Содержание Понедельник двадцать пятого мая начался с того, что меня разбудил Анатолий Палыч.
По дороге в буфет осмотрелся вокруг. Около «Юности» стояла «Комсомольская слава», рядом с которой наш теплоход выглядел карликом. Завтракали мы по талонам, выданным каждому курсанту на сумму два рубля двенадцать копеек в день. Это весьма прилично, учитывая здешние цены. На полках была даже тушёнка из китового мяса по девяносто четыре копейки за банку. И это - самый дорогой товар. Впрочем, китового мяса я так и не попробую.
Юра Резак и Валик Довгань работают на баке «Юности»
Работал на баке, а потом до обеда перегружали в трюм содержимое стоявшего на берегу контейнера. Очищали какое-то подсобное помещение от мусора, железа и палок. Закончили как раз к трём, то есть к концу рабочего дня курсантов. Загрузку пришлось отложить на завтра.
Перед ужином искупался в море. Вдали на рейде виднелось множество судов. И это было так необычно и красиво.
Смотрел первый фильм «Думы о Ковпаке». Когда-то картина меня не особо впечатлила, но с возрастом мировоззрение меняется, и на этот раз фильм очень понравился.
Перебрался в другой кубрик, поскольку в нашем обнаружились последствия взрыва на съёмках фильма про королеву пиратов. Несколько пробоин диаметром со спичечную головку надо было заваривать. К тому же проблемы с канализацией вызвали жуткую вонь.
Дочитал главу о Нибуре и взялся за Зеетцена. Федоренко вернул книгу Джека Лондона «Морской волк». Я давал её почитать больше месяца назад. За это время она прошла десятки рук, но прекрасно сохранилась. Так что Серёге можно было давать любые книги.
В девять вечера прилёг, не раздеваясь, и незаметно уснул.
Утром на завтрак не пошёл. После развода вместе с Алексеем, членом экипажа, или курсантом Одесской «шмони», красил борта «Юности». Передвигаясь на пантоне-плотике, мы превращали судно в белый теплоход, скрывая краской его «раны» и вмятины.
Пообедал булочкой, стаканом сметаны, молоком и вернулся в кубрик. Головная боль никак не уходила, но за прошедшие дни я с ней кое-как свыкся
После обеда остался не у дел. Сам работы не нашёл, а к боцману не стал подходить, лёг и проспал до семи вечера.
Геннадий Богун и Алексей Павленко в каюте «Юности».
Мой рисунок
Лёшка Павленко играл на гитаре:
А в сорок пятом отцы шагали
По этой грешной, избитой земле.
Им люди в ноги цветы бросали:
Привет солдату - конец войне.
Старушка мать от слёз слегла:
Убили сына из-за угла,
Убили парня, за что, ребята?
Ведь он три года как ушёл в солдаты.
Он так же был хороший парень
И для ребят на гитаре шарил.
Но вот судьба не уберегла -
Убили парня из-за угла.
На стенах краски кричали внятно:
«Солдат Иван, уходи обратно!
Солдат Иван, уйди с дороги!»
И снова, снова - бутылки в ноги.
Нас в морду били и в нас стреляли,
В нас как в мишени ножи бросали.
Но мы стояли, но мы молчали,
И лишь с надеждой приказа ждали.
Ну, спи спокойно, не рви ты глотку.
Забудь о войнах, мечтай о водке.
Солдату тоже ведь отдых нужен,
С хорошей бабой хороший ужин.
Выходил в город отнести письма. А на улице такая благодать! И каштаны в цвету. Хотя я, в отличие от остальных, ничего особенного в этом цвете не находил, оправдывая себя притупленными эмоциями. И сам не знал, преимущество ли это или недостаток.
Захотелось побродить по городу, но в тапочках и в робе далеко не погуляешь, и я вернулся в порт.
Цветущие каштаны. Фото из интернета.
Читал главу «Зеетцен». Учёный, покинув Дамаск, прошёл рядом с Мёртвым морем в Иерусалим и собрался в путь к берегам этого загадочного и ещё неизведанного в ту пору моря.
В начале двенадцатого поужинал в буфете. Потом у трапа «Юности» с полчаса обсуждали проблемы общепита и крикливую буфетчицу, нагло обсчитывавшую покупателей.
Костя Стародубцев ввинтил очередную байку:
В переполненный троллейбус зашёл пьяный в хлам мужичок. Все резко на него оглянулись и тот, заплетая язык, произнёс: «Люди... я больше не буду пить...». Сделал паузу и добавил: «И меньше тоже…»
В среду двадцать седьмого мая я работал в распоряжении боцмана вместе с одесситами Саней Пархоменко и Валерой. Распиливали листы фанеры и к обеду полностью управились.
После обеда, на разводе, боцман назвал мою фамилию…
- Здесь.
- Суууслов появился, наконец, - наверное, снег пойдёт!
Меня аж передёрнуло! Это когда меня не было на разводе?! Пусть побережёт шуточки для кого-нибудь другого! Сдержался, но обиду затаил.
В.Н. Франкевича мы называли по отчеству Никитичем. Через несколько лет, показывая коту Жорику «кусочек самбо», я обзову его Георгием Никитичем, недобро поминая своего боцмана...
После работы собирался в город, но почитав книгу, прилёг на целых двенадцать часов, проснувшись следующим утром.
Утром Никитич определил нас с Саней Пархоменко на уборку палуб. Должны были скатывать мусор, но воды не дали и боцману пришлось искать нам другую работу. Так что до обеда мы толком ничего не делали. «Юность» приняла на борт катер и шлюпки и заправилась топливом с берега.
Одесский морской порт
После обеда ездил в город с электромехаником.
Порт был забит грузовыми контейнерами, скрывавшими греческое судно «Мистер Мичел», гордо стоявшее у причала. Вчитываясь в надписи на английском, я понял, что здесь были грузы из СССР, Индии и других стран, но пунктом назначения почти везде был порт Хайфон во Вьетнаме.
На складе получили трансформатор килограмм семьдесят весом. Приспособили к нему палку, чтобы удобней нести. На попутке вернулись к портовым воротам, потом везли трансформатор на электрокаре до переезда, но дальше пришлось нести вручную.
Сразу после пятнадцати часов, на «Юности началась беготня и суматоха. По указанию какого-то начальства мы отдали швартовы и перегнали судно, обойдя «Комсомольскую славу», «Северодвинск» и плавучий кран. Слишком короткое путешествие, но я верил, что оно станет первым в череде моих длительных заграничных рейсов.
После ужина прошёлся по городу. Сразу за воротами стоял памятник портовым рабочим с надписями «Никто не забыт и ничто не забыто» и «Пусть в памяти нашей живёт, как дружно стояли армия, флот и народ». Скульптурная группа изображала увлечённых единым порывом солдата, матроса и рабочего.
Теплоход «Таджикистан». Фото из интернета.
На причале морвокзала стоял пассажирский теплоход «Таджикистан» и другие суда. А вдали виднелся экскурсионный катамаран «Хаджибей», вечерами превращавшийся в танцплощадку в открытом море.
Теплоход «Хаджибей». Фото из интернета.
На эскалаторе поднялся наверх Потёмкинской лестницы, к памятнику первому градоначальнику Одессы Дюку де Ришелье от благодарных жителей всех сословий.
Потёмкинская лестница.
Одесса. Памятник Дюку де Ришелье.
Фото из интернета
Улицы Карла Маркса и Дерибасовская, кинотеатр «Фрунзе» с афишами фильма «Перехват». На почте купил конверт и вернулся в порт.
Смотрел фильм «Государственная граница». Серия об уничтожении бандеровской банды в первые послевоенные годы.
Закончил читать главу о Зеетцене, его немыслимом для европейца хадже в Мекку и Медину и о трагической кончине учёного.
«Путешественнику едва хватает времени на то, чтобы сделать хотя бы беглые наброски, - писал Зеетцен в декабре 1804 г. брату. - Часто так устаёшь от непосильных нагрузок, что не остаётся ни желания, ни охоты описывать что-либо» Он просил брата редактировать его записи, сохраняя их хронологию. Он понимал, что пишет отрывочно, неравноценно по стилю и жанру, что в его записях сухие сведения по географии и астрономии перемежаются с описанием приключений, им пережитых, и настроений, им испытанных. Его волновала проблема художественного описания путешествия. Он считал, что научные наблюдения важны лишь для специалистов, а для широкого круга читателей они скучны и неинтересны. Он уповал на друзей, которые ему помогут, на время, которого он думал, у него так много впереди и которого ему не подарила судьба. Но одному он следовал неукоснительно: во всех его записях должна быть только правда».
(Т.А. Путинцева. «Следы ведут в пески Аравии»).
В пятницу после утреннего развода с Серёгой Погребным и Саней Пархоменко убирали палубы, от пеленгаторной, до первой. Больше всего мусора было на шлюпочной палубе, приборку которой закончили как раз к обеду. В обед выпил бутылку молока с булочкой. Читал книгу. А потом вдвоём с Саней убрали остальное, на что у нас ушло около часа. В каюте дочитал книгу. Судьба трёх великих путешественников оставила в душе неизгладимый след. Не потому ли всё чаще манила меня дорога, и с необъяснимой щемящей тоской я вглядывался на уходившие в призрачную морскую даль корабли.
Долго стоял на палубе, наблюдая отход «Мистера Мичела». Даже не верилось, что в ста метрах от меня проплыла частица другого государства.
Через некоторое время на место «грека» пришвартовался «Академик Вакулев». В оперативности одесским портовикам не откажешь. А назавтра «Юность» должна была выйти в море на ходовые испытания.
продолжение следует...