Мы, славяне, не просто идеализируем Запад - он выступает у нас в качестве объекта своего рода религиозного поклонения. Уже писал, что именно он олицетворяет главную ценность, которой живёт постхристианская цивилизация - прогресс и комфорт, они идут в одной связке. Причём комфорт в специфически-западном его понимании следует отличать от обычной, присущей всем мировым цивилизациям любви к удовольствиям.
Именно в силу глубокой веры в идеализированный Запад присущие нам недостатки воспринимаются не в рамках обычного самоанализа, но в свете этой специфической религии
, мы каждый раз как бы подразумеваем: "а как с этим на Западе?" Или даже "а что сказал бы на это Запад?" То есть Запад оказывается для нас как бы Высшим Судией. В случае, например, чиновничьего воровства мы начинаем тут же думать о необходимости либо реформ (разумеется, по западному образцу), либо даже революционном разрушении существующего строя. Этого бы не было, если у нас сохранилась традиционная религия.
Ни разу не предлагаю пытаться заменить идеалы комфорта, индивидуализма и прогресса Православием, но нельзя не отметить, что у наших предков, при их поклонении Абсолютным Вещам, трансцендентным земной жизни, знание о воровстве чиновников заставляло размышлять о грехах своих собственных. Либо - это максимум - усовершенствовании государственной системы. Никому в голову не приходило копировать чужой образ жизни и чужие социальные институты дабы избавиться от собственных недостатков.
Коренной недостаток Православия как мобилизующей идеологии в том, что оно не есть религия прогресса. Прогресс, быстрое развитие и христианство (в его восточном изводе - это важно подчеркнуть) в конечном счёте, несовместимы. Не случайно русская действительность, прежде чем сделать мощный рывок в развитии в первой половине ХХ века, была вынуждена резко дистанцироваться от христианства.
Это демагогия, что Православие совместимо всегда и со всем. С любым строем, с любым типом развития... Оно вынуждено совмещаться, не более того. Будучи принятым как идеология, Православие, в конечном счёте, ведёт к застою и монархическому типу правления. Любая отечественная власть может (и должна) считаться с христианством, но для полноценного развития использовать его как идеологию невозможно. Поэтому в современном цивилизованном мире христианство дальше чем частное дело гражданина идти не будет.
Кстати, то же самое было и с Гитлером. Его правительство также дистанцировалось от христианства, сделав попытку вернуться к германскому язычеству - впрочем, довольно неуклюжую (об этом можно подробнее почитать у Н. Гудрик-Кларка "Оккультные корни нацизма" и О. Пленкове, "Мифы нации против мифов демократии"). Попытка же коммунистов создать такую идеологию провалилась также и потому, что они пытались основываться на науке. Идеология - светский аналог религии, научно обосновываться не может. Впрочем, если сравнить нацистскую и коммунистическую идеологии, то нельзя не заметить, что первая интеллектуально весьма проигрывает последней.
Вера не может обосновываться разумом, она всегда первична. Это она обосновывает разум, а не наоборот. До сих пор рядовой обыватель не может взять в толк, что рационализм и атеизм (то есть вера в отсутствие Бога) - не в меньшей мере религия, как и вера в Его существование. Здесь, очевидно, сказывается глубокая погруженность в данную религию.
Вера в коммунизм - удалённый в бесконечное будущее идеальный общественный строй - была весьма несовершенной и нежизнеспособной заменой истинной потребности в Трансцендентом. Одним из главных недостатков коммунистической веры было то, что она вынуждала рассматривать каждое поколение людей не как самоценность, но как своего рода "исторический навоз", необходимый для будущего процветания. Нельзя не заметить, что это не может не сказаться на самооценке. Советские люди постоянно ощущали себя людьми второго сорта. Эту оборотную сторону советского идеологического климата никак не могли предусмотреть теоретики и творцы нового строя, постоянно переоценивающие человеческое сознание и недооценивающее роль душевных переживаний и потребностей.
Впрочем, ошибочные мировоззрения - не единственная (и, возможно, не основная) причина бесславного окончания коммунистического проекта пируэта нашей истории. Главная - народ постепенно осознал, что построенное общество было эксплуататорским (разумеется, в неявной, завуалированной форме). Слова кардинально расходились с делом. А это неприемлемо для русского менталитета. Ибо его отличает не только особая жизненная мудрость, но и способность впадать в крайности.
Воруют везде, но только у нас это воспринимается как повод к разрушению государства. Если верой является посюстороннее (Запад), то знание о наших недостатках (возьмём шире - грехах) вынуждает направлять энергию прежде всего на внешнее - в нашем случае, скорейшее разрушение существующего порядка. Причём, по возможности "до основанья". Типичный пример - украинцы с их "майданами". Идеология "мы разрушаем, потому что всё, что было построено, не так, как на Западе; потому что Запад с нами; потому, что мы сами скоро станем Западом" - как представляется, сквозила во всех действиях малороссиян. Здесь мы имеем постоянную идеализацию западного мiра.
Кстати, отталкивание "майдановцев" от всего славянского происходит из того же источника. В их случае мы имеем крайнюю форму поклонения Западу, дошедшее аж до невротического отрицания собственной культуры и истории (которые неразрывно связаны с Россией). Надеясь стать частью Запада, украинцы тщетно пытаются выдавить из себя раба славянина.
Та же идеализация Запада сквозит и в идеологии "белоленточников" - мол, в правительстве сидят "плохие парни", их нужно как можно скорее - пока не развалили всю страну - заменить на "хороших", и дело в шляпе. Мы заживём как "цивилизованные люди". Здесь мы встречаемся с упрощённым пониманием общества, когда его сравнивают с автомобилем - мол, качество езды и направление движения всецело зависит от того, насколько хорош водитель.
Получается, что в основе "разрушительного подхода", его самым главным источником лежит вера в посюстороннее. Нам надо сгенерировать такую идеологию, чтобы не позволяла, чуть что, оглядываться на идеализированный Запад. То есть заставляла относиться к нему предельно прагматично, без некоторого превозношения. И при этом - чтобы была дружественной христианству, но не сливалась с ним. Мне кажется, вакуум именно такой идеологии будет со временем всё более ощущаться.
Как представляется, копать нужно в направлении патриотизма. Однако - это принципиальный момент - его нужно переосмыслить правильно. Базовые представления удалось сформулировать в тексте
"Основа идеологии". Над ней уже должна идти надстройка. К слову сказать, неправильно понятый патриотизм исключает создание славянского союза, который для нас, русских,
является принципиальным условием реализации либеральных принципов устроения общества. Без объединения славян полноценный либерализм у нас невозможен.
Итак, общие положения необходимой нам идеологии:
1. Прежде всего должен быть соблюдён принцип уважения к отечественной истории. Уважения к любым её этапам, в том числе как татаро-монгольскому, так и советскому. "Да, вот такой интересный выкрутас устроила нам русская жизнь. Но это был колоссальный, уникальный опыт, в то же время за период коммунистической диктатуры мы много чего добились, и вышли победителями".
Сейчас мы слишком близко к СССР, чтобы оценить его грехи и достоинства объективно, слишком хорошо знаем его недостатки (которые оказались несовместимы с жизнью).
2. Принцип уважения к Традиции и религии. Религии и Традиции вовсе не обязательно неукоснительно следовать, их надо уважать - и даже любить. Кургинян, вон, утверждает, что модерн питается энергетикой Традиции. Лажа, конечно, но как эффектно звучит! И изучать нашу религию и традиции также не помешает. Хотя бы для того, чтобы осмыслить себя, понять, отчего мы стали именно такими? Основа культуры, как-никак.
3. Потом можно перейти к отношениям с Западом. Следует адекватно оценивать как наше единство с ним - в рамках общей христианской парадигмы - так и существенных отличий, не позволяющих слиться в единое целое с Европой.
4. Уже в конце следует обратиться к прогрессу и рациональному познанию. Русским неплохо осознавать, что наука, рациональность, прогресс, свобода личности - всё это объекты их религиозных воззрений, а не просто абстрактные понятия из "Википедии". Идеология русских должна приветствовать прогресс, принимать его, однако выстраивать правильные приоритеты. Прогресс не любой ценой.
5. При всём этом должен быть постулирован принцип славянского единства и построения нового Российского союза как условия реализации либеральных принципов организации общества.
Таким образом, именно патриотизм является основой позитивной идеологии, христианство - частным делом гражданина, а именно либерализм оказывается на месте общепринятой идеологии; от него мы уже не во состоянии отказаться. Время такое. Известная уваровская триада в нашем случае будет звучать как "либерализм - славянское единство - народность".
Хорошо сформулировал направление, в котором следует двигаться А.С. Пушкин, в письме к самому главному "белоленточнику" того времени:
"...Вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые её потрясали, но у нас было своё особое предназначение. Это Россия, это её необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена.
Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех.
Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли Евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве.
Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и всё. Оно не принадлежит к хорошему обществу.
Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие её могущества, её движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Пётр Великий, который один есть целая история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привёл нас в Париж?
И (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы?
Хотя лично я сердечно привязан к Государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человека с предрассудками - я оскорблён, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал".
(Письмо к П. Чаадаеву, 6 июля 1831 г. Из Царского Села в Москву)