Орлёнок
из цикла " Вторжение"
- Романова, там у тебя клиент!
Я оторвалась от нудного отчета, который мне нужно было сделать до конца дня, чтобы не получить по шее от начальства. При этом точно зная, что никому этот отчет и даром не нужен.
В дверях стоял Витька Стрелков, из оперов, парень хороший, но только почему-то воображающий себя неотразимчиком-Казановой.
- Опять какую-то нестерильную малявку притащили?
Витька хмыкнул.
- Не, поджигателя поймали. Малолетка кинул коктейль Молотова в окно банка. Пэпээсники на счастье рядом оказались, фулигана поймали, пожар быстро потушили. Сильно не погорело. В общем, иди, оформляй гадёныша.
Я с удовольствием оторвалась от никому не нужных бумаг и направилась на выход.
Витька по обыкновению дорогу не уступил - чтобы мне, значит, протискиваться между ним и косяком, но я пнула коленкой его отнюдь не легонько между ног и он отвалил.
Гадёныш - малолетка лет двенадцати-тринадцати, сидел в комнате для допросов, рядом с ним был какой-то незнакомый мент. Я сразу обратила внимание, что на руках у пацана были пластиковые наручники.
- Это еще зачем? - спросила я, указав на них.
- Сучонок все время брыкается. Лучше бы ему наручники и на ноги, как в фильмах американских. Еще и гирю прицепить, да потяжелее.
На столе лежал небольшой рюкзак защитного цвета.
- А это его вещи, - пояснил мент.
- Что за банк он поджег? - спросила я.
- Какой-то там «Стройкредит». На Соборной который, ну, бывшая Советская.
- Ясно. Ладно, можешь идти, я клиента оформлю.
Мент, уходя, сказал:
- Приглядывай за ним. Сучонок дерзкий и все время старается удрать.
- Хорошо, хорошо. Не он первый, не он и последний.
Дверь за ментом закрылась.
Я открыла рюкзак и высыпала вещи на стол.
Спички в коробке без этикетки, котелок, небольшой армейский нож в чехле, ложка, кусок хлеба в полиэтилене, банка консервов без наклейки. Шприцов, травы, клея и даже просто сигарет не было.
Затем я внимательно осмотрела мальчишку - он при этом старательно отводил глаза в сторону. Хотя он явно нуждался в душе, и на лице были полосы от гари, и одежда уже была не первой свежести, однако он сильно отличался от моего обычного контингента. Я по делам малолеток уже не первый год, видела всяких.
Прежде всего от него не пахло - как всегда пахнет от них. И у него не было той серости в глазах, которая есть у моих обычных подопечных, которых чаще всего ловят на вокзалах. Да, и хотя волосы были взъерошены, стрижка тем не менее была аккуратная. «Домашний», подумала я.
- Откуда сбежал? - спросила я.
Он молчал.
- Что, будешь молчать?
Тишина. Опять старательно отводит глаза.
Я взяла его за подбородок, повернула к себе.
- Ты что думаешь, это тебе игрушки? Здание хотел поджечь? Теперь твоим родителям не рассчитаться будет, пироман хренов. А родителей мы твоих найдем, они уже небось и заявление подали.
Он продолжал молчать. Я задрала ему рукава - следов от уколов не было. Впрочем, некоторые колются в другие места.
Я собрала обратно его вещи и с рюкзаком в руке вышла из комнаты, прикрыв дверь и проверив, закрылась ли.
Наш Айболит - судмедэксперт и вообще хороший дядька доктор Петров был у себя.
- Юрий Иванович, поглядите пожалуйста одного пацана-бегуна - он вроде домашний, но мало ли. И вообще какой-то странный. Зрачки там посмотрите, следы уколов, вы знаете. Он во второй комнате для допросов.
Петров тоже явно был не прочь оторваться от какой-то своей писанины, взял у меня ключ, пошел по коридору.
Я закинула рюкзак в шкаф в своем кабинете, потом пошла в Инфо, посмотреть заявления на пропавших. Заявлений было много, но в тех, что касались детей, за последнее время по крайней мере, ничего даже близкого не было. Я решила посмотреть поосновательнее потом, хотя родители теоретически должны были уже забить тревогу.
Вернулась в допросную. Юрий Иванович заканчивал осмотр - разглядывал клиенту рот. Потом отпустил, повернулся ко мне.
- Выйдем, Романова, поговорим. А ты можешь одеваться, молодой человек.
Руки у того были без наручников, кроссовки и носки на полу возле босых ног, рубашка расстегнута.
Мы вышли, доктор предложил мне сигарету, но я отрицательно покачала головой - не курила второй месяц и не хотела. Но против того, чтобы поговорить с ним в курилке - она у нас на лестничной площадке, между первым и вторым этажом, ничего не имела. Говорят, скоро в ментовках курить запретят вообще, так что будут мужики бегать на улицу, как школьники.
- Непрост твой мальчишка, - сказал Юрий Иванович, затягиваясь сигаретой. - И вообще что-то с ним не так.
- И что не так?
- Зубы прежде всего. Прикус, пломбы. И вообще. Я никогда такой стоматологии не видел. Так разве что в Москве лечат, в дорогих клиниках. Или за границей. Он у тебя не иностранец, часом?
- А хрен его знает, - ответила я. - Он молчит все время как партизан.
- Следов от уколов, в том числе между пальцами ног, нет. Зрачки нормальные. Сухожильный рефлекс в норме. Шрамов не имеется. Остальное уже при тщательном исследовании.
- Ну и ладно, - сказала я. - Спасибо, Юрий Иванович.
- Если родители какие-нибудь непростые люди, с них можно поиметь, - задумчиво сказал доктор.
- Ага, буду иметь в виду, - кивнула я и вернулась в комнату для допросов.
Пацана в ней не было, хотя дверь была закрыта.
***
Нашли его через десять минут и чисто случайно. Он уже вылез улицу из полуподвала, и задержался только, чтобы окно закрыть за собой, а тут как раз подъехала одна из патрульных машин. Ребята заметили это безобразие и беглеца прихватили.
К счастью, кому-то пришло в голову заглянуть в комнату, из которой малолетка пытался удрать.
Пару месяцев назад наши прихлопнули какую-то точку, в которой чернож*пые делали свои шавермы или что-то еще такое же подобное вонючее - там то ли их хозяева не занесли кому надо, то ли еще что, но в общем точку прикрыли, а все их оборудование валялось в той самой комнате в полуподвале. Среди всякого другого барахла. В том числе и пара баллонов с газом.
Мальчишка сделал из тесемок для папок фитиль, баллоны чуть приоткрыл - в общем, минут через пятнадцать-двадцать здание взлетело бы на воздух. Ну, по крайней мере разворотило бы его основательно. И точно поубивало-покалечило бы немало народу.
Кто-то из сержантов держал мальчишку за шиворот, под глазом у пацана красовался здоровущий фингал - и, если бы я не вмешалась, появился бы и второй. Я практически отбила его от мужиков, хотя самой хотелось вмазать ему по голове чем-нибудь тяжелым.
Мы притащили его в камеру, да еще связали кроме рук и ноги.
- На колонию ты заработал, - зло сказала я ему и дала подзатыльник. Нехилый такой подзатыльник.
- И не на один годик. Сломал ты себе жизнь, мудак.
Он был очень бледный, но все так же молчал.
Дверь из допросной он открыл шпилькой какой-то, которую я пропустила, моя вина - ее нашли у него в кармане, поэтому я решила досмотреть говнюка получше. Прощупала воротник куртки, рукава, проверила кроссовки.
Это нашлось под стелькой левой кроссовки.
Небольшая красная картонка. Приклеенный на красный фон вырезанный из золотистой фольги серп и молот. Развернув, я увидела мелкую надпись, сделанную аккуратным почерком отличника:
ПИОНЕРСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ИМЕНИ ЛЕНИНА
(боевое крыло)
Василий Трубачев
Подрывник
- Бл*ть, - сказала я, опешив, и добавила: - Вот же ж мать твою.
Переварив прочитанное, или, точнее, попытавшись это сделать, я сказала ему:
- Ну вот и твоя фамилия теперь нам известна, подрывник х*ев.
Он молчал.
Я заперла камеру и пошла договариваться насчет машины: мальчишку надо было отвезти в приемник. Приемник был на окраине Авиамоторного района, минут двадцать езды от нас. Пусть они разбираются. И если взорвет или сожжет он чего - то пусть не тут, а там. Пусть он даже хоть сын Абрамовича.
К счастью, одна машина была свободна, и шофер, Степаныч, без большой охоты, но согласился отвезти.
Не ослабляя веревок, за шкварник я потащила малолетнего идиота в машину. По дороге через коридор к выходу каждый встречный мент давал юному террористу подзатыльник. И мне совершенно не хотелось запрещать им это делать - в голове стояла картинка развороченного нашего дома и то, во что я и наши ребята могли превратиться.
***
Мы уже свернули на дорогу к Авиамоторному - она шла через небольшой лес, когда нас подрезала «Нива», выскочившая с боковой грунтовки. Степаныч успел дать по тормозам, а то точно стукнулись бы.
Из машины выскочили люди в камуфляже с оружием.
- Двери открыть! Руки за голову, быстро, быстро! - кричали они, тыкая в нашу сторону автоматами. По ним было видно, что это не шутки.
Степаныч открыл свою дверь, я свою. Заложили руки за голову. Форма была какая-то странная, я пригляделась и заметила у них эмблемы на рукавах:
КДС *
СССР
* Корпус Добровольцев Свободы, советская неправительственная добровольная организация, занимающаяся экспортом коммунистической революции в капиталистические страны
Внутри меня все похолодело.
Парашютистов из СССР в наших местах считай никогда и не было, они обычно в Сибири и на Урале, туда наши ребята ездят в командировки, по сорок пять дней в год. И я знала, что полицейских, силовиков, попов и депутатов «Единой России» советские расстреливают на месте. Поэтому и их обычно тоже в плен стараются не брать. Впрочем, они и не сдаются никогда.
Пока остальные не отводили от нас стволов, один из парашютистов открыл заднюю дверь, вытащил оттуда мальчишку.
- Попался, паршивец! - радостно сказал он. - Что, фашисты тебе фингал поставили? Я бы тебя вообще засранца выпорол - родители, учителя, общественность в Ленинграде с ума сходят, специальную экспедицию приходится организовывать, рискуя людьми, чтобы, понимаешь, вытащить очередного ррррромантика (он прорычал) из Рэфии. Отодрал бы тебя лично ремнем как сидорову козу, так ведь ювеналка потом всю кровь выпьет!
- А все почему, - он почти по-дружески посмотрел на меня. - Насмотрятся ваших старых советских фильмов, начитаются про пионеров-героев - и потом просачиваются сюда. Говорят, у них целая организация по стране, находят нестабильные кротовые дыры - и готово. Еще один Васек Трубачев и его товарищи.
«Трубачев. Василий.» - осенило меня.
Он что-то заметил в моей реакции.
- Ага, книжки там всякие, фильмы. «Армия Трясогузки», «Неуловимые мстители»…
Он продолжил, обращаясь ко мне:
- Это уже четвертый за месяц. Двоих недавно из самой вашей Москвы вытаскивать пришлось. Моделисты-конструкторы. Построили реальную ракету - два метра длиной! - хотели выстрелить ею по зданию ФСБ на Лубянке. Ракетфест у них такой. Фсбу-то не жалко, а если бы дура не долетела и упала на голову обывателей? Ведь сколько народу пострадало бы - они же в нее запихали реальную взрывчатку, они же еще и химики-отличники.
Он потащил мальчишку к «Ниве». Остальные стояли молча, не опуская свои автоматы. Смотрели на нас.
- Я просто шофер, - сказал негромко Степаныч. - А баба - инспектор по делам несовершеннолетних.
Парашютисты еще некоторое время постояли. Затем один из них обыскал тщательно машину, разбил прикладом автомата радиостанцию, вытащил у нас из карманов мобильники и раздавил их каблуком. Потом приковал нас наручниками к рулю.
Затем они так же молча сели в «Ниву», посадив пацана на заднее сиденье.
Перед тем как дверь перед ним захлопнулась, пацан крикнул мне - так что я впервые услышала его голос:
- Я вырасту и вернусь, буржуи проклятые. Я все равно вернусь…
Голос был высокий, детский. И злой.
«Нива» мигнула нам на прощание задними огнями и скрылась в лес той же грунтовкой, по которой выскочила.
- Уфф, - сказал Степаныч. - Пронесло.
Подергал руками.
- Романова, у меня в кармане сигареты, сможешь дотянуться?
Я кое-как вывернулась, достала пачку «Петра Первого» и зажигалку. Сумела зажечь сигарету и сунуть ему в рот - он для этого нагнулся. Потом зажгла и себе. Чтобы затянуться, приходилось все время наклоняться к рулю.
- А знаешь, Романова, я ведь старый пердун, я ведь в Совке тоже в пионеров-героев играл. Пионеры против фашистов и полицаев как бы. А вот теперь сам полицейский. Ведь оно вот как вышло-то…
Я молчала.
Он вдруг запел:
Меня называли орленком в отряде,
Враги называли орлом…
- Не трави, Степаныч, и так тошно, - вдруг почему-то взорвалась я.
Он замолчал обиженно, и мы просто сидели и ждали, когда кто-нибудь проедет наконец мимо.
- Романова, там у тебя клиент!
Я оторвалась от нудного отчета, который мне нужно было сделать до конца дня, чтобы не получить по шее от начальства. При этом точно зная, что никому этот отчет и даром не нужен.
В дверях стоял Витька Стрелков, из оперов, парень хороший, но только почему-то воображающий себя неотразимчиком-Казановой.
- Опять какую-то нестерильную малявку притащили?
Витька хмыкнул.
- Не, поджигателя поймали. Малолетка кинул коктейль Молотова в окно банка. Пэпээсники на счастье рядом оказались, фулигана поймали, пожар быстро потушили. Сильно не погорело. В общем, иди, оформляй гадёныша.
Я с удовольствием оторвалась от никому не нужных бумаг и направилась на выход.
Витька по обыкновению дорогу не уступил - чтобы мне, значит, протискиваться между ним и косяком, но я пнула коленкой его отнюдь не легонько между ног и он отвалил.
Гадёныш - малолетка лет двенадцати-тринадцати, сидел в комнате для допросов, рядом с ним был какой-то незнакомый мент. Я сразу обратила внимание, что на руках у пацана были пластиковые наручники.
- Это еще зачем? - спросила я, указав на них.
- Сучонок все время брыкается. Лучше бы ему наручники и на ноги, как в фильмах американских. Еще и гирю прицепить, да потяжелее.
На столе лежал небольшой рюкзак защитного цвета.
- А это его вещи, - пояснил мент.
- Что за банк он поджег? - спросила я.
- Какой-то там «Стройкредит». На Соборной который, ну, бывшая Советская.
- Ясно. Ладно, можешь идти, я клиента оформлю.
Мент, уходя, сказал:
- Приглядывай за ним. Сучонок дерзкий и все время старается удрать.
- Хорошо, хорошо. Не он первый, не он и последний.
Дверь за ментом закрылась.
Я открыла рюкзак и высыпала вещи на стол.
Спички в коробке без этикетки, котелок, небольшой армейский нож в чехле, ложка, кусок хлеба в полиэтилене, банка консервов без наклейки. Шприцов, травы, клея и даже просто сигарет не было.
Затем я внимательно осмотрела мальчишку - он при этом старательно отводил глаза в сторону. Хотя он явно нуждался в душе, и на лице были полосы от гари, и одежда уже была не первой свежести, однако он сильно отличался от моего обычного контингента. Я по делам малолеток уже не первый год, видела всяких.
Прежде всего от него не пахло - как всегда пахнет от них. И у него не было той серости в глазах, которая есть у моих обычных подопечных, которых чаще всего ловят на вокзалах. Да, и хотя волосы были взъерошены, стрижка тем не менее была аккуратная. «Домашний», подумала я.
- Откуда сбежал? - спросила я.
Он молчал.
- Что, будешь молчать?
Тишина. Опять старательно отводит глаза.
Я взяла его за подбородок, повернула к себе.
- Ты что думаешь, это тебе игрушки? Здание хотел поджечь? Теперь твоим родителям не рассчитаться будет, пироман хренов. А родителей мы твоих найдем, они уже небось и заявление подали.
Он продолжал молчать. Я задрала ему рукава - следов от уколов не было. Впрочем, некоторые колются в другие места.
Я собрала обратно его вещи и с рюкзаком в руке вышла из комнаты, прикрыв дверь и проверив, закрылась ли.
Наш Айболит - судмедэксперт и вообще хороший дядька доктор Петров был у себя.
- Юрий Иванович, поглядите пожалуйста одного пацана-бегуна - он вроде домашний, но мало ли. И вообще какой-то странный. Зрачки там посмотрите, следы уколов, вы знаете. Он во второй комнате для допросов.
Петров тоже явно был не прочь оторваться от какой-то своей писанины, взял у меня ключ, пошел по коридору.
Я закинула рюкзак в шкаф в своем кабинете, потом пошла в Инфо, посмотреть заявления на пропавших. Заявлений было много, но в тех, что касались детей, за последнее время по крайней мере, ничего даже близкого не было. Я решила посмотреть поосновательнее потом, хотя родители теоретически должны были уже забить тревогу.
Вернулась в допросную. Юрий Иванович заканчивал осмотр - разглядывал клиенту рот. Потом отпустил, повернулся ко мне.
- Выйдем, Романова, поговорим. А ты можешь одеваться, молодой человек.
Руки у того были без наручников, кроссовки и носки на полу возле босых ног, рубашка расстегнута.
Мы вышли, доктор предложил мне сигарету, но я отрицательно покачала головой - не курила второй месяц и не хотела. Но против того, чтобы поговорить с ним в курилке - она у нас на лестничной площадке, между первым и вторым этажом, ничего не имела. Говорят, скоро в ментовках курить запретят вообще, так что будут мужики бегать на улицу, как школьники.
- Непрост твой мальчишка, - сказал Юрий Иванович, затягиваясь сигаретой. - И вообще что-то с ним не так.
- И что не так?
- Зубы прежде всего. Прикус, пломбы. И вообще. Я никогда такой стоматологии не видел. Так разве что в Москве лечат, в дорогих клиниках. Или за границей. Он у тебя не иностранец, часом?
- А хрен его знает, - ответила я. - Он молчит все время как партизан.
- Следов от уколов, в том числе между пальцами ног, нет. Зрачки нормальные. Сухожильный рефлекс в норме. Шрамов не имеется. Остальное уже при тщательном исследовании.
- Ну и ладно, - сказала я. - Спасибо, Юрий Иванович.
- Если родители какие-нибудь непростые люди, с них можно поиметь, - задумчиво сказал доктор.
- Ага, буду иметь в виду, - кивнула я и вернулась в комнату для допросов.
Пацана в ней не было, хотя дверь была закрыта.
***
Нашли его через десять минут и чисто случайно. Он уже вылез улицу из полуподвала, и задержался только, чтобы окно закрыть за собой, а тут как раз подъехала одна из патрульных машин. Ребята заметили это безобразие и беглеца прихватили.
К счастью, кому-то пришло в голову заглянуть в комнату, из которой малолетка пытался удрать.
Пару месяцев назад наши прихлопнули какую-то точку, в которой чернож*пые делали свои шавермы или что-то еще такое же подобное вонючее - там то ли их хозяева не занесли кому надо, то ли еще что, но в общем точку прикрыли, а все их оборудование валялось в той самой комнате в полуподвале. Среди всякого другого барахла. В том числе и пара баллонов с газом.
Мальчишка сделал из тесемок для папок фитиль, баллоны чуть приоткрыл - в общем, минут через пятнадцать-двадцать здание взлетело бы на воздух. Ну, по крайней мере разворотило бы его основательно. И точно поубивало-покалечило бы немало народу.
Кто-то из сержантов держал мальчишку за шиворот, под глазом у пацана красовался здоровущий фингал - и, если бы я не вмешалась, появился бы и второй. Я практически отбила его от мужиков, хотя самой хотелось вмазать ему по голове чем-нибудь тяжелым.
Мы притащили его в камеру, да еще связали кроме рук и ноги.
- На колонию ты заработал, - зло сказала я ему и дала подзатыльник. Нехилый такой подзатыльник.
- И не на один годик. Сломал ты себе жизнь, мудак.
Он был очень бледный, но все так же молчал.
Дверь из допросной он открыл шпилькой какой-то, которую я пропустила, моя вина - ее нашли у него в кармане, поэтому я решила досмотреть говнюка получше. Прощупала воротник куртки, рукава, проверила кроссовки.
Это нашлось под стелькой левой кроссовки.
Небольшая красная картонка. Приклеенный на красный фон вырезанный из золотистой фольги серп и молот. Развернув, я увидела мелкую надпись, сделанную аккуратным почерком отличника:
ПИОНЕРСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ИМЕНИ ЛЕНИНА
(боевое крыло)
Василий Трубачев
Подрывник
- Бл*ть, - сказала я, опешив, и добавила: - Вот же ж мать твою.
Переварив прочитанное, или, точнее, попытавшись это сделать, я сказала ему:
- Ну вот и твоя фамилия теперь нам известна, подрывник х*ев.
Он молчал.
Я заперла камеру и пошла договариваться насчет машины: мальчишку надо было отвезти в приемник. Приемник был на окраине Авиамоторного района, минут двадцать езды от нас. Пусть они разбираются. И если взорвет или сожжет он чего - то пусть не тут, а там. Пусть он даже хоть сын Абрамовича.
К счастью, одна машина была свободна, и шофер, Степаныч, без большой охоты, но согласился отвезти.
Не ослабляя веревок, за шкварник я потащила малолетнего идиота в машину. По дороге через коридор к выходу каждый встречный мент давал юному террористу подзатыльник. И мне совершенно не хотелось запрещать им это делать - в голове стояла картинка развороченного нашего дома и то, во что я и наши ребята могли превратиться.
***
Мы уже свернули на дорогу к Авиамоторному - она шла через небольшой лес, когда нас подрезала «Нива», выскочившая с боковой грунтовки. Степаныч успел дать по тормозам, а то точно стукнулись бы.
Из машины выскочили люди в камуфляже с оружием.
- Двери открыть! Руки за голову, быстро, быстро! - кричали они, тыкая в нашу сторону автоматами. По ним было видно, что это не шутки.
Степаныч открыл свою дверь, я свою. Заложили руки за голову. Форма была какая-то странная, я пригляделась и заметила у них эмблемы на рукавах:
КДС *
СССР
* Корпус Добровольцев Свободы, советская неправительственная добровольная организация, занимающаяся экспортом коммунистической революции в капиталистические страны
Внутри меня все похолодело.
Парашютистов из СССР в наших местах считай никогда и не было, они обычно в Сибири и на Урале, туда наши ребята ездят в командировки, по сорок пять дней в год. И я знала, что полицейских, силовиков, попов и депутатов «Единой России» советские расстреливают на месте. Поэтому и их обычно тоже в плен стараются не брать. Впрочем, они и не сдаются никогда.
Пока остальные не отводили от нас стволов, один из парашютистов открыл заднюю дверь, вытащил оттуда мальчишку.
- Попался, паршивец! - радостно сказал он. - Что, фашисты тебе фингал поставили? Я бы тебя вообще засранца выпорол - родители, учителя, общественность в Ленинграде с ума сходят, специальную экспедицию приходится организовывать, рискуя людьми, чтобы, понимаешь, вытащить очередного ррррромантика (он прорычал) из Рэфии. Отодрал бы тебя лично ремнем как сидорову козу, так ведь ювеналка потом всю кровь выпьет!
- А все почему, - он почти по-дружески посмотрел на меня. - Насмотрятся ваших старых советских фильмов, начитаются про пионеров-героев - и потом просачиваются сюда. Говорят, у них целая организация по стране, находят нестабильные кротовые дыры - и готово. Еще один Васек Трубачев и его товарищи.
«Трубачев. Василий.» - осенило меня.
Он что-то заметил в моей реакции.
- Ага, книжки там всякие, фильмы. «Армия Трясогузки», «Неуловимые мстители»…
Он продолжил, обращаясь ко мне:
- Это уже четвертый за месяц. Двоих недавно из самой вашей Москвы вытаскивать пришлось. Моделисты-конструкторы. Построили реальную ракету - два метра длиной! - хотели выстрелить ею по зданию ФСБ на Лубянке. Ракетфест у них такой. Фсбу-то не жалко, а если бы дура не долетела и упала на голову обывателей? Ведь сколько народу пострадало бы - они же в нее запихали реальную взрывчатку, они же еще и химики-отличники.
Он потащил мальчишку к «Ниве». Остальные стояли молча, не опуская свои автоматы. Смотрели на нас.
- Я просто шофер, - сказал негромко Степаныч. - А баба - инспектор по делам несовершеннолетних.
Парашютисты еще некоторое время постояли. Затем один из них обыскал тщательно машину, разбил прикладом автомата радиостанцию, вытащил у нас из карманов мобильники и раздавил их каблуком. Потом приковал нас наручниками к рулю.
Затем они так же молча сели в «Ниву», посадив пацана на заднее сиденье.
Перед тем как дверь перед ним захлопнулась, пацан крикнул мне - так что я впервые услышала его голос:
- Я вырасту и вернусь, буржуи проклятые. Я все равно вернусь…
Голос был высокий, детский. И злой.
«Нива» мигнула нам на прощание задними огнями и скрылась в лес той же грунтовкой, по которой выскочила.
- Уфф, - сказал Степаныч. - Пронесло.
Подергал руками.
- Романова, у меня в кармане сигареты, сможешь дотянуться?
Я кое-как вывернулась, достала пачку «Петра Первого» и зажигалку. Сумела зажечь сигарету и сунуть ему в рот - он для этого нагнулся. Потом зажгла и себе. Чтобы затянуться, приходилось все время наклоняться к рулю.
- А знаешь, Романова, я ведь старый пердун, я ведь в Совке тоже в пионеров-героев играл. Пионеры против фашистов и полицаев как бы. А вот теперь сам полицейский. Ведь оно вот как вышло-то…
Я молчала.
Он вдруг запел:
Меня называли орленком в отряде,
Враги называли орлом…
- Не трави, Степаныч, и так тошно, - вдруг почему-то взорвалась я.
Он замолчал обиженно, и мы просто сидели и ждали, когда кто-нибудь проедет наконец мимо.