Эпизод третий: Письмо Гоголю.
Мы как раз собрались есть, при этом всей семьей, которая редко бывает в сборе в полном составе. То есть все сидели за столом, даже мой сын, Оболтус, а Ленка, моя жена, приготовилась раздать всем еду. От которой пахло очень даже хорошо.
У стола сидели пес Агафон (добрейшей души пёс-сталинист) и кот по имени Кот (наглая левацкая морда). Это был тот редкий момент, когда оба хвоста могут находиться друг подле друга, не занимаясь теоретическими или историческими спорами, или выяснениями бытовых отношений - кто может лежать на кресле, например.
Правда, Агафон смотрел на нас и на стол с обычной собачьей преданностью и радостно: вот хозяева чего-то вкусное едят, сейчас и мне перепадет, и жизнь прекрасна!, а Кот с обычным презрением: едят чего-то, чего я есть точно не буду, но ведь и не дадут, и жизнь - это юдоль скорби!
И вот только Ленка подняла крышку с большой кастрюли, как в дверь позвонили.
По звонку я понял, что поесть в ближайшее время не удастся. Вздохнул и пошел открывать.
Там их много было, кто в штатском, кто в форме. Расплодилось их на земле русской, никто работать не хочет. Siloviki, в общем.
- Я на пол ложиться не буду, я полы не мыла, так что можете стрелять! - сразу сказала им Ленка.
Это она про прошлый раз, когда заявилась целая куча siloviki в масках и с автоматами. А все потому, что Оболтус (мой сын) и Агафон с нацболами что-то там учудили. Памятник полковнику Зубатову «от благодарных потомков из ФСБ» якобы взорвали. Динамитом. Ну, Оболтус ладно, молодой, но Агафон? Догматик до кончика хвоста - и связался с такой мелкобуржуазной публикой? «Нужно работать со всеми!» - бурчал Агафон на прогулке, где я ему выговаривал за ошибки в вопросе выбора союзников. Палку, впрочем, исправно приносил.
Кот сразу взметнулся на шкаф, откуда яростно зашипел что-то про полицейский террор.
Агафон рычал.
Оболтус смотрел насмешливо.
Ленка, как я уже сказал, ждала выстрелов опричников, чтобы красиво умереть на немытом полу.
Поэтому переговоры пришлось вести мне.
- Чем обязан? - спросил я у того, который был главный silovik - моложавенький бюрократ с рыбьими глазами. Главность я определил по дорогой кожаной папке в его руках с вытесненными на ней золотыми буквами «Прокуратура». Он вытянул оттуда бумагу.
В постановлении районной прокуратуры говорилось, что с IP-адреса нашего компьютера была проведена хакерская атака на сайт Патриарха Всея Руси, в связи с чем постановляется изъять всю компьютерную технику, имеющуюся в данной квартире.
- А в чем выразилась хакерская атака? - осведомился я.
Рыбьи глаза достал другую бумажку. В ней сообщалась, что такого-то числа был взломан сайт Патриарха Всея Руси и на его заглавной странице выложен текст экстремистского содержания.
- А что же это за текст такой?.. - не успел закончить я, как мне дали следующую бумажку.
Там было много букв. Взгляд выхватил из середины:
«…но неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, брюхаты жеребцы? Попов... Не есть ли поп на Руси; для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства? И будто всего этого вы не знаете? Странно! По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе... Он говорит об образе: годится - молиться, а не годится - горшки покрывать».
- С каких пор классическое письмо Белинского Гоголю стало экстремистским текстом? - удивился я.
Мне тут же вручили следующую бумажку. Постановление Грозненского городского суда о внесении письма Белинского Гоголю в Федеральный список экстремистских материалов.
Я было хотел спросить, какое дело уважаемым магометанам-чеченцам до наших внутренних русских православных разборок, да испугался, что мне вручат еще какую-нибудь бумажку и мое душевное спокойствие будет окончательно утрачено.
- Приступайте к процессуальным действиям, - приказал человек с папкой своим людям и они разошлись по нашей квартире.
- Что это было? - спросила Ленка.
Я коротко объяснил. Она явно обрадовалась - не любит она все эти компьютеры и смартфоны, даже рецепты смотрит не в Интернете, а только в книге о вкусной и здоровой пище под редакцией наркома Анастаса Микояна, при этом в самом первом, классическом издании 1939 года, оставшейся от нашей любимой бабули. С автографом самого Микояна.
Я посмотрел на остальных.
- Какая контра это сделала? - грубо спросил я.
Оболтус пожал плечами:
- Знать не знаю никакого Патриарха!
Агафон прорычал:
- Не я.
Действительно, где Агафон и где хакеры? У него всего был один аккаунт в давно устаревшем Живом Журнале, да и там он был подписчиком только группы «Кровавые сталинские псы». Что само по себе было забавно.
Поэтому все - я, Ленка, Оболтус, Агафон - молча подняли глаза на шкаф.
Кот сначала поколебался - явно хотел уйти в несознанку - но потом передумал:
- А что такого? Я, между прочим, не один был. Международная хакерская группа «Коты без границ». Против клерикализма.
- Группа, - в бешенстве сказал я.- Без границ… Мало того, что вся семья теперь фиг знает сколько времени будет без связи с внешним миром, так у меня в компе почти готовая статья для Бузгалина о споре между Отто Вилле Куусиненом и академиком Варгой об абсолютном и относительном обнищании рабочего класса при капитализме. Я ее, морда ты левацкая, неделю писал!
Кот небрежно махнул лапой.
- Все надо сохранять на флэшки, я так всегда делаю, - с показным безразличием сказал он.
Я стал искать, что поднять с пола, чтобы в него швырнуть. Он явно это понял.
- Послушай, - сказал он. - Это вообще не должно никого волновать. Это наше межконфессиональное дело - между нами, котами, и Патриархом. Мы, коты и кошки, если кто не знает, тоже обожествлялись в свое время. И даже подольше, чем некоторые, при всем моем уважении к сыну плотника из Назарета. Так что…
Я поднял кроссовку Оболтуса и прицелился.
Кот гневно замяукал. Силовики вынесли в прихожку системный блок, только поэтому я не швырнул кроссовку в мерзавца.
Тут в дверь позвонили снова.
- Святая инквизиция, небось, - выругался я и открыл дверь.
Там стоял мой отец. Он часто к нам заходит, и ему все рады. Кроме Кота. Я потом объясню, почему.
Он с интересом осмотрел мизансцену и спросил насмешливо:
- Что на этот раз?
Я коротко рассказал. Отец посмотрел на Кота. Тот молча спрыгнул со шкафа и скрылся под диван гостиной. Как он всегда делал, когда отец бывал у нас.
Как-то, в один редкий вечер, когда мы не ругались, а совсем наоборот, то есть я сидел в кресле с Котом на коленях, чесал ему за ухом и смотрел какой-то сериал, а Кот издавал свое коронное «тыр-тыр-тыр», я спросил его, почему он так не любит отца.
Кот прекратил тыркать, подумал и спросил серьезно:
- Ты знаешь про теорию шести рукопожатий?
- Ну, да, - сказал я. - Каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.
- Правильно, - сказал Кот. - Так вот, мы, коты, способны видеть эту цепочку в каждом человеке. Есть такое у нас свойство, мне на вашем языке не объяснить, как мы это видим. Что-то вроде теней.
- И? - спросил я с интересом.
- Твой отец знаком, и не через пять, а всего через три рукопожатия, с одним человеком, у которого в руках был ледоруб. И я вижу его тень.
Я задумался. Отец, сейчас на пенсии, работал в конторе без имени, часто бывал в отъездах, но в общем-то человеком был добрым. А вот наш покойный дед... Вот тот - да, тот работал в очень интересных организациях и с такими людьми, для которых прихлопнуть человека, если его посчитали реальным или потенциальным врагом диктатуры пролетариата, ничего не стоило. Когда деда хоронили - под красной звездой, само собой, без попов и отпеваний, он настрого запретил, там, на кладбище, собрались очень странные люди, старики и старухи. Которые, когда гроб опускали в землю, запели «Интернационал». Я такого количества живой стали - пусть и старой, покрытой ржавчиной, но все равно стали, на квадратный метр никогда не видел и вряд ли когда увижу.
Так что Кот явно не ошибался. Насчет человека с ледорубом.
Отец обратился к главному из силовиков - что-то прошептал ему на ухо. Тот сначала явно отмахнулся от него, но отец залез в свой неизменный потертый портфель, и извлек оттуда какую-то корочку. Развернул, показал. Главный долго смотрел на нее скептически, потом набрал на своем айфоне какой-то номер и дал продукт фирмы «Apple» отцу.
Тот ушел на кухню, недолго о чем-то поговорил, вернулся и, не отключая собеседника, передал новенький айфон обратно. Теперь уже его хозяин ушел на кухню и о чем-то долго там разговаривал. При этом приговаривая: «Есть! Так точно! Слушаюсь!»
Потом он вернулся в прихожую. Явно недовольный.
- Компьютер и другая коммуникационная техника остаются, - сказал он и нам и своим людям. И мне:
- А вам я выписываю повестку. В понедельник в прокуратуру. К девяти утра. Комната 35.
Он заполнил какие-то бланки.
- Кому идти в прокуратуру? - спросил я.
- Коту вашему, раз это его рук дело, - сухо сказал рыбьи глаза.
Я свистнул. Кот, без своего обычного манерничания, вылез из-под дивана, и, демонстративно обойдя отца, прижался к моим ногам.
Я расписался за него - слава Богу, хоть писать лапами они не умеют, а то бы жизнь людей превратилась в кошмар еще раньше, а не как сейчас, и показал ему повестку.
- Допрыгался, хакер, - сказал я злорадно.
Кот поджал хвост и снова отправился под диван.
А незваные гости отправились вон из нашей квартиры - продолжать, вестимо, наводить страх на других противников режима, врагов клерикализации и полицейщины.
Званый гость, то есть отец, вместе с нами пошел обедать - Ленка сказала, что разогреть еду будет недолго.
А Кот не вылез даже тогда, когда отец щедро делился с Агафоном лакомыми кусочками. Но я затылком чувствовал, как из-под дивана исходят волны возмущения и обиды.
Когда мы уже ложились спать, Кот забрался к нам на кровать. Чтобы Ленка его пожалела. Ленка пожалела, почесала ему пузо.
- Посадят тебя, котейку, в тюрьму злые люди, - притворно жалостливо приговаривала жена.
- Буду с Удальцовым сидеть, - мурлыкнул кот. - Вот он настоящий коммунист, не то, что некоторые. Поделится куском с товарищем по заключению. Колбасы и сметаны не пожалеет.
- У тебя явно не совсем верные представления о функционировании российских мест лишения свободы, - язвительно заметил я, оторвавшись от чтения распечатанной статьи для «Альтернатив».
- Не посадить им меня. Я уже группу создал «В контакте», в понедельник к прокуратуре придет сто тысяч котов, и власть испугается, - хвастливо сказал Кот. - «Марш миллиона хвостов». Режиму конец.
Соврал, конечно, по своему обыкновению. В понедельник к прокуратуре пришло всего десять тысяч котов и кошек, правда, и этого хватило, чтобы там на некоторое время возник филиал ада на земле. Национальные гвардейцы бегали за животными, те отбивались плакатами «Cats’ lives matter». Воронки, сирены, водометы, корреспонденты, телевидение, даже иностранное.… Потом Дмитрий Киселев из телевидения сказал, что в городе произошла репетиция Майдана.
А Коту три месяца исправительных работ дали все-таки. Теперь по утрам ходит в городские музеи и ловит там мышей. Когда вечером приходит домой - вид как у большевика, только что вернувшегося из ссылки в Туруханский край.
У стола сидели пес Агафон (добрейшей души пёс-сталинист) и кот по имени Кот (наглая левацкая морда). Это был тот редкий момент, когда оба хвоста могут находиться друг подле друга, не занимаясь теоретическими или историческими спорами, или выяснениями бытовых отношений - кто может лежать на кресле, например.
Правда, Агафон смотрел на нас и на стол с обычной собачьей преданностью и радостно: вот хозяева чего-то вкусное едят, сейчас и мне перепадет, и жизнь прекрасна!, а Кот с обычным презрением: едят чего-то, чего я есть точно не буду, но ведь и не дадут, и жизнь - это юдоль скорби!
И вот только Ленка подняла крышку с большой кастрюли, как в дверь позвонили.
По звонку я понял, что поесть в ближайшее время не удастся. Вздохнул и пошел открывать.
Там их много было, кто в штатском, кто в форме. Расплодилось их на земле русской, никто работать не хочет. Siloviki, в общем.
- Я на пол ложиться не буду, я полы не мыла, так что можете стрелять! - сразу сказала им Ленка.
Это она про прошлый раз, когда заявилась целая куча siloviki в масках и с автоматами. А все потому, что Оболтус (мой сын) и Агафон с нацболами что-то там учудили. Памятник полковнику Зубатову «от благодарных потомков из ФСБ» якобы взорвали. Динамитом. Ну, Оболтус ладно, молодой, но Агафон? Догматик до кончика хвоста - и связался с такой мелкобуржуазной публикой? «Нужно работать со всеми!» - бурчал Агафон на прогулке, где я ему выговаривал за ошибки в вопросе выбора союзников. Палку, впрочем, исправно приносил.
Кот сразу взметнулся на шкаф, откуда яростно зашипел что-то про полицейский террор.
Агафон рычал.
Оболтус смотрел насмешливо.
Ленка, как я уже сказал, ждала выстрелов опричников, чтобы красиво умереть на немытом полу.
Поэтому переговоры пришлось вести мне.
- Чем обязан? - спросил я у того, который был главный silovik - моложавенький бюрократ с рыбьими глазами. Главность я определил по дорогой кожаной папке в его руках с вытесненными на ней золотыми буквами «Прокуратура». Он вытянул оттуда бумагу.
В постановлении районной прокуратуры говорилось, что с IP-адреса нашего компьютера была проведена хакерская атака на сайт Патриарха Всея Руси, в связи с чем постановляется изъять всю компьютерную технику, имеющуюся в данной квартире.
- А в чем выразилась хакерская атака? - осведомился я.
Рыбьи глаза достал другую бумажку. В ней сообщалась, что такого-то числа был взломан сайт Патриарха Всея Руси и на его заглавной странице выложен текст экстремистского содержания.
- А что же это за текст такой?.. - не успел закончить я, как мне дали следующую бумажку.
Там было много букв. Взгляд выхватил из середины:
«…но неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, брюхаты жеребцы? Попов... Не есть ли поп на Руси; для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства? И будто всего этого вы не знаете? Странно! По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе... Он говорит об образе: годится - молиться, а не годится - горшки покрывать».
- С каких пор классическое письмо Белинского Гоголю стало экстремистским текстом? - удивился я.
Мне тут же вручили следующую бумажку. Постановление Грозненского городского суда о внесении письма Белинского Гоголю в Федеральный список экстремистских материалов.
Я было хотел спросить, какое дело уважаемым магометанам-чеченцам до наших внутренних русских православных разборок, да испугался, что мне вручат еще какую-нибудь бумажку и мое душевное спокойствие будет окончательно утрачено.
- Приступайте к процессуальным действиям, - приказал человек с папкой своим людям и они разошлись по нашей квартире.
- Что это было? - спросила Ленка.
Я коротко объяснил. Она явно обрадовалась - не любит она все эти компьютеры и смартфоны, даже рецепты смотрит не в Интернете, а только в книге о вкусной и здоровой пище под редакцией наркома Анастаса Микояна, при этом в самом первом, классическом издании 1939 года, оставшейся от нашей любимой бабули. С автографом самого Микояна.
Я посмотрел на остальных.
- Какая контра это сделала? - грубо спросил я.
Оболтус пожал плечами:
- Знать не знаю никакого Патриарха!
Агафон прорычал:
- Не я.
Действительно, где Агафон и где хакеры? У него всего был один аккаунт в давно устаревшем Живом Журнале, да и там он был подписчиком только группы «Кровавые сталинские псы». Что само по себе было забавно.
Поэтому все - я, Ленка, Оболтус, Агафон - молча подняли глаза на шкаф.
Кот сначала поколебался - явно хотел уйти в несознанку - но потом передумал:
- А что такого? Я, между прочим, не один был. Международная хакерская группа «Коты без границ». Против клерикализма.
- Группа, - в бешенстве сказал я.- Без границ… Мало того, что вся семья теперь фиг знает сколько времени будет без связи с внешним миром, так у меня в компе почти готовая статья для Бузгалина о споре между Отто Вилле Куусиненом и академиком Варгой об абсолютном и относительном обнищании рабочего класса при капитализме. Я ее, морда ты левацкая, неделю писал!
Кот небрежно махнул лапой.
- Все надо сохранять на флэшки, я так всегда делаю, - с показным безразличием сказал он.
Я стал искать, что поднять с пола, чтобы в него швырнуть. Он явно это понял.
- Послушай, - сказал он. - Это вообще не должно никого волновать. Это наше межконфессиональное дело - между нами, котами, и Патриархом. Мы, коты и кошки, если кто не знает, тоже обожествлялись в свое время. И даже подольше, чем некоторые, при всем моем уважении к сыну плотника из Назарета. Так что…
Я поднял кроссовку Оболтуса и прицелился.
Кот гневно замяукал. Силовики вынесли в прихожку системный блок, только поэтому я не швырнул кроссовку в мерзавца.
Тут в дверь позвонили снова.
- Святая инквизиция, небось, - выругался я и открыл дверь.
Там стоял мой отец. Он часто к нам заходит, и ему все рады. Кроме Кота. Я потом объясню, почему.
Он с интересом осмотрел мизансцену и спросил насмешливо:
- Что на этот раз?
Я коротко рассказал. Отец посмотрел на Кота. Тот молча спрыгнул со шкафа и скрылся под диван гостиной. Как он всегда делал, когда отец бывал у нас.
Как-то, в один редкий вечер, когда мы не ругались, а совсем наоборот, то есть я сидел в кресле с Котом на коленях, чесал ему за ухом и смотрел какой-то сериал, а Кот издавал свое коронное «тыр-тыр-тыр», я спросил его, почему он так не любит отца.
Кот прекратил тыркать, подумал и спросил серьезно:
- Ты знаешь про теорию шести рукопожатий?
- Ну, да, - сказал я. - Каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.
- Правильно, - сказал Кот. - Так вот, мы, коты, способны видеть эту цепочку в каждом человеке. Есть такое у нас свойство, мне на вашем языке не объяснить, как мы это видим. Что-то вроде теней.
- И? - спросил я с интересом.
- Твой отец знаком, и не через пять, а всего через три рукопожатия, с одним человеком, у которого в руках был ледоруб. И я вижу его тень.
Я задумался. Отец, сейчас на пенсии, работал в конторе без имени, часто бывал в отъездах, но в общем-то человеком был добрым. А вот наш покойный дед... Вот тот - да, тот работал в очень интересных организациях и с такими людьми, для которых прихлопнуть человека, если его посчитали реальным или потенциальным врагом диктатуры пролетариата, ничего не стоило. Когда деда хоронили - под красной звездой, само собой, без попов и отпеваний, он настрого запретил, там, на кладбище, собрались очень странные люди, старики и старухи. Которые, когда гроб опускали в землю, запели «Интернационал». Я такого количества живой стали - пусть и старой, покрытой ржавчиной, но все равно стали, на квадратный метр никогда не видел и вряд ли когда увижу.
Так что Кот явно не ошибался. Насчет человека с ледорубом.
Отец обратился к главному из силовиков - что-то прошептал ему на ухо. Тот сначала явно отмахнулся от него, но отец залез в свой неизменный потертый портфель, и извлек оттуда какую-то корочку. Развернул, показал. Главный долго смотрел на нее скептически, потом набрал на своем айфоне какой-то номер и дал продукт фирмы «Apple» отцу.
Тот ушел на кухню, недолго о чем-то поговорил, вернулся и, не отключая собеседника, передал новенький айфон обратно. Теперь уже его хозяин ушел на кухню и о чем-то долго там разговаривал. При этом приговаривая: «Есть! Так точно! Слушаюсь!»
Потом он вернулся в прихожую. Явно недовольный.
- Компьютер и другая коммуникационная техника остаются, - сказал он и нам и своим людям. И мне:
- А вам я выписываю повестку. В понедельник в прокуратуру. К девяти утра. Комната 35.
Он заполнил какие-то бланки.
- Кому идти в прокуратуру? - спросил я.
- Коту вашему, раз это его рук дело, - сухо сказал рыбьи глаза.
Я свистнул. Кот, без своего обычного манерничания, вылез из-под дивана, и, демонстративно обойдя отца, прижался к моим ногам.
Я расписался за него - слава Богу, хоть писать лапами они не умеют, а то бы жизнь людей превратилась в кошмар еще раньше, а не как сейчас, и показал ему повестку.
- Допрыгался, хакер, - сказал я злорадно.
Кот поджал хвост и снова отправился под диван.
А незваные гости отправились вон из нашей квартиры - продолжать, вестимо, наводить страх на других противников режима, врагов клерикализации и полицейщины.
Званый гость, то есть отец, вместе с нами пошел обедать - Ленка сказала, что разогреть еду будет недолго.
А Кот не вылез даже тогда, когда отец щедро делился с Агафоном лакомыми кусочками. Но я затылком чувствовал, как из-под дивана исходят волны возмущения и обиды.
Когда мы уже ложились спать, Кот забрался к нам на кровать. Чтобы Ленка его пожалела. Ленка пожалела, почесала ему пузо.
- Посадят тебя, котейку, в тюрьму злые люди, - притворно жалостливо приговаривала жена.
- Буду с Удальцовым сидеть, - мурлыкнул кот. - Вот он настоящий коммунист, не то, что некоторые. Поделится куском с товарищем по заключению. Колбасы и сметаны не пожалеет.
- У тебя явно не совсем верные представления о функционировании российских мест лишения свободы, - язвительно заметил я, оторвавшись от чтения распечатанной статьи для «Альтернатив».
- Не посадить им меня. Я уже группу создал «В контакте», в понедельник к прокуратуре придет сто тысяч котов, и власть испугается, - хвастливо сказал Кот. - «Марш миллиона хвостов». Режиму конец.
Соврал, конечно, по своему обыкновению. В понедельник к прокуратуре пришло всего десять тысяч котов и кошек, правда, и этого хватило, чтобы там на некоторое время возник филиал ада на земле. Национальные гвардейцы бегали за животными, те отбивались плакатами «Cats’ lives matter». Воронки, сирены, водометы, корреспонденты, телевидение, даже иностранное.… Потом Дмитрий Киселев из телевидения сказал, что в городе произошла репетиция Майдана.
А Коту три месяца исправительных работ дали все-таки. Теперь по утрам ходит в городские музеи и ловит там мышей. Когда вечером приходит домой - вид как у большевика, только что вернувшегося из ссылки в Туруханский край.