Пресногорьковка
Завтра рано утром уеду в Пресногорьковку. Надо проведать отца, брата, сестру, отвезти денег, подарки разные.
Летел недавно из Москвы и в аэропорту ждал самолет и вспомнил, как ровно 20 лет назад, так же вот, в ноябре, я ездил в Кустанай, в епархию, по поводу нашей церкви в Пресногорьковке.
Ездил договариваться о том, чтобы приехали из Кустаная и церковь освятили.
И так всё хорошо, удачно получилось, обо всём я договорился, и я такой счастливый рванул назад, доехал из Кустаная на автобусе до Ленинского, до райцентра (сейчас называется Узунколь), уже вечер был, и чего-то подумал - ладно, доеду до Пресногорьковки на попутках.
И пошел пешком.
А это - 80 километров.
Но мне как-то было всё равно.
Было холодно. Ночь наступила. Я иду и иду. Ни одной машины.
Луна светит. Никто не едет.
А если раз в час проедет машина, то не останавливается: я был одет в кожаную куртку и на голове - кожаная кепка. Бандит, короче. Кто еще может на дороге, в степи "голосовать" среди ночи.
Я иду и чувствую: приходит мне капец.
Слева - поля, справа - поля, луна светит, грязь замерзла и под ногами хрустит, я иду, спотыкаюсь. Думаю - залезу сейчас в копну соломы и как-нибудь согреюсь, досижу до утра. Испугался, что замерзну и опять - иду.
Вдруг едет какой-то автобус, Господи, останавливается, я сел и он меня довез до своротки, до деревни Пилкино.
Там - своротка на Пресногорьковку и еще 18 километров - совсем колдобины, никакого даже щебня нет на дороге.
Иду.
И чувствую: смертынька моя приходит. Ноги деревянные, руки совсем заморозил.
И опять вдруг: едет какой-то грузовик, останавливается и я сажусь в кузов, счастливый.
А времени уже - часов шесть утра. Вышел я из Ленинского часов в пять вечера.
Грузовик этот довозит меня до дома, я смотрю - в доме свет горит, мама проснулась корову доить, вижу сквозь шторки, как она что-то на кухне делает. Я стучу в окошко, уже сил нету совсем. Мама говорит перепуганно (а кто в шесть утра может стучать? она думала - я ночевать остался в Кустанае): "Кто там?" Я: "Это я, мама ..."
Вполз еле-еле в дом.
Спасся, короче говоря.
Смешно сейчас вспоминать, но тогда было страшно.
Сейчас всем говорю: "Мне надо съездить ..." спотыкаюсь " ... к отцу".
Раньше говорил: "К родителям".
А теперь - к отцу. И к маме на могилку.
А в начале декабря, тогда, 20 лет назад, приехали священники и певчие из Кустаная и освятили церковь.
И потом мы ее начали строить.
Летел недавно из Москвы и в аэропорту ждал самолет и вспомнил, как ровно 20 лет назад, так же вот, в ноябре, я ездил в Кустанай, в епархию, по поводу нашей церкви в Пресногорьковке.
Ездил договариваться о том, чтобы приехали из Кустаная и церковь освятили.
И так всё хорошо, удачно получилось, обо всём я договорился, и я такой счастливый рванул назад, доехал из Кустаная на автобусе до Ленинского, до райцентра (сейчас называется Узунколь), уже вечер был, и чего-то подумал - ладно, доеду до Пресногорьковки на попутках.
И пошел пешком.
А это - 80 километров.
Но мне как-то было всё равно.
Было холодно. Ночь наступила. Я иду и иду. Ни одной машины.
Луна светит. Никто не едет.
А если раз в час проедет машина, то не останавливается: я был одет в кожаную куртку и на голове - кожаная кепка. Бандит, короче. Кто еще может на дороге, в степи "голосовать" среди ночи.
Я иду и чувствую: приходит мне капец.
Слева - поля, справа - поля, луна светит, грязь замерзла и под ногами хрустит, я иду, спотыкаюсь. Думаю - залезу сейчас в копну соломы и как-нибудь согреюсь, досижу до утра. Испугался, что замерзну и опять - иду.
Вдруг едет какой-то автобус, Господи, останавливается, я сел и он меня довез до своротки, до деревни Пилкино.
Там - своротка на Пресногорьковку и еще 18 километров - совсем колдобины, никакого даже щебня нет на дороге.
Иду.
И чувствую: смертынька моя приходит. Ноги деревянные, руки совсем заморозил.
И опять вдруг: едет какой-то грузовик, останавливается и я сажусь в кузов, счастливый.
А времени уже - часов шесть утра. Вышел я из Ленинского часов в пять вечера.
Грузовик этот довозит меня до дома, я смотрю - в доме свет горит, мама проснулась корову доить, вижу сквозь шторки, как она что-то на кухне делает. Я стучу в окошко, уже сил нету совсем. Мама говорит перепуганно (а кто в шесть утра может стучать? она думала - я ночевать остался в Кустанае): "Кто там?" Я: "Это я, мама ..."
Вполз еле-еле в дом.
Спасся, короче говоря.
Смешно сейчас вспоминать, но тогда было страшно.
Сейчас всем говорю: "Мне надо съездить ..." спотыкаюсь " ... к отцу".
Раньше говорил: "К родителям".
А теперь - к отцу. И к маме на могилку.
А в начале декабря, тогда, 20 лет назад, приехали священники и певчие из Кустаная и освятили церковь.
И потом мы ее начали строить.