеся наконец едальни и другие заведения, решаю попробовать национальное блюдо - овощные палочки. Они вполне ничего, островаты только немного, но выдают мне их столько, что я справляюсь лишь с половиной, остальное забираю с собой. Вообще-то я такое уже пробовала в Инчхоне, приготовленное дружественной бирманкой (той самой онни из японского поста, которая теперь учится-мучится в Пусане), и даже участвовала в заворачивании овощей в бумагу из рисового клейстера, однако вкус успела подзабыть.
Эту ночь, как уже было сказано, я сплю в комнате совсем одна.
День двенадцатый, 18 февраля. Через полсуток у меня самолет, а до него я имею определенные планы в Ханое, поэтому в Ниньбине провожу еще только полдня.
Праздники кончились, велосипед арендован за дешево, и я еду на нем опять в Tam Coc, вычисляя по дороге вчерашнюю неудачную своротку. В Tam Coc'е, так и не дождавшись солнца, собираюсь все-таки прокатиться на лодочке, несмотря на высокую плату. Утверждается, что это главный attraction здешних мест, так что я не решаюсь его проигнорировать. И напрасно. Чуда не происходит, и выкачивание денег из туристов оказывается именно выкачиванием денег и ничем иным. Никаких сногсшибательный видов, все то же, что я в изобилии видела вчера и позавчера со своего велосипеда. Разве что лодочки самим своим существованием оживляют слишком уж тусклый, утонувший в смоге пейзаж. К попыткам грубо навязать еду и напитки, продаваемые с лодок, а также содрать чаевые я была готова благодаря викитревелу и не повелась, хотя даже подготовленному человеку все это портит настроение.
К полудню возвращаюсь в город, сдаю велик, обедаю вчерашними палочками и уезжаю на дешевом автобусике в Ханой. Поначалу пассажирами оказались только я и парень-итальянец с большим горным велосипедом, но, активно подбирая людей с обочин, к середине пути автобус наполняется так, что я радуюсь, что имею место, где сидеть. Процессом наполнения автобуса заведует молодой парень - друг или родственник водителя, и процесс сей обращен им в настоящий цирк. Любая относительно неподвижная группа людей на обочине провоцирует остановку, парень выпрыгивает и чуть ли не силком втаскивает людей к нам. Забирает и вносит их вещи в автобус и всеми силами уговаривает ехать в Ханой. Не у многих хватает сил противостоять его энергии.
В Ханое я оказываюсь на людной автобусной станции, с n-ной попытки выясняю, на каком автобусе можно проехать к Старому кварталу и дожидаюсь оного. Десяти-пятнадцатиминутное ожидание оказывается отвратительным до невозможности. За это время трое разнокалиберных человека подходят и хладнокровно блюют в соседнюю урну (это что, у вьентамцев массово плохо с вестибулярными аппаратами?), рвотные же массы вперемешку с втоптанным в них мусором частыми пятнами покрывают асфальт (многие, как видно, не добежали). Запах стоит соответствующий, сдобренный хорошей порцией выхлопных газов. Из автобусов с одинаковой частотой выходят как вполне приличные на вид люди, так и отъявленные бомжи, неизвестно чем заплатившие за проезд. В общем, глядя на сию экзотику, я удивляюсь только тому, как меня саму еще не скрутил рвотный позыв. Так вот и совсем раздумаешь ехать в Индию.
Автобус медленно прется по переполненным транспортом улицам и привозит меня к переполненному народом городскому центру. Праздничные же выходные, черт бы их подрал! Публика здесь другого толка, нежели на автостанции: нарядно одетые граждане, множество детей (почти все в ярких национальных костюмах). И почти все дети, несмотря на толпу, развлекаются пусканием мыльных пузырей из автоматических пистолетов, чем окончательно выводят меня из равновесия (терпеть не могу мыльные пузыри, особенно пытающиеся ко мне прилипнуть). Стремлюсь убежать из толпы подальше но в то же время пробираюсь к цели. Цель - заранее вызнанный магазин пряжи в Старом квартале, по отзывам - с большим выбором хороших и дешевых ниток. По дороге прикалываюсь над однообразным содержимым лотков уличных торговцев: это либо жареные сосиски, либо большие плоские печеньки, приклеенные к палочке сахарным сиропом, либо нарезка фруктов - весьма дорогая. К этому следует добавить велосипедистов с пучками французских булок в передней и задней корзинах - и будет полная картина.
В Старом квартале работает множество уличных едален, и люди поедают более-менее одинаковые супы и пальцами выковыривают из них черные ракушки, сидя рядами за низкими столиками на низких пластмассовых табуреточках, выставленных местами прямо на проезжую часть. Здесь же, между столиками проворные тетушки, сидя на корточках, споласкивают с тазах с мутной серой водой суповые тарелки. Так-то я, как можно было заметить, ничего не имею против уличных едален вообще и вьетнамских супов в частности, но здесь еда имеет настолько антигигиеничный вид, что убивает аппетит на корню. Я решаюсь только на стакан свежевыжатого ананасового сока, который подают в одноразовом стакане в более-менее приличном кафе. Особый разговор - уличный транспорт, снующий безо всякого порядка на значительных скоростях прямо между пешеходами и обедающими людьми. Однако этот момент, вроде как, в азиатских мегаполисах вполне ожидаем и не стоит подробного описания.
Судя по тому, что и как я пишу, можно догадаться, что настроение у меня, мягко говоря, не благожелательное. Отчасти виной этому то, что искомый магазин найти так и не удается: едальни-то работают, и во множестве, а все прочие заведения, видимо, нет. Я обхожу квартал плотной спиралью, забираясь даже в совсем малообещающие проулки, но не нахожу и следа вожделенной вывески. От этого становится очень и очень печально - раздобыть в Корее пряжу нет ну просто никакой возможности… Я ведь специально ради этого торопилась в Ханой. Уж лучше бы еще поколесила по Ниньбиню.
Стемнело. Буквально при моем приближении к остановке подкатывает аэропортный автобус, и я с облегчением покидаю негостеприимный центр Ханоя. Я надеялась привести себе из Вьетнама килограммы хорошей пряжи, а везу только кругляшок бальзама «Звездочка» из аптеки…
День несчетный, 19 февраля. Идя на работу после ночного самолета Ханой-Пусан и утреннего Пусан-Чеджу, я радуюсь возвращению. Да уж, не в Японию, однако, съездила. Нельзя сказать, чтобы совсем все было скверно, но кривая интересности событий экспоненциально падала от начала путешествия к его концу, что не могло не сказаться на общем впечатлении от поездки.
На газонах еще лежит снег. Тогда я думала, что он последний в этом сезоне.