"Против Петрограда - Ленинграда"
(глава из книги Макса Энгмана "Финляндцы в Петербурге")
"После конституционных конфликтов рубежа столетий многие в Финляндии считали, что по соседству находится столица агрессивной державы, в которой разрабатываются планы уничтожения автономных институтов Великого княжества. Революции 1905 и 1917 гг. ослабляли Россию, но после большевистского переворота Петроград, как центр мировой революции, стал представляться еще большей угрозой. Финляндия рисковала оказаться среди первых жертв революции, а гражданская война 1918 г. только усугубила эти опасения.
После провозглашения независимости в восточной политике Финляндии центральное место заняли Восточная Карелия и Петроград. В штабе белых план перехода границы разработали уже в феврале 1918 г., но осуществление его было отложено. Свинхувуд (будущий первый президент Финляндии - А.К.) и сенат проявляли готовность начать наступление летом, но немцы тогда не оказали им поддержки, напротив, они обещали большевикам, что Финляндия не предпримет нападения. Хотя несколько позднее немцы сами обдумывали наступление на Петроград, они, однако, констатировали, что финляндские части не окажут им большой помощи, а сыграют лишь второстепенную роль к северу от Ладоги.
В апреле 1918 г. Свинхувуд попытался убедить крайне скептически настроенного германского посланника А. фон Брюка, что нужно воздвигнуть китайскую стену против России (как все знакомо! - А.К.); Петербург более не может оставаться столицей.
Летом 1919 г. в Финляндии свирепствовала, по определению газеты «Helsingin Sanomat», «петроградская болезнь». Вопрос, идти ли на Петроград, был центральным во внешней и внутренней политике. Для регента Маннергейма и Генерального штаба целью было свергнуть власть большевиков. Благодарностью восстановленной России, считали они, стало бы признание независимости Финляндии и удовлетворение финляндских притязаний на Восточную Карелию. В вопросе о захвате Петрограда финляндские активисты были едины, но обеспечение независимости Финляндии и Эстонии, а также создание Великой Финляндии, которая включала бы Восточную Карелию и Ингерманландию, были для них главными целями. По этой концепции Петербург должен был утратить свои возможности функционировать как центр не только революции, но также и России; минимальным требованием была интернационализация Петербурга и разоружение Кронштадта.
Для Мартти Пихкала Петербург был неестественной, искусственно сотворенной мировой державой столицей, городом, который приговорен к исчезновению с исторической сцены. Его, как экономический центр северо-восточной Европы, должен заменить Выборг. Кай Доннер полагал, что многие не понимают одного: борьба за независимость Финляндии и Эстонии стала борьбой за «умирающий» город.
В газете «Ilkka» лидер аграриев Сантери Алкио поднял две проблемы финской внешней политики - Аландские острова и Петербург. Ему было недостаточно, что город годом ранее утратил благодаря действиям большевиков статус столицы, он требовал, чтобы Россия полностью была изгнана с Балтийского моря, а ее центр тяжести перенесен к Черному морю и на Волгу:
«Петербург находится среди финских племен на захваченной силой территории. В силу этого приговор истории в отношении актов насилия должен быть приведен в исполнение: государственное значение Петербурга должно быть уничтожено международным пактом. Петербург должен быть отделен от России как независимая республика, у которого, как торгового центра между Россией и Северной Европой, должен быть служащий миру статус».
После этого мир снизошел бы на воды Балтийского моря, и у Швеции, следовательно, не было бы повода требовать Аландские острова. Ингерманландцы поддерживали планы сделать Петербург свободным городом или свободным городом-портом, для них Петербург был камнем преткновения при любых планах самоуправления.
Писатель Бертель Грипенберг, рассуждая об основанном «отцом славянского империализма» городе, договорился на страницах активистской газеты «Svenska Tidningen» до следующих утверждений:
«В течение двух столетий этот грязный и развращенный город, столица самодержавия, низкопоклонства и коррупции, расположился здесь как окно России на Запад, - но также как сжатый кулак Азии, который угрожающе тянется к Европе. В течение двух столетий отсюда постоянно исходят новые и все более далеко нацеленные захватнические планы в отношении живущих рядом народов и государств; насилие и гнет имели здесь свою прочную крепость, - крепость царя Петра».
Утверждалось, что на руинах черного деспотизма царь Ленин из своей красной столицы, «азиатской метрополии голода, жестокости и тирании черни», начал протягивать свои «алчные клешни». Идет борьба за будущее Европы, но это также и собственная борьба Финляндии; пока большевистские господа заседают в городе царя Петра и царя Ленина, страна не в безопасности, очаг заразы должен быть уничтожен.
Момент истины пришел в середине июля 1919 г., когда задающие тон правые политики не согласились начать наступление на Петроград, а Маннергейм утвердил новую форму правления, которая позволила центристскому политику К.Столбергу стать президентом. Главные действующие лица, т.е. Маннергейм и Ленин, считали, что судьба Петербурга находилась в руках Финляндии. Решительное наступление, вероятно, привело бы к падению города. Сумела ли бы в этом случае Финляндия удержать его и обеспечить снабжение жизненно необходимыми товарами - другой вопрос. Но такая попытка могла бы изменить ход истории.
Китайская стена, о которой говорил Свинхувуд, была возведена после 1920 г. и позднее получила название «железный занавес». Столь оживленные ранее контакты между городом и его хинтерландом (нем. hinterland hinter за, позади + land страна - район, прилегающий, тяготеющий к промышленному, торговому центру, порту и т. п. - А.К.) прервались; торговля между Финляндией и Россией упала до нескольких процентов от общего внешнеторгового оборота, дачи на Карельском перешейке стояли заброшенными, разбирались и вывозились. Петербург и его морская крепость сохранились, и теперь финские дачники на Перешейке могли в межвоенный период наблюдать шарящие по небу лучи кронштадтских прожекторов. Это было напоминанием о реальности, мысль о которой многие хотели выбросить из головы".
"После конституционных конфликтов рубежа столетий многие в Финляндии считали, что по соседству находится столица агрессивной державы, в которой разрабатываются планы уничтожения автономных институтов Великого княжества. Революции 1905 и 1917 гг. ослабляли Россию, но после большевистского переворота Петроград, как центр мировой революции, стал представляться еще большей угрозой. Финляндия рисковала оказаться среди первых жертв революции, а гражданская война 1918 г. только усугубила эти опасения.
После провозглашения независимости в восточной политике Финляндии центральное место заняли Восточная Карелия и Петроград. В штабе белых план перехода границы разработали уже в феврале 1918 г., но осуществление его было отложено. Свинхувуд (будущий первый президент Финляндии - А.К.) и сенат проявляли готовность начать наступление летом, но немцы тогда не оказали им поддержки, напротив, они обещали большевикам, что Финляндия не предпримет нападения. Хотя несколько позднее немцы сами обдумывали наступление на Петроград, они, однако, констатировали, что финляндские части не окажут им большой помощи, а сыграют лишь второстепенную роль к северу от Ладоги.
В апреле 1918 г. Свинхувуд попытался убедить крайне скептически настроенного германского посланника А. фон Брюка, что нужно воздвигнуть китайскую стену против России (как все знакомо! - А.К.); Петербург более не может оставаться столицей.
Летом 1919 г. в Финляндии свирепствовала, по определению газеты «Helsingin Sanomat», «петроградская болезнь». Вопрос, идти ли на Петроград, был центральным во внешней и внутренней политике. Для регента Маннергейма и Генерального штаба целью было свергнуть власть большевиков. Благодарностью восстановленной России, считали они, стало бы признание независимости Финляндии и удовлетворение финляндских притязаний на Восточную Карелию. В вопросе о захвате Петрограда финляндские активисты были едины, но обеспечение независимости Финляндии и Эстонии, а также создание Великой Финляндии, которая включала бы Восточную Карелию и Ингерманландию, были для них главными целями. По этой концепции Петербург должен был утратить свои возможности функционировать как центр не только революции, но также и России; минимальным требованием была интернационализация Петербурга и разоружение Кронштадта.
Для Мартти Пихкала Петербург был неестественной, искусственно сотворенной мировой державой столицей, городом, который приговорен к исчезновению с исторической сцены. Его, как экономический центр северо-восточной Европы, должен заменить Выборг. Кай Доннер полагал, что многие не понимают одного: борьба за независимость Финляндии и Эстонии стала борьбой за «умирающий» город.
В газете «Ilkka» лидер аграриев Сантери Алкио поднял две проблемы финской внешней политики - Аландские острова и Петербург. Ему было недостаточно, что город годом ранее утратил благодаря действиям большевиков статус столицы, он требовал, чтобы Россия полностью была изгнана с Балтийского моря, а ее центр тяжести перенесен к Черному морю и на Волгу:
«Петербург находится среди финских племен на захваченной силой территории. В силу этого приговор истории в отношении актов насилия должен быть приведен в исполнение: государственное значение Петербурга должно быть уничтожено международным пактом. Петербург должен быть отделен от России как независимая республика, у которого, как торгового центра между Россией и Северной Европой, должен быть служащий миру статус».
После этого мир снизошел бы на воды Балтийского моря, и у Швеции, следовательно, не было бы повода требовать Аландские острова. Ингерманландцы поддерживали планы сделать Петербург свободным городом или свободным городом-портом, для них Петербург был камнем преткновения при любых планах самоуправления.
Писатель Бертель Грипенберг, рассуждая об основанном «отцом славянского империализма» городе, договорился на страницах активистской газеты «Svenska Tidningen» до следующих утверждений:
«В течение двух столетий этот грязный и развращенный город, столица самодержавия, низкопоклонства и коррупции, расположился здесь как окно России на Запад, - но также как сжатый кулак Азии, который угрожающе тянется к Европе. В течение двух столетий отсюда постоянно исходят новые и все более далеко нацеленные захватнические планы в отношении живущих рядом народов и государств; насилие и гнет имели здесь свою прочную крепость, - крепость царя Петра».
Утверждалось, что на руинах черного деспотизма царь Ленин из своей красной столицы, «азиатской метрополии голода, жестокости и тирании черни», начал протягивать свои «алчные клешни». Идет борьба за будущее Европы, но это также и собственная борьба Финляндии; пока большевистские господа заседают в городе царя Петра и царя Ленина, страна не в безопасности, очаг заразы должен быть уничтожен.
Момент истины пришел в середине июля 1919 г., когда задающие тон правые политики не согласились начать наступление на Петроград, а Маннергейм утвердил новую форму правления, которая позволила центристскому политику К.Столбергу стать президентом. Главные действующие лица, т.е. Маннергейм и Ленин, считали, что судьба Петербурга находилась в руках Финляндии. Решительное наступление, вероятно, привело бы к падению города. Сумела ли бы в этом случае Финляндия удержать его и обеспечить снабжение жизненно необходимыми товарами - другой вопрос. Но такая попытка могла бы изменить ход истории.
Китайская стена, о которой говорил Свинхувуд, была возведена после 1920 г. и позднее получила название «железный занавес». Столь оживленные ранее контакты между городом и его хинтерландом (нем. hinterland hinter за, позади + land страна - район, прилегающий, тяготеющий к промышленному, торговому центру, порту и т. п. - А.К.) прервались; торговля между Финляндией и Россией упала до нескольких процентов от общего внешнеторгового оборота, дачи на Карельском перешейке стояли заброшенными, разбирались и вывозились. Петербург и его морская крепость сохранились, и теперь финские дачники на Перешейке могли в межвоенный период наблюдать шарящие по небу лучи кронштадтских прожекторов. Это было напоминанием о реальности, мысль о которой многие хотели выбросить из головы".