О псевдосемейных формах (к “Позиции Патриаршей комиссии...”)
1. “Позиция Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства по проекту Федерального закона № 649934-6 (о передаче детей на «социальное воспитание»)” - серьёзный концептуальный документ, значение которого гораздо больше вопроса, которому он посвящён, - оценке конкретного законопроекта.
В декабре 2014 г. РВС сформулировало своё отношение к текущей семейной политике. В опубликованных и направленных Президенту “Десяти тезисах о современной семейной политике” мы высказали негативное отношение к ликвидации государственного призрения сирот; констатировали фактическое вытеснение политики защиты семьи политикой обеспечения новых рынков - рынка обслуживания семей и рынка содержания детей, создаваемого вместо помощи настоящим семьям путём ускоренного искусственного развития институтов псевдосемейного устройства (тезисы 6-8).
Мы с радостью видим, что в документе Патриаршей комиссии содержатся и тезисы, которые по существу совпадают с высказанными нами. Причём, наши тезисы были по необходимости краткими, а здесь они нашли своё более подробное разъяснение. Хорошо и подробно разъяснена разница между семейным устройством детей и институциональным устройством, которое маскируется под семейное. Эта разница, говорится, определяется не внешними условиями проживания, а мотивацией принимающих родителей и полнотой их ответственности за воспитание детей.
Важными и даже свежими для ведущейся в обществе полемики являются изложенные в документе идеи, что основным направлением работы с детьми, оставшимися без попечения родителей, должно быть не скорейшее помещение их в замещающую, пусть даже временную семью, а содействие родной семье, преодоление условий, послуживших причиной прекращения родительского попечения.
“Если есть возможность сохранить родную семью, следует избегать ситуаций, в которых... личностные связи могут быть, пусть непреднамеренно, ослаблены или замещены другими. Это особенно важно в случае вынужденного разлучения ребенка с родными родителями. Сохранение связи ребенка с родной семьей и родителями в такой ситуации, как минимум, не менее значимо, чем создание для него психологически более комфортных условий в кратковременной перспективе.”
Документ намечает два важных направления “системного пересмотра” семейного законодательства - защита родительских прав от необоснованного вмешательства, гарантии приоритета родственного устройства в семью.
Наконец, подчёркивается, что позиция Патриаршей комиссии состоит не в отрицании форм институционального устройства как таковых - социальные воспитатели и сейчас могут находить себе работодателя, в том числе организующего работу в формах, в бытовом плане не отличающихся от семейных. Протест вызывает стремление называть эти формы семейными, то есть делать вид, что дети, помещённые в них, уже устроены в семью.
2. Такая чёткая позиция Патриаршей комиссии, вполне разделяемая и нами, может служить концептуальной основой не только для оценки предлагаемых новшеств семейного законодательства, но и для критического осмысления уже существующей его конструкции, которая внутренне противоречива.
Статьи 1 и 2 Семейного кодекса фактически описывают понятие семьи так, что оно включает родные семьи, а также приёмные семьи, но в старом, традиционно русском смысле слова, то есть только в смысле усыновления. Опека и попечительство, включая такую её высокооплачиваемую разновидность, как “приёмные семьи” в смысле главы 21 Кодекса, не являются формами семейного устройства, так же как понятие “член семьи” в статье 2 не включает подопечных.
С другой стороны, в Семейном кодексе (ст.123 ч.1) используется оборот “передача на воспитание в семью”, под которой в данном случае уже понимается не только усыновление, но и передача под опеку, и в “приёмные семьи”, и даже (в каких-то регионах) “патронатные семьи”. Таким образом, все эти виды устройства детей, не глядя на понятие семьи, стали тоже считаться реализацией “права ребёнка воспитываться в семье”, хотя и на правах не члена семьи, а “подопечного”.
Но разница между усыновлением и “приёмной семьёй” по обоим критериям Патриаршей комиссии ровно такая же, как разница между семейной и институциональной формой. Больше того, все те же опасности, которые Комиссия усматривает в случае принятия законопроекта “о социальном воспитании” - это явления, отмеченные нами в Тезисах РВС как уже развившиеся в обществе в результате внедрения института “приёмных семей” по действующему Кодексу. Это фактическое формирование особого «рынка» детей, лишившихся попечения родителей, вытекающая из этого экономическая потребность разных субъектов в поддержании притока таких детей, и следовательно, “давление” из-за этого на родные семьи.
То есть “приёмная семья” - это определённая стадия развития форм институционального семейного устройства. Идея законопроекта о профессиональных семьях (официально “о социальном воспитании”) хотя и звучит дико, по сути только доводит до своего логического конца уже реализованную идею платного родительства. Просто “приёмные родители”, работавшие по “Договору о приёмной семье”, поставили естественный вопрос о том, что им тогда нужны и трудовые права - отпуск (от детей!), трудовая книжка, стаж и пр. - всё, чего не может быть у родной семьи (из которой “выходит на работу” родитель), но что требуется в учреждении (куда выходит на работу воспитатель). То есть это не введение нового института, а развитие и обнажение сущности имеющегося.
Кстати, многочисленные субъекты рынка устройства в приёмные семьи, хорошо понимая разницу семейного и несемейного устройства, стараются маскировать эту сущность, выдавая себя в своих программных и рекламных документах за радетелей усыновления сирот, тогда как на самом деле они занимаются подбором детей в “приемные семьи”.
3. Однако, в отношении уже давно внедрённых институтов - опеки и “приёмной семьи” - Позиция Патриаршей комиссии не выражена однозначно и ясно: относятся они к семейным или к институциональным? Обращают на себя внимание следующие слова: “Однако, несмотря на это, в законопроекте «социальное воспитание» включается в перечень форм семейного устройства, рассматривается как разновидность опеки и попечительства. Таким образом, переданный на «социальное воспитание» ребенок будет считаться обеспеченным семейным устройством, не будет включаться в число детей, которых смогут взять на воспитание усыновители или настоящие, а не «профессиональные» приемные семьи”.
Выражение “настоящие приёмные семьи” относится здесь не к усыновлению, однако оно употреблено так, как будто речь идёт о семейном устройстве, а не институциональном. Может быть, это случайная оговорка, тем более, что в документе находится место и критике практики института “приёмных семей”. А может быть, Комиссия не видит за “приёмной семьёй” институциональности из-за её юридической формы, так как формально это разновидность опеки, а опеку Комиссия, похоже, считает семейной формой.
Но, рассуждая последовательно, с учётом упомянутого определения семьи из Кодекса и критериев, названных Комиссией, правильно было бы и на институт опеки смотреть не как на форму семейного устройства, а как на первую стадию институционализации. В этой первичной стадии (при безвозмездной опеке) мотивация зарабатывать ещё отсутствует, но полнота самостоятельности и ответственности уже отличается по сравнению с родителем (усыновителем). Опекуны подвергаются проверкам, отстранение производится не судом, а органом опеки, и т. д.
Наверное, Комиссия согласилась бы в том, что, как и в случае устроенности в институциональные формы, устройство ребёнка под опеку не должно считаться окончательным устройством, в отличие от усыновления. (Так, кстати, делается сейчас в Белоруссии, где подопечных усыновляют, в том числе опекуны.)
Такой логике вполне соответствует существующее положение, которое нам кажется правильным, но почему-то смутило Патриаршую комиссию: “Однако неродственное усыновление при этом, согласно букве закона, остается приоритетной формой устройства ребенка даже по отношению к родственной опеке“. Безусловно, семейная форма должна быть приоритетнее институциональной.
4. Нечёткость в вопросе о квалификации существующих форм устройства детей не может быть поставлена в упрёк документу Комиссии, потому что этот вопрос выходил за рамки цели документа - выражения отношения к предлагаемому новшеству. Но высокий уровень разговора, заданный в документе, просит расширить эти рамки и задать этот вопрос. Практическая важность вопроса велика - на семейное устройство работают органы опеки, и такое устройство признаётся окончательным.