Ставка на сложность
Ставка на сложность
Все ли просто в социальных вопросах?
Значительная часть ревнителей коммунистической идеи считают, что в социальных вопросах все просто. В мире есть буржуи и пролетарии, а у нас имеется развитое учение Маркса и победная практика СССР. Что еще нужно для победы коммунизма в концептуальном аспекте? «Верхи не могут, низы не хотят» (Ленин о признаках революционной ситуации), «почта-телеграф-телефон» (алгоритм взятия власти в победном 1917) - вот и вся недолга.
Казалось бы, все уже придумали до нас. Мир изменился? Ну, придется, наверное, немного «подшаманить» старые и уже подзабытые хрестоматии, да прибавить пару глав про коварство современных (неведомых ни Ленину и Сталину, ни уж тем более Марксу) пост-империалистических капиталистов.
Простота в социальных вопросах (и в любых других) наглядна, не требует «лишних» усилий для освоения. Это особенно подкупает в наш век клипового, кусочно-мозаичного сознания.
А может быть, оно и в самом деле не очень-то и нужно?
Предлагаю читателю подвергнуть такую трактовку сомнению. Рефлексия и всяческая критика, включая «критику критической критики» (Маркс) - это «хлеб» философии, начиная с древнегреческих софистов. Кто-то, прочтя эти строки, только укрепит свои убеждения в побеждающей силе простоты, а кто-то, может быть, призадумается. Хочется верить, что каждый читатель почерпнет здесь нечто полезное.
Для начала оговорим метод исследования. Я предлагаю рассматривать дилемму «сложность-простота» в рамках «военного» подхода. Идет непри-миримая война между коммунизмом и иными, антигуманными способами устройства человеческой жизни. То, что необходимо и достаточно для достижения коммунистической победы - то и хорошо, а что способствует поражению - подлежит осуждению и элиминации (исключению).
Начнем с абстракций, оснований и тезисов, восходя от абстрактного к конкретному (метод познания по Гегелю). Итак, я предлагаю «к защите» достаточно абстрактный тезис: «Сложность, как правило, побеждает простоту».
Победительная сила сложности отражена в фольклоре: «Эх, Аким-простота». В словаре синонимов к слову «простота» значатся следующие смыслы: легкость, скромность; демократичность, безыскусственность, дюжинность, естественность, святая простота, натуральность, элемен-тарность, общедоступность, нетрудность, несложность, доступность, азбучность, невинность, непринужденность, свобода, безыскусность, непосредственность, примитивность, наивность, пустяковость, малопритяза-тельность, нехитрость, неприхотливость, добродушность, простофиля…
Из неполного списка языковых аналогов ясно, что простеца легко об-ведут вокруг пальца ребята посложнее. Но, как видно из того же списка, не все так просто (даже в самом вопросе о простоте все непросто!). Так, Лев Толстой отмечает: «Простота есть главное условие красоты моральной». Да, в вопросах добра и зла требуется некая нерассуждающая твердость, основанная на хорошо освоенном культурном багаже, а это уже сложно.
Простота также неоднозначна и в плане познания. Так, один из величайших мыслителей средневековья Николай Кузанец (1401-1464 ) написал четыре диалога под общим названием «Простец». Автор вошел в историю как «предтеча» учения Коперника. Его рассуждения о бесконечности сильно «продвинули» как развитие науки вообще, так и математики в частности.
Название этих диалогов, как и их содержание, обращается к человеку из народа, не сбитого с толку «псевдоученостью». Однако, если читатель захочет поискать простоты у Кузанца, его постигнет жестокое разочарование. Мало кто из мыслителей более труден для понимания (для тренировки: «Единому ничто не противоположно»).
Требования к относительной простоте научной теории существуют и по сей день (описание многих аспектов реальности немногими предположениями). В науке времен Карла Маркса присутствовало также требование к наглядности научных представлений (сегодня это уже не так). Однако простота (малое количество) исходных положений теории вовсе не исключает предельной сложности ее строения.
В рассуждениях о сложности необходимо иметь в виду ограничения, накладываемые другим слагаемым данной диалектической пары - простотой. Иначе легко увлечься и потерять связь с реальностью. Разумеется, сложность должна быть не ради сложности. Она должна быть адекватна решаемой задаче. Сверх-нормативная сложность требует избыточных затрат.
При этом возникает вопрос: как определить меру? Ведь кроме «неизвестности» существует еще и «неведение», то есть существование проблем, о которых мы даже не догадываемся. В этом плане сложность редко бывает избыточной. Тем не менее, в первом приближении о сложности лучше говорить просто.
Перейдем к конкретике. Возьмем живопись, проста ли она? Если дос-таточно только поболтать о ней, то да. Художник натягивает и грунтует холст, берет кисти, краски, надевает рабочий передник - и кладет мазки, как ему вздумается. Если же нужно самому нарисовать нечто, хоть чуть-чуть по-хожее на прообраз, то живопись резко «усложняется». Необходимо усвоить приемы правильного грунтования, технику смешивания красок и нанесения мазка.
А если потребуется создать картину, «жгущую сердца людей», то при-дется «сесть за парту» лет на десять, чтобы изучить премудрости композиции, колористики и освоить багаж мировой культуры. Таким образом, в зависимости от масштаба задачи, мы движемся в сторону усложнения.
Возвращаясь к теме войны (рамка нашего исследования), увидим ана-логичную ситуацию. «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно» (Клаузевиц, 1780-1831). А насколько сложно не только воевать, но еще и побеждать?
Регулярная армия не случайно так легко и просто бьет армию «любительскую», состоящую из повстанцев и партизан. Речь идет не только о дисциплине и выучке личного состава, но и о подготовке генералитета.
История, тем не менее, знает немало примеров победительности полководцев «из народа». Только их победы зачастую достаются слишком дорогой ценой: избыточными жертвами и сверх-напряжением. Поэтому, рано или поздно, неученому военному «самородку» все равно приходится садиться за парту и вникать в неминуемые сложности стратегии и тактики.
Что же касается оружия, то и здесь мы видим победительность сложно-сти. Ружье всяко сложнее лука со стрелами, а уж насколько эффективнее, о том лучше спросить население колоний Британской империи:
«У наших были пулеметы.
Своди-ка с пулеметом счеты»
(Хилэр Беллок о победе английских войск в Судане, впервые массово приме-нивших пулеметы системы Максим). Обратите внимание, как ликуют и гордятся собой господа-колониалисты. Они-то не убоялись сложности, и теперь радостно пожинают плоды победы над простаками - повстанцами.
В качестве постулата отметим, что мы живем в мире нарастающей тех-нической (и не только технической) сложности. Причем уровень технического развития определяет уровень и сложность теории, необходимой для пони-мания происходящего. Только тот, кто выявил суть проблемы, может ее решить. Это касается как законов природы, так и законов общества.
А пулемет может быть не только железным, сконструированным в соответствии с законами газодинамики и сопротивления материалов, но и социальным - построенным в соответствии с познанием иных законов. Причем законы общества посложнее законов природы. Для этого есть причины, как онтологические, так и гносеологические:
- социальная форма движения материи сложнее биологической, тем более, химической и физической;
- общество «сопротивляется» изучающему субъекту.
Полезно вспомнить эволюцию живого, как пример усложнения систем (от клетки к сложным организмам). Та же картина в мире неживого (развитие Вселенной) и «второй природы», то есть техники.
Первые орудия труда представляли собой единый предмет - обтесанный камень или заостренную палку. За ним последовал этап составных орудий (камень, привязанный к рукоятке). Тот из предков, кто освоил техноло-гию сложных составных орудий, одолел тамошних простецов.
Затем появились машины, поначалу простые (ткацкий станок, паровой двигатель, пулемет Максим). Связи небольшого количества составных частей машин описывались несложными уравнениями. Взаимодействия характеризовались четкими причинно-следственными связями. Это эпоха Маркса и Ленина.
Очередной этап развития техники не прибавил простоты: частей стало больше, возникли стохастические отклонения в работе отдельных частей механизмов. Для управления такими машинами потребовались обратные связи и наука кибернетика, а также математика с достаточно сложными уравнениями. Это конец эпохи Сталина.
Современная техника характеризуется наиболее сложными нелиней-ными самоорганизующимися системами, состоящими из разнородных элементов, включая человека. Их изучение требует особых подходов в познании: соединения естественно-научных, социальных и гуманитарных методов. Сложные системы изучаются целым комплексом наук, объединенных под общим названием - «синергетика».
Эти системы «умеют» не только приспосабливаться, но и развиваться. Они иерархичны, и характеризуются необратимостью (назад хода нет, все будет по-иному), в отличие от простых систем. Изучение сложных систем дает ответы на самые разные вопросы: от происхождения Вселенной до воз-никновения жизни с ее эволюцией, но что особенно интересно - тут можно многое узнать о процессах, идущих в обществе.
Данные системы могут существовать в разных состояниях:
- порядка;
- хаоса;
- неравновесного порядка (при слабых воздействиях может обрушиваться в хаос);
- детерминированного хаоса (при слабых воздействиях может быть преобразован в относительно устойчивый порядок).
Ключевое отличие таких систем - сложность, этот момент становится определяющим. Тот, кто должным образом освоил науку о сложных системах, может ими, в определенной степени, управлять. Повторю, к их числу относятся и социальные, общественные системы.
Если тот, кто радеет о будущем коммунистическом устройстве общества, мечтает пренебречь сложностью, то стоит напомнить: враг ее использует в полную силу. В США, под эгидой Пентагона, создан Институт критической сложности (институт Санта-Фе). Из докладчиков на его конференциях можно отметить Збигнева Бжезинского и Стивена Манна. Теоретическим фундаментом института являются работы таких специалистов по синергетике, как Илья Пригожин.
Интересны темы докладов: «Клаузевиц: нелинейность и значение об-разного ряда», «Сложность, глобальная политика и национальная безопасность», «Хаос, сложность и война», «Реакция на хаос».
Интересен тот факт, что наработки института Санта-Фе (нелинейная динамика и теория сложности) используются на уровне боевых наставлений в Корпусе морских пехотинцев. Читатель, ты еще помнишь ликование по по-воду кровавых побед англосаксов: «У наших были пулеметы»? Из черепа предводителя суданских повстанцев английский генерал сделал себе чашу. Враг умен и безжалостен.
Так вот, у тех «наших», которые совсем не наши, теперь новые, построенные по последнему слову науки и философии концептуальные «пулеметы». И эти пулеметы стреляют непрерывно, причем очень успешно. Их стрекот хорошо различим в череде цветных революций и новых очагах хаоса по всему миру. Однако, наивно было бы сводить проблему сложности только к военным аспектам в классически военном понимании. Бжезинский тот еще мироустроитель (хотя это тоже своего рода война, только иная).
Заметим, что если сложность - это оружие, то врагу выгодно навязать нам простоту, спасительную для него и обеспечивающую ему (капитализму) вечную власть над «плебсом». Другими словами, превратить сложное учение о коммунизме в простенькое сказание, не адекватное реальности, а потому - беззубое. Идеал подобного концепта - так называемый «культ карго». Термин возник после истории с разворачиванием американского военного аэродрома на острове, населенном «полудикими» туземцами.
Аборигены смотрели на внезапно явившиеся чудеса техники широко открытыми глазами. Они вкусили от щедрот прогресса, и их жизнь «при аэродроме» сильно изменилась. Потом аэродром свернули, а туземцам захотелось вернуть былое. Не обладая знаниями и техникой для строительства настоящего самолета, они соорудили самолето-образное чучело из веток и соломы, взывая о помощи к духам и небесам. Ясно, что подобные простоватые туземцы не представляют опасности для высокотехнологичных господ. Соломенный бомбардировщик не соперник настоящей боевой машине.
В чем суть данной притчи? Удел коммунистов, отказавшихся от сложности - красное гетто. Здесь можно вволю проклинать режим и «вашингтонский обком», бесплодно взывая к чему угодно. Для этого увлекательного за-нятия вполне достаточно политической простоты и наглядности (с виду самолет туземцев был здорово похож на настоящий, они даже вышку для полетов возвели). Но для успешного воздействия на социальную реальность по-добной простоты маловато будет. В любом гетто выпускается пар недовольства и, тем самым, сохраняется существующее положение вещей.
Итак, наша задача минимум - освоить сложность хотя бы на том уровне, на котором построены принципиально сложные вражеские «пулеметы». Это нужно потому, что «пулеметы» стреляют и в нас, а не только на отдален-ных окраинах мира. Малые, но точные воздействия могут оказывать сильнейшее влияние на систему (пуля весит немного, но нужна вся сложность науки, чтобы найти уязвимое место и попасть).
Но одной защиты мало: для победы нужно еще и наступать. Поэтому нужно переиграть соперника в решающей битве - на поле сложности.
Задача трудная и почти непосильная, но нам ли с вами отчаиваться?
Вспомним призыв Ленина к пришедшей с фронтов гражданской войны молодежи: «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знаниями всех тех богатств, которое выработало человечество».
Заявка совсем неслабая: мало ли богатств выработало человечество, начиная с Гомера и Фалеса? И пока это все не прочтешь и не освоишь, то есть сможешь уверенно применить на практике, в коммунисты не возьмут. Вопрос поставлен Лениным предельно жестко, но абсолютно правомерно.
Капиталисты работают «на понижение» человеческой сущности, апеллируя к простым, грубым и низменным сторонам человеческой натуры (жад-ность, страх, эгоизм и так далее). Это относительно просто, но и они не могут обойтись без сложности, иначе потеряют власть. Управляющая система, по законам кибернетики, должна быть сложнее управляемой.
Коммунисты ставят задачу восхождения человека на основе его тонких сторон: альтруизма, коллективизма, стремления к высшим (то есть, отдаленным и неочевидным прямо здесь и сейчас целям) и тому подобному. Это значительно сложнее игры на понижение и требует бóльших усилий.
Что касается учения Маркса, то тут следует заметить следующее. Маркс гениально описал мир своего времени, описал и путь для его изменения в коммунистическую сторону (революция и диктатура пролетариата). Более того, он выработал адекватные задаче методы. Но с тех пор прошло полтора века, и возникли новые обстоятельства, Марксу неведомые (в том числе и по причине того, что Маркса капиталисты действительно освоили, и фактор «внезапности» потерян).
На мой взгляд, адекватное описание нового мира и, тем более, поиск путей по его преобразованию требуют значительно более фундаментального подхода, чем у Маркса. Теория Эйнштейна более фундаментальна, чем теория Ньютона (последний не замахивался на природу пространства и времени). А Маркс был очень сложен, даже для своей эпохи.
Не стоит забывать, что все, написанное Марксом, есть продукт освоения автором современной на тот момент науки, причем науки, представленной во многих дисциплинах. Марксов труд по освоению научного багажа является примером настоящего подвига. Полученный таким образом базовый фундамент дал ему возможность выстроить и теорию, и метод.
Удачная теория концентрируется в метод, а новый метод разворачивается в новые теории. Увы, если картина мира (база) меняется существенно, старые методы не годятся. Поэтому приходится искать новые, осмысливая «способы производства» методов. Для всего этого нужен перманентный научный подвиг и, конечно же, огромный труд, полный и рутины, и сложности.
Скорее всего, подобный труд непосилен одному человеку. В современ-ной науке наступила эра больших коллективов, совместно «вырабатываю-щих» новое знание. Нужно должным образом организовать эту фабрику, и как знать, может быть, на ней найдется место и для нас с вами. Было бы желание.
Можно подытожить: между нами и коммунизмом есть много барьеров, и один из них - барьер сложности. Этот барьер труден, его преодоление требует огромных затрат труда и нервов, причем его нельзя взять раз и навсегда: мы живем в непрерывно усложняющемся мире. На этом пути мало наглядности (квантовая физика слабо наглядна) и простоты, но, как бывает со всеми барьерами, достойными для их взятия, здесь имеется и приз. Я имею в виду победу и заслуженную радость от нее.
Поэтому - даешь победительную сложность, и до встречи в СССР!