Холодная вера наших предков

Oct 25, 2006 14:10

В разное время я пообещал уважаемым френдам eugenex и sprezzatura2005 прокомментировать некоторые вопросы по теме «религия и общество». Пока исполняю первое обещание, поводом к которому послужила одна небольшая дискуссия. Жаль только, что самый авторитетный оппонент по этой теме - r_bagdasarov - безвременно покинул ряды ЖЖ.

Основная цель данного текста - отстоять право на «прохладное» и рациональное использование традиционной религии в качестве одного из инструментов этнокультурной идентичности, не испытывая при этом комплексов перед религиозными энтузиастами и церковными деятелями. Это право нужно вывести из самой логики православия и сложившейся вокруг него народной мифологии. Я исхожу из той же самой концепции «генетического» православия русских, которая часто используется для морального принуждения к религиозному энтузиазму. Но выводы получаются прямо противоположные.

HARD-вера и SOFT-вера.
Трактат о «генетическом» православии


I.

Есть один бестактный вопрос, который лучше не задавать новообращенным в православие знакомым. - Кто на самом деле «ближе» к Богу и «более православен» по сути своей - новообращенный из другой конфессии, соблюдающий все каноны и ритуалы, или формальный «атеист», индифферентный к религии человек, который, однако, имеет за спиной сорок поколений православных предков?

С формально-юридической точки зрения все ясно: вот человек, который регулярно ходит в храм, соблюдает все инструкции, демонстрирует истовый энтузиазм и т.д. А вот человек, который прямо утверждает, что религия ему безразлична. Что же тут обсуждать? Все ясно - но только если мы совершенно убеждены, что Бог - юрист, что его интересуют формальные, а не качественные аспекты веры. Христос на юриста похож мало. Значительная часть Нового Завета - это прямое обличение «юристов», которые думали защититься перед Богом формальным соблюдением заповедей и обрядов. А если так, то вопрос о внутреннем качестве православной веры вполне оправдан.

Что это значит - иметь за спиной 40 (30, 20, 12) поколений православных предков, вырасти частью этноса, сами основы которого были сформированы православием, и большинство представителей которого поколениями назвали себя никак иначе, но «крестьянами» ? Много ли значит в этой ситуации формальное признание или непризнание веры? От того, что русский автохтон «утратил горячую веру», он еще не становится «чистым листом» в плане религии. Пусть религия больше не актуальна в модусе обрядового энтузиазма, но она не ушла из ментальности, не ушла из культуры, не ушла из передаваемых из поколения в поколение поведенческих привычек (часто - неосознаваемых). Вполне возможно, что в ходе своеобразного социально-биологического отбора психологическая предрасположенность к ней каким-то образом отпечаталась даже на уровне ДНК. Такой человек может отвергать православие на словах - но при этом он сам, вместе со своим «безбожием», является органичным продуктом православия. В этом смысле, он даже в своем безбожии ближе к православному Богу, чем истовый неофит, сформированный чужой культурой.

Речь идет о «внутренней вере», которая встроена в «хардвер» человека, в само устройство его сознания. Эта вера по необходимости более прочная и цельная, чем та, что затронула только «софт» человека и существует пока только на уровне мировоззрения и сознательного выбора. Православие зашито у хард-верующего даже не в BIOS, а в саму «архитектуру процессора».

Сегодня стало модным обличать тех, кто, формально определяя свою принадлежность к православию, почти не ходит в церковь, не соблюдает постов, не знает катехизис, критикует РПЦ и ее иерархов. Православные энтузиасты видят в них благодатный объект для проповедей и обличений. Миссионеры других конфессий - легкую мишень для экспансии. Атеисты-космополиты принимают их за своих и считают православную идентификацию лишь данью истории. А напрасно! Речь идет не о «безверии» и не о «симуляции веры», а о более крепкой, более стойкой модификации православия, закрепленной «на генетическом уровне» и именно потому мало нуждающейся в привычных внешних атрибутах религиозности.

Кто вообще придумал, что хард-верующий должен выражать свою веру в тех же показушно-воспитательных формах, что и софт-верующий? Даже Евангелие, хотя настоящих хард-верующих во времена его создания быть еще не могло, тем не менее, дает нам яркие прообразы хард-верчества. А именно, в дискурсе Св. апостолов Иоанна и Павла (знаменитые пассажи про любовь и свободу из приписываемых им посланий). В те времена, по понятным причинам, возобладал церковный формализм, рассчитанный на массы софт-верующих. Но не странно ли, что и до сих пор, через два тысячелетия, вся церковная жизнь по-прежнему рассчитана на уровень «софт», на свежеобращенных и их ближайших потомков? Это все равно как человека, окончившего вуз, посадить назад к первоклашкам и заставлять вместе с ними читать по складам, заполнять пропись и распевать веселые детские песенки. И строго выговаривать ему за отсутствие энтузиазма и искреннего интереса к происходящему. (Впрочем, если у человека вдруг появилось искреннее желание спеть вместе с ребятишками веселую песенку, мы его осуждать не будем)

У софт-верующего ситуация принципиально иная: хардвер его души сформирован другой культурой, он исподволь конфликтует со свежеустановленным православным софтом и вне постоянного контроля тут же «отыгрывает» назад. Более того, чуждый хардвер во многом определяет само восприятие православия, искажает его. Не нужно, наверное, доказывать, что свежеобращенный новогвинейский каннибал и почтенный новгородский автохтон по-разному осмысливают знаменитую фразу: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни»... Без постоянного контроля и наставления со стороны автохтонов, истинно православным новообращенный не станет. У него нет другого пути, помимо старательного исполнения всех предписанных процедур, постоянной сверки с «мануалом», зубрежки заповедей (не убий, не укради...) и т.д. И так - поколениями, пока, наконец, его дальние потомки не обретут сокровище хард-веры.

II.

Определение феномена хард-веры вызывает к жизни три вопроса:
1. Имеет ли какое-нибудь значение для хард-православного церковный «софт»?
2. Насколько далеко может зайти автохтон, отказываясь от религии предков, радикально меняя свой «софт» на анти-православный?
3. Как следует относиться к ситуации, когда православный автохтон в то же время является горячим приверженцем церковного культа? Что это: «масло масляное» или вполне допустимая и осмысленная форма поведения?

1. Нужен ли комплекс церковных инструкций православному автохтону? Пожалуй, только однократно и для одной цели - активировать и освежить «генетическую» культурную память. Человек - не насекомое, голых инстинктов ему мало. Ознакомившись с «Основами православной культуры», ему будет проще разобраться с устройством собственной души, над которой эта культура крепко поработала за последнее тысячелетие. По этой причине я считаю возражения против обязательного для всех школьного курса откровенным недомыслием, - как со стороны тонко чувствующих православных, так и со стороны поклонников свободы совести. Первые боятся, что «принудиловка» отобьет у молодежи интерес к церкви. Вторые видят здесь ущемление личной свободы. Есть и такие, кто протестует «из принципа», - просто чтобы насолить РПЦ. Они не понимают, что в отношении хард-православных (90% населения страны) речь идет о совершенно необходимой процедуре - обретении ключа от собственного сознания и подсознания. И здесь «лучше плохо, чем ничего».

Православная культура (как бы мы к ней ни относились) уже зашита в наш мозг, и никуда от этого не уйти. Не получив ключа от этого шифра, автохтон рискует превратиться в самое настоящее насекомое - жить и действовать по врожденной программе, смысла которой он не понимает, а потому не может контролировать ее влияние на собственные поступки. Изучение основ православия дает ему возможность действовать сознательно, четко понимая, «откуда ноги растут». Это верно даже в случае, если сознательной целью автохтона является полное избавление от православного влияния.

2. Насколько радикально может человек «деконструировать» свой православный хардвер? Нетрудно понять, что «лобовое столкновение» с фундаментом собственного сознания может оказать самое разрушительное воздействие на психику человека. Игнорировать православный хардвер не получится, даже если какие-то его элементы человеку не нравятся. Это может показаться парадоксом, но «уйти» из доктринального православия можно, только сознавая наличие православной почвы в собственном сознании и в значительной мере оставаясь на этой почве. Теизм, деизм, пантеизм, агностицизм, сциентизм и даже «атеизм» НА ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРНОЙ ПОЧВЕ - мировоззрения, не только логически возможные, но и сохраняющие душевное здоровье автохтона. В этих рамках можно не «воевать» с собственным хардвером (что чревато душевным расстройством), а мягко «выплывать» из-под его власти, увеличивая диапазон внутренней свободы.
При этом вполне допустим «головной» интерес к мифологии и философии других религий - буддизм, даосизм, зороастризм, античное или северное «язычество», попытка создать «русскую версию» этих доктрин и т.п. Это тем более приемлемо для тех доктрин, которые не стремятся к прямому столкновению с православным хардвером. Приведу пример, позаимствованный у Б. Гребенщикова: «теперешний Далай-Лама, который официально считается главой буддистов всего мира, на вопрос кого-то из русских - как бы нам поскорее перевести всех в буддизм, сказал: "А зачем? У вас есть своя замечательная вера, и я считаю, что вам совсем не нужно другой религии".»
Однако попытка русского автохтона «полностью погрузиться» в радикально иную конфессию, стать «истовым исламистом» или фанатиком какой-то новой экзотической секты, безусловно, чревата крушением внутреннего мира и самой настоящей психической болезнью. Православный хардвер войдет в клинч с навязываемым чужеродным софтом. «Православные гены» запустят процесс самоуничтожения ренегатствующего сознания. С большой вероятностью, такой человек либо свихнется, либо сделается утрированно плоским, пошлым и одномерным. Возможно, потеряется самое главное - третье, «глубинно-высотное» измерение сознания. Вместо небоскреба, строившегося столетиями, у него в душе останется только убогая хижина, наскоро возведенная на его обломках.

3. Как в рамках дихотомии «хард-» и «софт-» следует относиться к православным автохтонам - активным поклонникам культа? Не будет ли такой синтез чем-то большим, чем «хард-» и «софт-» по-отдельности? Скорее, речь следует вести о своеобразном «хобби» внутри хард-веры. Нет ничего странного в том, что какой-то части хард-православных нравится церковная мифология, ритуал, связанная с ним ролевая игра, открытое внутренне вопрошание в направлении высших Сил, - словом, «Православный Квест» в полном объеме. Их так и следует называть - Qwest-православными. Страсть к ММORPG - вещь вполне нормальная, ей подвержены десятки миллионов людей во всех странах мира. Нет ничего странного и в том, что этот Квест имеет множество версий, сторонники которых подчас не понимают друг друга. Ненормальным является только одно - когда поклонники одной из версий Квеста считают всех остальных хард-православных неполноценными, «недостаточно православными», «православными второго сорта».

Основная проблема нынешнего православия - это перекос в сторону квест-веры. С одной стороны, существует непомерная гордыня квест-верующих, препятствующая им признать чистую хард-веру, в центре которой стоит не культ, не «Квест», а человечное отношение к Ближнему, забота о Ближнем, помощь Ближнему. Они ведь даже не считают это «религией»! Хотя сама этимология слова указывает на «связь», а не на культ. С другой стороны, существует самоуничижение хард-верующих, которые поддаются организованному пиару православной ММORPG и сами себя считают «находящимися вне православия». Пора уже хард-православным и квест-православным отложить в сторону глупые обиды и взаимно признать друг друга - каждого в своем праве. В хард-вере все равны, все - Братья.

Взаимное признание общей православной идентичности полезно и выгодно всем без исключения русским автохтонам (и их потомкам, сохраняющим русскость). Это один из факторов, позволяющих перешагнуть государственные границы РФ и объединить весь Русский Мир. В то же время, критерии этой идентичности должны быть максимально простыми и естественными, чтобы не разделять этнос на «первосортных» и «второсортных», не порождать искусственного конфликта между «теми, кто ходит в церковь» и «теми, кто не ходит в церковь». «Внутреннее православие» позволяет признать «истово-верующему» как своего нравственно-зрелого «агностика на православной культурной почве», и в то же время - позволяет убедить последнего, что он - не «отрезанный ломоть», а всей своей жизнью исповедует тот же культ, но в иной форме.

III.

Одна из помех православному единению связана с тем, что хард-православие до сей поры не достаточно хорошо артикулировано, не способно постоять за себя в плане дискурса. Чтобы исправить этот недостаток, попробуем сформулировать основные принципы хард-веры, сознательно или бессознательно разделяемые большинством русских автохтонов. Этих принципов всего три.

1. Демонстративное выражение веры, громкие слова и яркие позы воспринимаются хард-верующим негативно, как игра на публику, как бестактность, как слишком грубое прикосновение к святыне, как ее бесцеремонное облапывание липкими пальцами (расширительное истолкование заповеди «не упоминай всуе...»). На людях хард-верующий скорее признает себя агностиком или «атеистом на православной культурной почве». Вообще, любое чрезмерное проявление религиозного энтузиазма у него под подозрением, интерпретируется как незрелость веры, как признак мошенничества или неофитского энтузиазма. Исключение - женщины, экзальтированные субъекты, а также люди, за которыми признается особый «Дар Веры».

Характерно, что эта сдержанность - свойство не только хард-верующих, но и большинства квест-православных. Русский мужчина выражает свою веру крайне скупо, бережет ее под маской холодности и скепсиса, проявляя только в особые моменты и при особых обстоятельствах. (Разумеется, если это не «человек на службе», по необходимости занятый окормлением неофитов) Такое поведение - следствие не догматов, а исключительно обостренной в ходе многих поколений совестливости и самоуничижения в вопросах веры. Утрированный фанатизм и экзальтированное сектантство кажутся нормальному русскому сознанию чем-то глубоко чуждым, не русским, не здоровым, даже если разыгрываются на христианской почве, и уж тем более - на почве другой культуры. Подчеркнем, что эта особенность не мешает православному автохтону, даже атеисту и агностику, с уважением относиться к людям, обладающим «Даром Веры», экзальтированное поведение которых является (и безошибочно опознается автохтоном!) не наигранным, а искренним и естественным отражением их натуры.

2. Мысль о Боге как о чем-то сугубо внешнем человеческой личности («бородатый старец на небесах» и т.п.) воспринимается хард-верующим как профанация. И действительно, как можно искать Бога где-то «снаружи», если его непосредственным творением является твоя собственная душа? Бог для автохтона - это лучшие порывы его собственной окультуренной православием души. Другим словами - Совесть. Не случайно, само это слово - Со-Весть - отсылает нас к Евангелию, к Благой Вести. Со-Весть православного автохтона - это внутренний коррелят того, что зашифровано в Благой Вести. Можно сказать, что Бог, явленный в Евангелии, непосредственно обитает в самом сознании хард-верующего, направляет (пытается направлять) его волю, воплощаясь как Со-Весть. Страшный Суд для истинно-православного - есть Суд собственной Совести.

Не нужно смешивать это с фрейдовской интерпретацией Совести как авторитарного голоса «Сверх-Я». Для православного Совесть - это не только «голос Бога», но еще и «истинное Я» самого человека, его «Разумное Я», его «Логос». С точки зрения православной культурной традиции, настоянной на неоплатонизме, Совесть - это нечто очень близкое к Разуму в понимании Платона и других античных философов. Разум ими трактовался не только как «рацио», но и как нечто, устремленное к Идее Вселенского Блага. Это истинное, идеальное, разумное Я полноценного человека, его «Высший Разум», а не навязанный «агент внешних сил». Вопрос о том, чем является этот Разум на самом деле - частью Бога, отражением Бога, отблеском Бога, эманацией Бога или же просто местом, куда Бог иногда является, - это уже тонкости теологии, сейчас речь не об этом. Главное, что не имеющий этого Разума-Совести - он как бы и не человек, даже если на все лады демонстрирует нам свое «христианство». Имеющий совесть - друг и «брат во Христе», даже если он никак не выпячивает свою православную природу.

3. С точки зрения «внутреннего православия», средоточием веры является не «культ», а помощь Ближнему. Хард-верующий видит Бога не только в себе, но и в других русских автохтонах, чья душа в своих китежских глубинах является таким же чистейшим выражением православия, как и его собственная. Они для него - «ближние», прежде всего потому, что в их душе угадывается присутствие той же самой русско-православной Со-Вести, актуального «Логоса», «Бога Живого». Эта уникальная душевная конструкция - и есть то, что отличает хард-верующего от неофита, и именно для ее выращивания, для ее «встраивания в генотип», требуются поколения православных предков. Возлюби «Ближнего Своего» - не «Дальнего»! не «Чужого»! - именно об этом. Любят не абстракцию, но и не зверушку в человеке, а того, кто обладает Совестью, хотя бы в проекте. В этой логике, русский человек для православного - святыня не меньшая, чем для мусульманина - Коран. Божественные Письмена запечатлены в его душе, Божественный Голос обитает там же. И внешним проявлением этой веры будет не исполнение обрядов, а поклонение Богу Живому: забота о русских, защита русских, поддержка русских. Неофит превращается в автохтона, когда понимает всей душой, что суть православия - не свечку Богу поставить, а Человеку помочь.

IV.

Предыдущий абзац может показаться утрированным, но я специально подвожу читателя к вполне понятному недоумению. На первый взгляд, истинное православие исключает «трайбализм» и «шовинизм». Мы помним: «несть ни эллина, ни иудея...». Парадокс в том, что к русским эта фраза Св. ап. Павла не относится. Эллину, чтобы стать православным, нужно было отречься от своих эллинских корней. Русскому - наоборот, вернуться к своим православным корням. Древние эллины и иудеи - это дохристианские этносы, и поэтому они, с точки зрения христианских миссионеров, должны были «развоплотиться»: эллинское в эллинах (и иудейское в иудеях) должно быть безжалостно отброшено, должно покориться Христу, иначе рецепция православия невозможна. Напротив, русские («крестьяне») - этнос постхристианский, изначально сформированный христианством, все «языческое» в них уже окультурено и растворено новой верой. Быть русским - это значит быть православным «по умолчанию». Другими словами, с упомянутой фразой нужно обращаться крайне осторожно: если вдуматься в ее контекст, в ней заключен отнюдь не космополитизм, а самое оголтелое «черносотенство»: «Эллины и др. - must die, русские - forever!».

Итак, «внутреннее православие» позволяет избежать не только «православного мракобесия» (см. выше), но и «православного отрицания национальности». Остается последнее возражение: русские - это не единственный православный этнос. Как относиться к современным грекам, болгарам, грузинам? Как относиться к католическим, протестантским и монофизитским этносам? На первый взгляд, это уменьшает пригодность христианства в качестве критерия этнической идентификации. У греков за спиной, пожалуй, не 40, а все 80 поколений веры. У них тоже имеется православный хардвер.

Однако «генетическая» метафора настолько сильна, что позволяет обойти и эту проблему. Гены передаются не только от папы, но и от мамы. Если «папа» у русских, греков, грузин и т.д. - один и тот же (Христос), то «мама» у каждого разная - изначальная дохристианская культура, впоследствии преображенная православием. Другими словами, разные «гены», разная «архитектура процессора», хотя оба варианта «заточены» под православный софт. Соответственно, требуется разный набор драйверов - разная Совесть, разные модификации «Виртуального Бога» в сознании....

На первый взгляд, такое акцентирование «языческого наследия» подрывает единство русских автохтонов, заставляет вспомнить о том, что их славяно-кельтские, сармато-иранские, балтийские, скандинавские и финно-угорские предки происходят из разных племен с разным набором верований и культурных архетипов. На самом деле это не так, потому что развитие дохристианского культурного наследия отнюдь не закончилось в момент крещения. В ходе формирования единого русского ареала происходило не только распространение православия, идущее «сверху», но и взаимный синтез важнейших элементов «языческого» наследия на «нижних» этажах культуры. В этом смысле, можно говорить о «сложившейся задним числом» «единой дохристианской культуре» этноса, который в момент своего рождения формировался как православный. «Под крылом» православия дохристианские традиции прото-русских племен слились в единый комплекс архетипов, придающий так много общих черт русским автохтонам и их потомкам в ареале от Балтики до Курил.

Одна из особенностей автохтонной ментальности - прохладное (по сравнению с многими другими народами) отношение к двоюродным и дальним родственникам. Очень часто в этих отношениях возникает множество взаимных претензий и недопониманий. Если родной брат - это Брат, то «третья вода на киселе» - это хуже, чем никто, чем просто земляк и знакомый, и уж конечно - хуже, чем «неродной» друг или побратим. В полном соответствии с логикой нашей культуры, именно родственный характер отношений с другими христианскими этносами позволяет относиться к ним объективно, не взирая на родство: вести себя искренне и по-братски с теми их представителями, кто сам готов «не щадить ради нас живота своего», и относиться как к «Дальним» к тем, кто сам относится к нам корыстно или недружелюбно. Это дает возможность четко проводить границу между «настоящими ближними» (Братьями-автохтонами) и «остальными христианами». Более того, это дает возможность «во внешней политике» не делать особых различий между христианскими и не христианскими народами, - и опять же, «судить их по делам их», а не по формальной принадлежности к христианскому миру.

V.

Основное назначение предлагаемой трактовки Православия - представить народную религию в таком формате, который позволяет использовать ее как дополнительный фактор консолидации русских автохтонов и их потомков. Этот дискурс
--- проводит необходимое различение между русскими (и сильно обрусевшими) автохтонами и всеми остальными этносами (в том числе христианскими и православными);
--- позволяет избежать искусственного разделения этноса на враждующие партии «истово верующих» и «маловеров», уменьшить значение организационного разделения в рамках конфессии;
--- дает основание для защиты от массовой рецепции мировоззрений и образов жизни, разрушительных для человека с автохтонно-русской ментальностью;
--- блокирует усилия тех, кто хотел бы манипулировать русскими, используя мимикрию под православие;
--- оставляет самое широкое пространство для мировоззренческой свободы В РАМКАХ ПРАВОСЛАВИЯ, вплоть до «атеизма» на православной культурной почве (корректного, уважающего традиции), позволяя тем самым интеллектуалам и народу сосуществовать в едином культурном поле, не отторгая друг друга и не зацикливаясь на взаимном «перевоспитании»;
--- открывает «зеленый свет» для разработки (в дополнение к существующим) новых версий «квест-православия» и православных MMORPG, способных привлечь интерес энергичной и активной молодежи. (Но об этом - в следующий раз).

религия

Previous post Next post
Up