Мореходные рассказы. Дорога на Одессу
Содержание
Девятнадцатого мая, наконец, добрался до Николаева. Наша группа уехала в Одессу. Остались трое. Аркадию Селиверстикову недавно вырезали аппендикс. Женька Пешохин сам попросил остаться, а Юрка Тышков ждал отправки в армию.
Замполит направил меня к старшему мастеру, и тот обещал озадачить утром.
В открытом двести тринадцатом кубрике запоздало обнаружил письмо от Алёнки с надписью на конверте:
«Одесса. Потёмкинская лестница. Ворота морпорта. Позвонить на «Юность». Спросить мастера».
Все стало ясно, но я уже побывал у Тихонова и не мог просто уехать.
В обед устроили с Аркадием небольшую безалкогольную пирушку. Давно зарёкся пить спиртное. Удовольствие это сомнительное, а проблемы реальные.
Три дня пришлось работать по школе, ощущая свою ненужность, и досадуя на себя. А ведь мог быть со всеми в Одессе.
В пятницу двадцать второго до полудня мыл токарную мастерскую, коридоры первого, второго этажей и прилегающие лестницы. А потом ушёл спать. Разбудил меня Палыч, вернувшийся на выходные в Николаев. Сказал, чтобы в воскресенье я был в Одессе. Поручил собрать береты по кубрикам, и уведомить мастера пятой группы Валерия Ивановича Целинко, что Бережной потерял курсантский билет. Выполнил оба задания, но фотографии Бережного не нашли ни у Целинко, ни в кубрике курсанта.
Я был рад грядущим переменам. Из Одессы приехал Ванька Юрчак. За чашкой чая рассказывал о царящей на «Юности» скуке, но меня это не расстроило. Судно стояло в порту, и на конец мая намечались ходовые испытания.
Следующий день прошёл в сборах и беготне.
Купил книгу Путинцевой «Следы ведут в пески Аравии» о немецких путешественниках Нибуре, Зеетцене и Буркхардте, поочерёдно изучавших недоступную для европейцев Аравию.
«Искатель, знай: каждая наука необходимо подразумевает, чтобы ищущий её, занимался ею от колыбели до могильной ниши. По мере того, как он станет в ней знатоком и будет ею постоянно заниматься, ему из неё явится нечто, чего нет у другого, чтобы стать слагателем; когда же он достигнет предела, то усовершенствует свои своды, чтобы достиг предела другой».
(«Книга польз» Ибн Маджида, арабского лоцмана Васко де Гамы).
Когда-то и мне придётся делать свой выбор. Не ведая будущего, я точно знал, что сытая жизнь обывателя не для меня. Книжка с новой силой разожгла жажду знаний и открытий, и я читал её с упоением.
В ленинской комнате смотрел фильм «Зелёный фургон» о первых шагах одесского уголовного розыска.
Сразу после революции в России резко подскочил уровень преступности. Вчерашний гимназист Владимир Патрикеев с головой окунулся в гущу событий, отлавливая преступников и спекулянтов…
После фильма заходил в столовую. Помог Рите разгрузить хлеб и вернулся к себе в кубрик.
Харрис с однокурсником (третья группа) во дворе НМШ
Пили чай втроём с Харрисом и его одногруппником. Харрис родом из Челябинска. Не сказать, чтобы мы дружили, но были хорошими товарищами, хотя общались не часто.
Разговор чуть не скатился к теме свободной любви, но мне удалось вернуть его в нормальное русло.
Разошлись в полпервого ночи, а я ещё долго сидел в одиночестве, прислушиваясь к тишине и размышляя о давно ушедших людях, посвятивших свою жизнь науке. О Карстере Нибуре с соратниками и последователями, и о многих других, чьи дела были достойны восхищения и зависти.
Карстен Нибур в арабском костюме.
Моя перерисовка из книги Путинцевой.
В полдень воскресенья я уже сидел с книжкой в руках в удобном кресле автобуса, катившего по мосту через Южный Буг в направлении Одессы. И на минуту представил, что из космоса эта широкая река видится тонкой голубой ниточкой, прорезавшей Землю.
Отрывался от книги на границе областей, где автобус сделал остановку. Монумент, с чернеющим якорем по обе стороны и надписями «Одесская область» и «Николаевская область». Торговля пирожками и чем-то ещё.
На въезде в Одессу автобус проверяли контролёры, и я оставил чтение, почти закончив главу о Нибуре.
В четыре часа дня Костя Леорда вынес пропуск и повёл меня на «Юность».
«Юность» у причала в одесском порту.
Теплоход стоял в самой дальней гавани справа от ворот, в пятидесяти метрах от которой начиналось открытое море. Просто вода, только глаза никак не находили противоположный берег...
продолжение следует...
Девятнадцатого мая, наконец, добрался до Николаева. Наша группа уехала в Одессу. Остались трое. Аркадию Селиверстикову недавно вырезали аппендикс. Женька Пешохин сам попросил остаться, а Юрка Тышков ждал отправки в армию.
Замполит направил меня к старшему мастеру, и тот обещал озадачить утром.
В открытом двести тринадцатом кубрике запоздало обнаружил письмо от Алёнки с надписью на конверте:
«Одесса. Потёмкинская лестница. Ворота морпорта. Позвонить на «Юность». Спросить мастера».
Все стало ясно, но я уже побывал у Тихонова и не мог просто уехать.
В обед устроили с Аркадием небольшую безалкогольную пирушку. Давно зарёкся пить спиртное. Удовольствие это сомнительное, а проблемы реальные.
Три дня пришлось работать по школе, ощущая свою ненужность, и досадуя на себя. А ведь мог быть со всеми в Одессе.
В пятницу двадцать второго до полудня мыл токарную мастерскую, коридоры первого, второго этажей и прилегающие лестницы. А потом ушёл спать. Разбудил меня Палыч, вернувшийся на выходные в Николаев. Сказал, чтобы в воскресенье я был в Одессе. Поручил собрать береты по кубрикам, и уведомить мастера пятой группы Валерия Ивановича Целинко, что Бережной потерял курсантский билет. Выполнил оба задания, но фотографии Бережного не нашли ни у Целинко, ни в кубрике курсанта.
Я был рад грядущим переменам. Из Одессы приехал Ванька Юрчак. За чашкой чая рассказывал о царящей на «Юности» скуке, но меня это не расстроило. Судно стояло в порту, и на конец мая намечались ходовые испытания.
Следующий день прошёл в сборах и беготне.
Купил книгу Путинцевой «Следы ведут в пески Аравии» о немецких путешественниках Нибуре, Зеетцене и Буркхардте, поочерёдно изучавших недоступную для европейцев Аравию.
«Искатель, знай: каждая наука необходимо подразумевает, чтобы ищущий её, занимался ею от колыбели до могильной ниши. По мере того, как он станет в ней знатоком и будет ею постоянно заниматься, ему из неё явится нечто, чего нет у другого, чтобы стать слагателем; когда же он достигнет предела, то усовершенствует свои своды, чтобы достиг предела другой».
(«Книга польз» Ибн Маджида, арабского лоцмана Васко де Гамы).
Когда-то и мне придётся делать свой выбор. Не ведая будущего, я точно знал, что сытая жизнь обывателя не для меня. Книжка с новой силой разожгла жажду знаний и открытий, и я читал её с упоением.
В ленинской комнате смотрел фильм «Зелёный фургон» о первых шагах одесского уголовного розыска.
Сразу после революции в России резко подскочил уровень преступности. Вчерашний гимназист Владимир Патрикеев с головой окунулся в гущу событий, отлавливая преступников и спекулянтов…
После фильма заходил в столовую. Помог Рите разгрузить хлеб и вернулся к себе в кубрик.
Харрис с однокурсником (третья группа) во дворе НМШ
Пили чай втроём с Харрисом и его одногруппником. Харрис родом из Челябинска. Не сказать, чтобы мы дружили, но были хорошими товарищами, хотя общались не часто.
Разговор чуть не скатился к теме свободной любви, но мне удалось вернуть его в нормальное русло.
Разошлись в полпервого ночи, а я ещё долго сидел в одиночестве, прислушиваясь к тишине и размышляя о давно ушедших людях, посвятивших свою жизнь науке. О Карстере Нибуре с соратниками и последователями, и о многих других, чьи дела были достойны восхищения и зависти.
Карстен Нибур в арабском костюме.
Моя перерисовка из книги Путинцевой.
В полдень воскресенья я уже сидел с книжкой в руках в удобном кресле автобуса, катившего по мосту через Южный Буг в направлении Одессы. И на минуту представил, что из космоса эта широкая река видится тонкой голубой ниточкой, прорезавшей Землю.
Отрывался от книги на границе областей, где автобус сделал остановку. Монумент, с чернеющим якорем по обе стороны и надписями «Одесская область» и «Николаевская область». Торговля пирожками и чем-то ещё.
На въезде в Одессу автобус проверяли контролёры, и я оставил чтение, почти закончив главу о Нибуре.
В четыре часа дня Костя Леорда вынес пропуск и повёл меня на «Юность».
«Юность» у причала в одесском порту.
Теплоход стоял в самой дальней гавани справа от ворот, в пятидесяти метрах от которой начиналось открытое море. Просто вода, только глаза никак не находили противоположный берег...
продолжение следует...