Кто стоял за восстанием Спартака? (4 из 9)
ДРЕВНИЙ РИМ ГЛАЗАМИ XXI ВЕКА
Предыдущая часть
ОБЪЕДИНЕННАЯ ОППОЗИЦИЯ И ЕЕ МЕТОДЫ
Рис. Римский Навальный с римским Удальцовым.
Начиная с Гракхов (30-е гг. II в. до н.э.) у Оптиматов возникла оппозиция в лице «партии» Популяров («народников», «национал-демократов»). В исторической литературе Оптиматов и Популяров по умолчанию рассматривают как явления одного порядка. На самом деле по своему устройству это были объединения принципиально разного типа.
Оптиматы - это «партия власти» практически современного типа, которая опиралась на сплоченную систему кланов, составлявших сенаторское сословие. Оптиматы, с самого своего оформления и до эпохи Цезаря, проводили одну и ту же политику, защищали вполне конкретные интересы нобилитета. Суть этой политики - полная оккупация «административного ресурса» людьми кланов и последующее кулуарное распределение бонусов между всем «кагалом». Основной постулат «партийной программы» - «никаких чужаков на денежных и влиятельных должностях».
Популяры - это вообще не «партия», а ситуативная тусовка, опиравшаяся на гражданское общество в целом, в которую входили активные граждане, недовольные засильем оптиматов. В социально-экономическом плане за популярами никто не стоял, они не являлись представителями какого-то определенного класса или сословия, как оптиматы. Наоборот, они сами каждый раз конструировали себе социальную опору, вовлекая в свои проекты те или иные группы населения, недовольные политикой сената. Рассуждать о популярах как о партии в современном смысле слова, укорененной в социально-демографическом базисе, бессмысленно хотя бы потому, что с самого начала (с Гракхов) решающую роль в этом движении играли младшие выходцы из сенаторского сословия, амбиции которых ущемлялись престарелым руководством «кагала». По существу, «популяры» - это просто маркер, обозначающий позицию претендентов на власть, бросающих вызов сенату. Опираясь на инструменты прямой демократии, популяры стремились вытеснить сенаторские кланы с денежных и влиятельных должностей и забрать их себе.
Сам термин «популяры» указывает на неизбежную тактическую особенность их политики - ставку на народное собрание, которое в Риме было единственным противовесом могуществу сената. Противники сената, желая добиться своих целей, должны были сделаться популярными. По этой причине их политика всегда была проектной. Они выдвигали тот или иной Проект, выгодный для достаточно широкой социальной группы, и затем мобилизовывали эту группу на поддержку проекта в народном собрании. Проект, как правило, не просто давал целевой аудитории какие-то бонусы, но и создавал новые источники административного ресурса, новые влиятельные должности, которые присваивались вождями популяров и давали им дополнительный ресурс для борьбы с сенатом.
Такой «циничный» взгляд на мотивацию оппозиции у многих наших соотечественников порождает скепсис: «А был ли смысл у римлян менять шило на мыло»? На самом деле у римлян, не входивших в клиентские сети нобилитета, была вполне прагматичная заинтересованность в замене потомственного олигархического «кагала» на тусовку честолюбивых меритократов-оппозиционеров. Дело в том, что у популяров не было обязательств кормить все сословие нобилей целиком, как у оптиматов. Захватив админресурс, они могли в большей степени делиться с народом, не говоря уже об открытии социальных лифтов на федеральном и муниципальном уровнях. Типичный оптимат у власти должен был воровать «за себя и за того парня», чтобы прокормить весь «кагал», а в помощники себе зачислять людей по «кагальному» списку. Тогда как популяр воровал только для себя, а на нижестоящие должности назначал энергичных «людей с улицы». Именно по этой причине режим марианцев в 86-83 гг. оказался таким устойчивым изнутри, несмотря на все бесчинства его лидеров, и был сломлен только внешним вмешательством Суллы, опиравшимся на финансовые ресурсы Востока.
Самым первым проектом популяров, с которым выступил Тиберий Гракх, был передел в пользу италийской бедноты общественных земель, незаконно присвоенных римскими олигархами и их партнерами в регионах. Олигархи наводнили свои латифундии дешевой рабской силой, что лишало работы италийскую бедноту и экономически ударяло по небольшим римским фермерам. В рамках этого проекта создавалась полномочная «комиссия по раскулачиванию», которую возглавили братья Гракхи и их ближайшие соратники. Кстати, помимо братьев Гракхов была и сестра Гракхов - более решительный аналог Ксении Собчак. Она известна тем, что ночью задушила подушкой своего мужа, великого Сципиона Африканского, который в те времена был самой авторитетной фигурой в сенате и публично оправдывал убийство старшего Гракха. Впоследствии римская оппозиция придет к успеху, когда откажется от сложной тактики братьев Гракхов и перейдет к простому и эффективному методу сестры Гракхов: физическому истреблению нобилитета.
Проектом второго брата, Гая Гракха было массовое выведение земледельческих колоний на общественных землях Италии и за ее пределами. Сам Гракх возглавил колонизацию на богатых землях разрушенного Карфагена, который незадолго до этого снес до основания муж его сестры Сципион Африканский. В этом регионе процветало товарное сельское хозяйство, ориентированное на экспорт оливкового масла, по экономической значимости - аналог нефти в те времена. По итогам реализации этого проекта Гай Гракх стал бы чем-то вроде Ходорковского (до его посадки). У римской оппозиции появился бы надежный финансовый и региональный ресурс. Карфаген и в целом пунийская Северная Африка превратились бы в аналог российского «Красного Пояса» 90-х годов. Не случайно сенат пошел на самые крайние меры, чтобы этому воспрепятствовать. Именно распри вокруг основания карфагенской колонии послужили поводом к убийству Гракха.
Чтобы получить такой куш, младшему Гракху пришлось быть гораздо изобретательнее в выстраивании политических альянсов, чем старшему брату. Если Тиберий Гракх опирался только на разоряющихся фермеров, то Гай мобилизовал на свою поддержку как городской средний класс («всадников»), так и городской пролетариат. Поддержав Гракха, всадники получили равное с сенаторами представительство в судебных коллегиях, причем суды по делам о коррупции региональных властей целиком состояли из всадников. А римских пролетариев Гракх завоевал, понемногу подсаживая их на «велфер» - в виде денежных раздач и скидок при покупке продовольствия у государства. Кроме того, он сделал более демократичной службу в армии, начав снаряжать солдат за счет казны, и тем самым сделал первый шаг на пути к профессиональной армии, вербуемой из бедноты, который довел до завершения Гай Марий.
С этими и другими проектными инициативами популяров сенат боролся тремя методами. Во-первых, деятельность создаваемых популярами центров власти погружалась в паралич, опутываемая бюрократическими уловками и юридическими крючками. Именно это случилось с «комиссией по раскулачиванию» старшего Гракха. Каждый владелец земли, пострадавший от деятельности комиссии, шел с этим в суд, доказывая, что владеет землей по праву. Приходилось детально разбираться с историей собственности на тот или иной участок земли за все предшествующие десятилетия, а то и столетия, и под грузом этих процессов деятельность комиссии практически остановилась.
Во-вторых, оптиматы перехватывали инициативу, проводя в народном собрании контр-проекты, которые были «жирнее» для народной массы, чем исходные проекты популяров. Дело в том, что популярам приходилось быть умеренными, чтобы преодолеть влияние сенаторского лобби, тогда как сам сенат, ударяясь в популизм, был в этом отношении совершенно свободен. В итоге колонизационный проект младшего Гракха был оттеснен на второй план более масштабным проектом оптиматов, а умеренный «дисконтный велфер» Гракха оптиматы заменили на бесплатную раздачу продовольствия всем нуждающимся гражданам. После этого интенсивность поддержки Гракха пролетариями существенно снизилась, и сенат уже мог осмелиться устранить его физически.
В-третьих, снизив рейтинг очередного проекта популяров своими контрмерами, сенат нередко стремился закрепить успех, провоцируя массовые беспорядки, в ходе которых уничтожались лидеры популяров. Используя этот несложный метод, оптиматы расправились с Тиберием Гракхом в 133 г. до н.э., с Гаем Гракхом и Фульвием Флакком в 121 г. Две другие массированные расправы с популярами (с Сатурнином и Главцией - в 100 г., с Сульпицием Руфом - в 88 г.) были в большей мере спровоцированы самими популярами. Важно, что каждый раз в ходе «подавления массовых беспорядков» уничтожались не только лидеры, но и большая часть активистов партии популяров. После очередной «прополки» следующую «движуху» популяры могли запустить, только когда подрастали активисты из нового поколения.
Деятельность популяров не ограничивалась только малыми проектами, необходимыми для поднятия рейтинга. Они были для них лишь ступеньками к осуществлению фундаментального мегапроекта: превращению Республики из сугубо Римской полисной гегемонии в национальное государство всех италийцев, путем дарования римского гражданства всей Италии. Масса новых граждан-регионалов, находившихся вне клиентских сетей сенаторских кланов, позволила бы радикально обнулить электоральные позиции сената, наиболее сильные именно среди жителей Рима. Таким образом, называя римских популяров «национал-демократами», мы весьма точно описываем их политическую платформу: соединить всю Италию в единую гражданскую нацию, управляемую демократическими институтами, и совместно эксплуатировать заморские протектораты, при этом опираясь на низы среднего класса (фермеров), оказывая социальную помощь пролетариату и ограничивая рабский труд на территории метрополии.
Любопытно, что идею дарования римского гражданства всем италийцам некоторые античные историки (Веллей Патеркул) приписывают еще Тиберию Гракху, хотя открыто ее провозгласил мятежный консул Фульфий Флакк уже после смерти Тиберия. Но по сути они правы, поскольку аграрный закон старшего Гракха был шагом в том же направлении и наверняка задумывался на перспективу. Ведь этот закон прежде всего защищал интересы неримской итальянской бедноты, настраивая ее как против римских олигархов, так и против богатых италийцев, также захватывавших общественные земли. Популяры таким образом заблаговременно готовили себе общенациональный электорат, подрывая в глазах италиков как авторитет римского сената, так и авторитет региональных неримских верхушек, по интересам которых также ударял аграрный закон и которые активно сопротивлялись его внедрению.
Кроме того, мощная пиар-компания, направленная на поддержку этого закона, мало по малу приучала римский плебс видеть в остальных италиках своих сограждан и соратников, а не «людей второго сорта». Этому способствовал и «ксенофобский» акцент гракховой пропаганды: ключевым аргументом в пользу передела общественных земель был тот факт, что латифундии умножают число иноплеменных рабов и отбирают труд у коренных италиков, приводя к депопуляции и сокращению мобилизационных ресурсов страны. Таким образом, здесь мы снова видим желание Гракха представить римлян и италиков как единое целое, спаянное общими интересами и боевым товариществом, и противостоящее всем остальным народам тогдашней Ойкумены. Тем самым римскую бедноту постепенно готовили к поддержке следующего решительного шага: полного уравнения в правах римлян с италиками.
Ряд других проектов, проводимых партией Гракхов до того, как она обнародовала свои подлинные планы, также работал на строительство общеиталийской нации. Это, например, «дорожный закон», который предполагал расширение сети дорог в италийской глубинке. Новые дороги, доводимые до каждого «волчьего угла» Италии, были нужны Гаю Гракху не только для того, чтобы обогатить своих сторонников распилами и откатами во время их строительства, но и для более эффективного вовлечения массы италийцев в грядущие электоральные процессы.
Тем не менее, римский плебс во времена Гракха был еще лишком консервативным, чтобы отказаться от идеи тщеславного превосходства над «замкадышами». Открытая поддержка уравнения в правах римлян с италиками стоила младшему Гракху рейтинга, а в конечном итоге - и жизни. Первое поколение партии популяров было разгромлено и физически, и идейно, а все их популистские проекты были перехвачены оптиматами.
Новое поколение популяров, пришедшее в политику через два десятилетия после поражения младшего Гракха, решило снова сделать ставку на фермеров, противопоставляя их городскому плебсу, который был слишком лоялен сенату. Интересы римских фермеров в целом совпадали с интересами остальной италийской бедноты; у этих двух групп были общие враги в лице крупных землевладельцев-латифундистов, активно использовавших рабский труд. Основополагающую идею об уравнении в правах италийцев и римлян фермеры могли воспринять более охотно, чем городская римская беднота. Возглавлявшие движение фермеров Сатурнин и Главция отошли от вегетарианских методов эпохи Гракхов и активно осваивали такие перспективные инструменты политической борьбы, как отряды штурмовиков, политические убийства, прямое физическое запугивание оппонентов. В сотрудничестве с консулом Марием им удалось провернуть искусную политическую интригу, позволившую деморализовать сенат и вывести из игры наиболее авторитетных олигархов. При этом, помня о печальном конце Гая Гракха, они воздерживались от прямого продвижения главного проекта популяров и стремились сначала получить полный контроль над Римом, подкупая фермеров более мелкими проектами. Однако поддержки римского сельского плебса не хватило для легитимной победы над сенатом, обратиться к народам Италии напрямую заговорщики не решились, а Марий был еще не готов, чтобы поддержать насильственный переворот военной силой.
Несмотря на подавление «пивного путча» Сатурнина и Главции (101 г. до н.э.), наиболее мудрые из сенаторов понимали, что национально-демократическая революция в Италии неизбежна. Чтобы сохранить влияние оптиматов, сенату нужно было перехватить этот проект и предоставить гражданство италикам своими собственными руками и на своих условиях. В центре этого движения встал трибун Ливий Друз Младший (сын трибуна-оптимата Ливия Друза, который поколением раньше перехватил популистские проекты Гая Гракха). Однако желая опереть эту инициативу на мощный политический альянс, этот молодой и неискушенный политик запутался в своих обещаниях разным группировкам. В итоге к нему подослали киллера. После смерти трибуна, консервативная часть римского общества начала «охоту на ведьм», отправляя в изгнание всех влиятельных политиков, кто поддерживал идеи Друза. И тогда Италия взялась за оружие (90 г. до н.э.).
Возмущенные народы Италии решили основать единую италийскую нацию, исключив из нее спесивых и зажравшихся москвичей римлян. Интересно, что италийцы при этом проявили весьма высокий уровень политической культуры, достойный Нового Времени. Италия создавалась ими как федерация равноправных регионов, управляемая единым общенациональным правительством и охраняемая стотысячным союзным войском. Военные силы и искушенность в военном деле у обеих сторон были примерно равны, и римлянам удалось победить в этой войне, только пойдя на серьезные уступки. По итогам войны практически вся Италия получила римское гражданство, кроме ряда южных регионов, которые сопротивлялись наиболее упорно.
На первый взгляд, национальная революция в Италии прошла именно в том формате, который был наиболее выгоден партии оптиматов. Хотя италики стали равноправными с римлянами в гражданском отношении, их политическое влияние было сведено к нулю, поскольку они были распределены всего по 10 трибам («избирательным округам»), тогда как коренным римлянам принадлежало 35 триб. Таким образом, основная цель популяров - сломить могущество сената при опоре на массы новых граждан - не была достигнута. При этом в ходе боевых действий погибли наиболее авторитетные представители региональных элит, способные бросить вызов римскому нобилитету на политическом пространстве объединенной Италии. Так что и с этой стороны угроза господству оптиматов была ликвидирована.
Но на самом деле это была лишь иллюзия победы. Еще до завершения Союзнической войны стало ясно, что с расширением гражданского коллектива господство партии оптиматов больше не может продолжаться в прежнем формате. Попытки ограничить влияние новых граждан искусственными мерами лишь дали новый импульс для активности популяров. А истребление региональных элит в ходе войны устранило естественного партнера, с помощью которого оптиматы могли бы контролировать настроения регионального электората. Вкупе с усталостью от войны, ответственность за которую, по общему мнению, несли неуступчивые оптиматы, все эти факторы работали на рост влияния народной партии.
Еще до завершения боевых действий с властью оптиматов в Риме было покончено. Возглавил заключительный этап революции народный трибун Бенито Муссолини Публий Сульпиций Руф, соратник недавно убитого Друза. Как водится у популяров, он был выходцем из древнего и влиятельного патрицианского рода, но, оценив политические перспективы, сделал ставку на победу народной партии. Сульпиций наводнил Рим штурмовиками из числа новых граждан и захватил господство на улице. Параллельно, через влиятельную жену Мария (старик должен был сыграть в этом сценарии роль Гинденбурга), шла обработка нобилитета в капитулянтском духе. По-видимому, олигархам объясняли, что старые методы управления больше не работают и нужно делать ставку на популярных народных лидеров, типа Сульпиция, кровно связанных с нобилитетом. Когда консулы, опираясь на религиозный фанатизм, развели обструкцию и стали препятствовать его мероприятиям, Сульпиций приказал своим штурмовикам убить сына одного из консулов, Помпея Руфа, дабы подчеркнуть серьезность своих намерений. Второй консул, Сулла, которому убитый приходился зятем, решил больше не искушать судьбу, умыл руки и скрылся в расположении своей армии, желая поскорее отправиться на Восток.
Народное собрание оказалось в полной власти популяров, а сенат был практически лишен влияния. Новые граждане из регионов Италии были распределены равномерно по всем трибам, что давало им подавляющее численное преимущество над жителями города Рима. Были реабилитированы политики-националисты, изгнанные после убийства Друза. Из числа сенаторов были исключены погрязшие в долгах, т.е. потенциальные коррупционеры. Последняя мера четко указывает на тесную связь Сульпиция со здоровой, национально-ориентированной частью римской аристократии, которая руками народа решила избавиться от балласта и сократить численность бесполезного «кагала». Чтобы выполнить свои обязательства перед Марием, Сульпиций провел закон, отнимавший у консула Суллы армию, предназначенную для похода на Восток, и передававший ее Марию. Однако Сульпиций и Марий ошиблись в оценке личности Суллы, видя в нем человека, который уже один раз «прогнулся», и желая дожать ситуацию. Это привело к кратковременной реакции: походу Суллы на Рим, изгнанию лидеров партии популяров, убийству самого Сульпиция и отмене всех его революционных постановлений.
Интересно, что Сулле для победы пришлось обратиться к методам популизма и убеждать солдатскую массу напрямую, «по-чапаевски». Почти все его офицеры сбежали, поскольку не верили в возможность консервативного реванша. Из влиятельных политиков его осмелился поддержать только Помпей Руф, потерявший сына. Его за это вскоре убили террористы. Даже после оккупации Рима никто не верил в устойчивость ситуации. Как только Сулла увел свою армию на Восток, Италия снова оказалась в полной власти популяров. В поле публичной политики им уже никто не мог противостоять. Популяры при этом еще и получили моральное право на ответные репрессии в отношении нобилей.
Популяры были настолько уверены в своей победе, что за годы отсутствия Суллы даже не побеспокоились подготовиться к новой гражданской войне. В этом эпизоде больше всего отразилась их слабость как не партии, а всего лишь «тусовки» лидеров, с большим трудом обуздывающих народную и солдатскую вольницу. И только когда в Италии высадился Сулла со своей «азиатской дивизией», имея за спиной колоссальные финансовые ресурсы Востока, популяры в полной мере осознали, что им придется не голосовать, а воевать. И что противник их теперь - не аристократия города Рима, а могущественная транснациональная олигархия, которая от нее отпочковалась. И чтобы победить эту олигархию, опирающуюся на ресурсы всего Средиземноморья, отдельно взятой Италии явно недостаточно. Осознав это, лидеры популяров спешно бросились поднимать против Востока Запад и Юг Средиземноморья, но было уже поздно. Только Серторию в Испании удалось наладить сколь-нибудь длительное сопротивление и даже покуситься на основную базу олигархов - Восток, открыв «второй фронт» с помощью Митридата. Но в конце концов второе поколение партии популяров, связавшее себя с Марием, было разгромлено еще более основательно, чем первое, гракховское.
По итогам гражданской войны в Риме был установлен «пиночетовский» режим транснациональной олигархии. Формально сохранившиеся республиканские институты «удерживались в рамках» угрозой применения полицейского террора и военной дубинки. Порой римский форум буквально наполнялся легионерами во всеоружии, дабы граждане, «расшалившиеся» во время очередной «Манежки» или «Болотной», вспомнили, кто хозяин в стране. Права народного собрания и народных трибунов были существенно ограничены, а инициатива государственной власти перешла целиком к сенату, из которого были вычищены сторонники партии Мария.
При этом доминирующей силой в олигархическом правительстве была та из группировок, которая на текущий момент контролировала Восток с его финансовыми потоками. Сначала Восток держал в руках непосредственно Сулла. После его смерти «стрелки перевел» на себя Лукулл, проделав это под видом очередной чеченской войны с Митридатом. После Лукулла то же самое проделал Помпей, воспользовавшись войной с Аль-Каидой пиратами и Митридатом. Затем это собирался проделать Красс, под видом войны с Ираком парфянами, но ему не повезло. Помпей оставался «царем царей» Востока вплоть до поражения в войне с Цезарем. После убийства Цезаря Восток захватили Брут и Кассий. Впоследствии, в рамках Второго Триумвирата, Восток присвоил себе Антоний, как старший из триумвиров, оставив остальным двум лидерам менее ценный Запад. В дальнейшем главным активом всех римских принцепсов было единоличное обладание жемчужиной Востока - Египтом.
В этих жестких условиях постепенно оформилось и начало поднимать голову третье поколение римской национал-демократии, которое в итоге одержало победу под знаменами Цезаря. И что интересно, решающий этап возрождения политики популяров пришелся примерно на тот же временной отрезок, когда протекало восстание Спартака. Каким образом эти два события были взаимосвязаны, мы выясним в следующей главе.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан и опубликован в рамках эксперимента, в качестве ответного дара группе ответственных блоггеров. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (kornev.livejournal.com).
Предыдущая часть
ОБЪЕДИНЕННАЯ ОППОЗИЦИЯ И ЕЕ МЕТОДЫ
Рис. Римский Навальный с римским Удальцовым.
Начиная с Гракхов (30-е гг. II в. до н.э.) у Оптиматов возникла оппозиция в лице «партии» Популяров («народников», «национал-демократов»). В исторической литературе Оптиматов и Популяров по умолчанию рассматривают как явления одного порядка. На самом деле по своему устройству это были объединения принципиально разного типа.
Оптиматы - это «партия власти» практически современного типа, которая опиралась на сплоченную систему кланов, составлявших сенаторское сословие. Оптиматы, с самого своего оформления и до эпохи Цезаря, проводили одну и ту же политику, защищали вполне конкретные интересы нобилитета. Суть этой политики - полная оккупация «административного ресурса» людьми кланов и последующее кулуарное распределение бонусов между всем «кагалом». Основной постулат «партийной программы» - «никаких чужаков на денежных и влиятельных должностях».
Популяры - это вообще не «партия», а ситуативная тусовка, опиравшаяся на гражданское общество в целом, в которую входили активные граждане, недовольные засильем оптиматов. В социально-экономическом плане за популярами никто не стоял, они не являлись представителями какого-то определенного класса или сословия, как оптиматы. Наоборот, они сами каждый раз конструировали себе социальную опору, вовлекая в свои проекты те или иные группы населения, недовольные политикой сената. Рассуждать о популярах как о партии в современном смысле слова, укорененной в социально-демографическом базисе, бессмысленно хотя бы потому, что с самого начала (с Гракхов) решающую роль в этом движении играли младшие выходцы из сенаторского сословия, амбиции которых ущемлялись престарелым руководством «кагала». По существу, «популяры» - это просто маркер, обозначающий позицию претендентов на власть, бросающих вызов сенату. Опираясь на инструменты прямой демократии, популяры стремились вытеснить сенаторские кланы с денежных и влиятельных должностей и забрать их себе.
Сам термин «популяры» указывает на неизбежную тактическую особенность их политики - ставку на народное собрание, которое в Риме было единственным противовесом могуществу сената. Противники сената, желая добиться своих целей, должны были сделаться популярными. По этой причине их политика всегда была проектной. Они выдвигали тот или иной Проект, выгодный для достаточно широкой социальной группы, и затем мобилизовывали эту группу на поддержку проекта в народном собрании. Проект, как правило, не просто давал целевой аудитории какие-то бонусы, но и создавал новые источники административного ресурса, новые влиятельные должности, которые присваивались вождями популяров и давали им дополнительный ресурс для борьбы с сенатом.
Такой «циничный» взгляд на мотивацию оппозиции у многих наших соотечественников порождает скепсис: «А был ли смысл у римлян менять шило на мыло»? На самом деле у римлян, не входивших в клиентские сети нобилитета, была вполне прагматичная заинтересованность в замене потомственного олигархического «кагала» на тусовку честолюбивых меритократов-оппозиционеров. Дело в том, что у популяров не было обязательств кормить все сословие нобилей целиком, как у оптиматов. Захватив админресурс, они могли в большей степени делиться с народом, не говоря уже об открытии социальных лифтов на федеральном и муниципальном уровнях. Типичный оптимат у власти должен был воровать «за себя и за того парня», чтобы прокормить весь «кагал», а в помощники себе зачислять людей по «кагальному» списку. Тогда как популяр воровал только для себя, а на нижестоящие должности назначал энергичных «людей с улицы». Именно по этой причине режим марианцев в 86-83 гг. оказался таким устойчивым изнутри, несмотря на все бесчинства его лидеров, и был сломлен только внешним вмешательством Суллы, опиравшимся на финансовые ресурсы Востока.
Самым первым проектом популяров, с которым выступил Тиберий Гракх, был передел в пользу италийской бедноты общественных земель, незаконно присвоенных римскими олигархами и их партнерами в регионах. Олигархи наводнили свои латифундии дешевой рабской силой, что лишало работы италийскую бедноту и экономически ударяло по небольшим римским фермерам. В рамках этого проекта создавалась полномочная «комиссия по раскулачиванию», которую возглавили братья Гракхи и их ближайшие соратники. Кстати, помимо братьев Гракхов была и сестра Гракхов - более решительный аналог Ксении Собчак. Она известна тем, что ночью задушила подушкой своего мужа, великого Сципиона Африканского, который в те времена был самой авторитетной фигурой в сенате и публично оправдывал убийство старшего Гракха. Впоследствии римская оппозиция придет к успеху, когда откажется от сложной тактики братьев Гракхов и перейдет к простому и эффективному методу сестры Гракхов: физическому истреблению нобилитета.
Проектом второго брата, Гая Гракха было массовое выведение земледельческих колоний на общественных землях Италии и за ее пределами. Сам Гракх возглавил колонизацию на богатых землях разрушенного Карфагена, который незадолго до этого снес до основания муж его сестры Сципион Африканский. В этом регионе процветало товарное сельское хозяйство, ориентированное на экспорт оливкового масла, по экономической значимости - аналог нефти в те времена. По итогам реализации этого проекта Гай Гракх стал бы чем-то вроде Ходорковского (до его посадки). У римской оппозиции появился бы надежный финансовый и региональный ресурс. Карфаген и в целом пунийская Северная Африка превратились бы в аналог российского «Красного Пояса» 90-х годов. Не случайно сенат пошел на самые крайние меры, чтобы этому воспрепятствовать. Именно распри вокруг основания карфагенской колонии послужили поводом к убийству Гракха.
Чтобы получить такой куш, младшему Гракху пришлось быть гораздо изобретательнее в выстраивании политических альянсов, чем старшему брату. Если Тиберий Гракх опирался только на разоряющихся фермеров, то Гай мобилизовал на свою поддержку как городской средний класс («всадников»), так и городской пролетариат. Поддержав Гракха, всадники получили равное с сенаторами представительство в судебных коллегиях, причем суды по делам о коррупции региональных властей целиком состояли из всадников. А римских пролетариев Гракх завоевал, понемногу подсаживая их на «велфер» - в виде денежных раздач и скидок при покупке продовольствия у государства. Кроме того, он сделал более демократичной службу в армии, начав снаряжать солдат за счет казны, и тем самым сделал первый шаг на пути к профессиональной армии, вербуемой из бедноты, который довел до завершения Гай Марий.
С этими и другими проектными инициативами популяров сенат боролся тремя методами. Во-первых, деятельность создаваемых популярами центров власти погружалась в паралич, опутываемая бюрократическими уловками и юридическими крючками. Именно это случилось с «комиссией по раскулачиванию» старшего Гракха. Каждый владелец земли, пострадавший от деятельности комиссии, шел с этим в суд, доказывая, что владеет землей по праву. Приходилось детально разбираться с историей собственности на тот или иной участок земли за все предшествующие десятилетия, а то и столетия, и под грузом этих процессов деятельность комиссии практически остановилась.
Во-вторых, оптиматы перехватывали инициативу, проводя в народном собрании контр-проекты, которые были «жирнее» для народной массы, чем исходные проекты популяров. Дело в том, что популярам приходилось быть умеренными, чтобы преодолеть влияние сенаторского лобби, тогда как сам сенат, ударяясь в популизм, был в этом отношении совершенно свободен. В итоге колонизационный проект младшего Гракха был оттеснен на второй план более масштабным проектом оптиматов, а умеренный «дисконтный велфер» Гракха оптиматы заменили на бесплатную раздачу продовольствия всем нуждающимся гражданам. После этого интенсивность поддержки Гракха пролетариями существенно снизилась, и сенат уже мог осмелиться устранить его физически.
В-третьих, снизив рейтинг очередного проекта популяров своими контрмерами, сенат нередко стремился закрепить успех, провоцируя массовые беспорядки, в ходе которых уничтожались лидеры популяров. Используя этот несложный метод, оптиматы расправились с Тиберием Гракхом в 133 г. до н.э., с Гаем Гракхом и Фульвием Флакком в 121 г. Две другие массированные расправы с популярами (с Сатурнином и Главцией - в 100 г., с Сульпицием Руфом - в 88 г.) были в большей мере спровоцированы самими популярами. Важно, что каждый раз в ходе «подавления массовых беспорядков» уничтожались не только лидеры, но и большая часть активистов партии популяров. После очередной «прополки» следующую «движуху» популяры могли запустить, только когда подрастали активисты из нового поколения.
Деятельность популяров не ограничивалась только малыми проектами, необходимыми для поднятия рейтинга. Они были для них лишь ступеньками к осуществлению фундаментального мегапроекта: превращению Республики из сугубо Римской полисной гегемонии в национальное государство всех италийцев, путем дарования римского гражданства всей Италии. Масса новых граждан-регионалов, находившихся вне клиентских сетей сенаторских кланов, позволила бы радикально обнулить электоральные позиции сената, наиболее сильные именно среди жителей Рима. Таким образом, называя римских популяров «национал-демократами», мы весьма точно описываем их политическую платформу: соединить всю Италию в единую гражданскую нацию, управляемую демократическими институтами, и совместно эксплуатировать заморские протектораты, при этом опираясь на низы среднего класса (фермеров), оказывая социальную помощь пролетариату и ограничивая рабский труд на территории метрополии.
Любопытно, что идею дарования римского гражданства всем италийцам некоторые античные историки (Веллей Патеркул) приписывают еще Тиберию Гракху, хотя открыто ее провозгласил мятежный консул Фульфий Флакк уже после смерти Тиберия. Но по сути они правы, поскольку аграрный закон старшего Гракха был шагом в том же направлении и наверняка задумывался на перспективу. Ведь этот закон прежде всего защищал интересы неримской итальянской бедноты, настраивая ее как против римских олигархов, так и против богатых италийцев, также захватывавших общественные земли. Популяры таким образом заблаговременно готовили себе общенациональный электорат, подрывая в глазах италиков как авторитет римского сената, так и авторитет региональных неримских верхушек, по интересам которых также ударял аграрный закон и которые активно сопротивлялись его внедрению.
Кроме того, мощная пиар-компания, направленная на поддержку этого закона, мало по малу приучала римский плебс видеть в остальных италиках своих сограждан и соратников, а не «людей второго сорта». Этому способствовал и «ксенофобский» акцент гракховой пропаганды: ключевым аргументом в пользу передела общественных земель был тот факт, что латифундии умножают число иноплеменных рабов и отбирают труд у коренных италиков, приводя к депопуляции и сокращению мобилизационных ресурсов страны. Таким образом, здесь мы снова видим желание Гракха представить римлян и италиков как единое целое, спаянное общими интересами и боевым товариществом, и противостоящее всем остальным народам тогдашней Ойкумены. Тем самым римскую бедноту постепенно готовили к поддержке следующего решительного шага: полного уравнения в правах римлян с италиками.
Ряд других проектов, проводимых партией Гракхов до того, как она обнародовала свои подлинные планы, также работал на строительство общеиталийской нации. Это, например, «дорожный закон», который предполагал расширение сети дорог в италийской глубинке. Новые дороги, доводимые до каждого «волчьего угла» Италии, были нужны Гаю Гракху не только для того, чтобы обогатить своих сторонников распилами и откатами во время их строительства, но и для более эффективного вовлечения массы италийцев в грядущие электоральные процессы.
Тем не менее, римский плебс во времена Гракха был еще лишком консервативным, чтобы отказаться от идеи тщеславного превосходства над «замкадышами». Открытая поддержка уравнения в правах римлян с италиками стоила младшему Гракху рейтинга, а в конечном итоге - и жизни. Первое поколение партии популяров было разгромлено и физически, и идейно, а все их популистские проекты были перехвачены оптиматами.
Новое поколение популяров, пришедшее в политику через два десятилетия после поражения младшего Гракха, решило снова сделать ставку на фермеров, противопоставляя их городскому плебсу, который был слишком лоялен сенату. Интересы римских фермеров в целом совпадали с интересами остальной италийской бедноты; у этих двух групп были общие враги в лице крупных землевладельцев-латифундистов, активно использовавших рабский труд. Основополагающую идею об уравнении в правах италийцев и римлян фермеры могли воспринять более охотно, чем городская римская беднота. Возглавлявшие движение фермеров Сатурнин и Главция отошли от вегетарианских методов эпохи Гракхов и активно осваивали такие перспективные инструменты политической борьбы, как отряды штурмовиков, политические убийства, прямое физическое запугивание оппонентов. В сотрудничестве с консулом Марием им удалось провернуть искусную политическую интригу, позволившую деморализовать сенат и вывести из игры наиболее авторитетных олигархов. При этом, помня о печальном конце Гая Гракха, они воздерживались от прямого продвижения главного проекта популяров и стремились сначала получить полный контроль над Римом, подкупая фермеров более мелкими проектами. Однако поддержки римского сельского плебса не хватило для легитимной победы над сенатом, обратиться к народам Италии напрямую заговорщики не решились, а Марий был еще не готов, чтобы поддержать насильственный переворот военной силой.
Несмотря на подавление «пивного путча» Сатурнина и Главции (101 г. до н.э.), наиболее мудрые из сенаторов понимали, что национально-демократическая революция в Италии неизбежна. Чтобы сохранить влияние оптиматов, сенату нужно было перехватить этот проект и предоставить гражданство италикам своими собственными руками и на своих условиях. В центре этого движения встал трибун Ливий Друз Младший (сын трибуна-оптимата Ливия Друза, который поколением раньше перехватил популистские проекты Гая Гракха). Однако желая опереть эту инициативу на мощный политический альянс, этот молодой и неискушенный политик запутался в своих обещаниях разным группировкам. В итоге к нему подослали киллера. После смерти трибуна, консервативная часть римского общества начала «охоту на ведьм», отправляя в изгнание всех влиятельных политиков, кто поддерживал идеи Друза. И тогда Италия взялась за оружие (90 г. до н.э.).
Возмущенные народы Италии решили основать единую италийскую нацию, исключив из нее спесивых и зажравшихся москвичей римлян. Интересно, что италийцы при этом проявили весьма высокий уровень политической культуры, достойный Нового Времени. Италия создавалась ими как федерация равноправных регионов, управляемая единым общенациональным правительством и охраняемая стотысячным союзным войском. Военные силы и искушенность в военном деле у обеих сторон были примерно равны, и римлянам удалось победить в этой войне, только пойдя на серьезные уступки. По итогам войны практически вся Италия получила римское гражданство, кроме ряда южных регионов, которые сопротивлялись наиболее упорно.
На первый взгляд, национальная революция в Италии прошла именно в том формате, который был наиболее выгоден партии оптиматов. Хотя италики стали равноправными с римлянами в гражданском отношении, их политическое влияние было сведено к нулю, поскольку они были распределены всего по 10 трибам («избирательным округам»), тогда как коренным римлянам принадлежало 35 триб. Таким образом, основная цель популяров - сломить могущество сената при опоре на массы новых граждан - не была достигнута. При этом в ходе боевых действий погибли наиболее авторитетные представители региональных элит, способные бросить вызов римскому нобилитету на политическом пространстве объединенной Италии. Так что и с этой стороны угроза господству оптиматов была ликвидирована.
Но на самом деле это была лишь иллюзия победы. Еще до завершения Союзнической войны стало ясно, что с расширением гражданского коллектива господство партии оптиматов больше не может продолжаться в прежнем формате. Попытки ограничить влияние новых граждан искусственными мерами лишь дали новый импульс для активности популяров. А истребление региональных элит в ходе войны устранило естественного партнера, с помощью которого оптиматы могли бы контролировать настроения регионального электората. Вкупе с усталостью от войны, ответственность за которую, по общему мнению, несли неуступчивые оптиматы, все эти факторы работали на рост влияния народной партии.
Еще до завершения боевых действий с властью оптиматов в Риме было покончено. Возглавил заключительный этап революции народный трибун Бенито Муссолини Публий Сульпиций Руф, соратник недавно убитого Друза. Как водится у популяров, он был выходцем из древнего и влиятельного патрицианского рода, но, оценив политические перспективы, сделал ставку на победу народной партии. Сульпиций наводнил Рим штурмовиками из числа новых граждан и захватил господство на улице. Параллельно, через влиятельную жену Мария (старик должен был сыграть в этом сценарии роль Гинденбурга), шла обработка нобилитета в капитулянтском духе. По-видимому, олигархам объясняли, что старые методы управления больше не работают и нужно делать ставку на популярных народных лидеров, типа Сульпиция, кровно связанных с нобилитетом. Когда консулы, опираясь на религиозный фанатизм, развели обструкцию и стали препятствовать его мероприятиям, Сульпиций приказал своим штурмовикам убить сына одного из консулов, Помпея Руфа, дабы подчеркнуть серьезность своих намерений. Второй консул, Сулла, которому убитый приходился зятем, решил больше не искушать судьбу, умыл руки и скрылся в расположении своей армии, желая поскорее отправиться на Восток.
Народное собрание оказалось в полной власти популяров, а сенат был практически лишен влияния. Новые граждане из регионов Италии были распределены равномерно по всем трибам, что давало им подавляющее численное преимущество над жителями города Рима. Были реабилитированы политики-националисты, изгнанные после убийства Друза. Из числа сенаторов были исключены погрязшие в долгах, т.е. потенциальные коррупционеры. Последняя мера четко указывает на тесную связь Сульпиция со здоровой, национально-ориентированной частью римской аристократии, которая руками народа решила избавиться от балласта и сократить численность бесполезного «кагала». Чтобы выполнить свои обязательства перед Марием, Сульпиций провел закон, отнимавший у консула Суллы армию, предназначенную для похода на Восток, и передававший ее Марию. Однако Сульпиций и Марий ошиблись в оценке личности Суллы, видя в нем человека, который уже один раз «прогнулся», и желая дожать ситуацию. Это привело к кратковременной реакции: походу Суллы на Рим, изгнанию лидеров партии популяров, убийству самого Сульпиция и отмене всех его революционных постановлений.
Интересно, что Сулле для победы пришлось обратиться к методам популизма и убеждать солдатскую массу напрямую, «по-чапаевски». Почти все его офицеры сбежали, поскольку не верили в возможность консервативного реванша. Из влиятельных политиков его осмелился поддержать только Помпей Руф, потерявший сына. Его за это вскоре убили террористы. Даже после оккупации Рима никто не верил в устойчивость ситуации. Как только Сулла увел свою армию на Восток, Италия снова оказалась в полной власти популяров. В поле публичной политики им уже никто не мог противостоять. Популяры при этом еще и получили моральное право на ответные репрессии в отношении нобилей.
Популяры были настолько уверены в своей победе, что за годы отсутствия Суллы даже не побеспокоились подготовиться к новой гражданской войне. В этом эпизоде больше всего отразилась их слабость как не партии, а всего лишь «тусовки» лидеров, с большим трудом обуздывающих народную и солдатскую вольницу. И только когда в Италии высадился Сулла со своей «азиатской дивизией», имея за спиной колоссальные финансовые ресурсы Востока, популяры в полной мере осознали, что им придется не голосовать, а воевать. И что противник их теперь - не аристократия города Рима, а могущественная транснациональная олигархия, которая от нее отпочковалась. И чтобы победить эту олигархию, опирающуюся на ресурсы всего Средиземноморья, отдельно взятой Италии явно недостаточно. Осознав это, лидеры популяров спешно бросились поднимать против Востока Запад и Юг Средиземноморья, но было уже поздно. Только Серторию в Испании удалось наладить сколь-нибудь длительное сопротивление и даже покуситься на основную базу олигархов - Восток, открыв «второй фронт» с помощью Митридата. Но в конце концов второе поколение партии популяров, связавшее себя с Марием, было разгромлено еще более основательно, чем первое, гракховское.
По итогам гражданской войны в Риме был установлен «пиночетовский» режим транснациональной олигархии. Формально сохранившиеся республиканские институты «удерживались в рамках» угрозой применения полицейского террора и военной дубинки. Порой римский форум буквально наполнялся легионерами во всеоружии, дабы граждане, «расшалившиеся» во время очередной «Манежки» или «Болотной», вспомнили, кто хозяин в стране. Права народного собрания и народных трибунов были существенно ограничены, а инициатива государственной власти перешла целиком к сенату, из которого были вычищены сторонники партии Мария.
При этом доминирующей силой в олигархическом правительстве была та из группировок, которая на текущий момент контролировала Восток с его финансовыми потоками. Сначала Восток держал в руках непосредственно Сулла. После его смерти «стрелки перевел» на себя Лукулл, проделав это под видом очередной чеченской войны с Митридатом. После Лукулла то же самое проделал Помпей, воспользовавшись войной с Аль-Каидой пиратами и Митридатом. Затем это собирался проделать Красс, под видом войны с Ираком парфянами, но ему не повезло. Помпей оставался «царем царей» Востока вплоть до поражения в войне с Цезарем. После убийства Цезаря Восток захватили Брут и Кассий. Впоследствии, в рамках Второго Триумвирата, Восток присвоил себе Антоний, как старший из триумвиров, оставив остальным двум лидерам менее ценный Запад. В дальнейшем главным активом всех римских принцепсов было единоличное обладание жемчужиной Востока - Египтом.
В этих жестких условиях постепенно оформилось и начало поднимать голову третье поколение римской национал-демократии, которое в итоге одержало победу под знаменами Цезаря. И что интересно, решающий этап возрождения политики популяров пришелся примерно на тот же временной отрезок, когда протекало восстание Спартака. Каким образом эти два события были взаимосвязаны, мы выясним в следующей главе.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан и опубликован в рамках эксперимента, в качестве ответного дара группе ответственных блоггеров. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (kornev.livejournal.com).