Российский Крым под "Солнечным ударом"
---------------------------------------------------------------------------------------------------------
В российский прокат вышел новый фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар», снятый по мотивам бунинских произведений. Мировая премьера состоялась 3 сентября в Белграде, российская премьера прошла 4-5 октября в Крыму - в Симферополе фильм демонстрировался в Украинском театре, в Севастополе - в театре имени Луначарского.
Я поначалу планировала быть на обеих премьерах, но обстоятельства сложились так, что в Белград прилететь я не смогла, а полетела в Крым.
Выбор Михалковым места для кинопоказов был не случаен - Сербия стала местом, где после Октябрьской революции нашли пристанище многие эмигранты из советской России из числа уцелевшего белого офицерства - не все же держали курс прямиком на Париж…. На белградском кладбище похоронен Врангель и множество его идейных и боевых соратников, проигравших большевикам военную кампанию на юге России. Отправной точкой для большинства из них стала Одесса и Крым, откуда с Графской пристани Севастополя отплывали корабли, увозя белогвардейцев, - кого-то надолго, но большую часть навсегда.
«Солнечный удар» снят по одноименному рассказу Бунина и его же дневникам «Окаянные дни».
Разумеется, выбор идеологических приоритетов никак нельзя отделить от идеологического и эстетического контекста времени съемок, но мало кто усомнится в том, что бунинский взгляд созвучен нынешнему мироощущению режиссера, по его собственному признанию, задумавшего картину более 30 лет назад. По признанию самого Никиты Сергеевича, совет обратиться к наследию Бунина дал ему в свое время блестящий киновед, недавно ушедший из жизни, Владимир Дмитриев. С учетом того, что было это в середине 70-х, когда Михалков работал над «Рабой любви» и «Своим среди чужих, чужим среди своих», эту рекомендацию можно счесть, как минимум, оригинальной для того времени. Переключиться на бунинскую систему ценностей - задача, посильная, наверно, только большому художнику. Так или иначе, случайно или не случайно, но сразу с Буниным не сложилось, а сложилось только сейчас, спустя почти 40 лет.
До просмотра картины я, признаюсь, была в легком замешательстве, ибо сложно представить себе более некинематографичного автора, чем Бунин, и более неэкранизируемых книг, чем «Солнечный удар» - импрессионистская зарисовка о внезапной вспышке любовного томления под летним солнцем и депрессивные, ипохондрические дневниковые записи писателя (был бы Бунин жив сегодня, интернет-пользователи непременно окрестили бы его «Окаянные дни» блоггерским лытдыбром). Теоретически сценарий фильма мог бы быть абсолютно любым, и это был бы в чистом виде выбор сценаристом экранного экшна, иллюстрирующего положенные на бумагу чувства и переживания писателя. Сам Михалков рассказывает, что первоначальный вариант сценария, созданный им в сотворчестве с Владимиром Моисеенко после скрупулезного изучения материалов о ходе гражданской войны на юге России, был забракован самим режиссером (полагаю, что правильнее говорить именно о ходе гражданской войны во всех её проявлениях, нежели о периоде «красного террора») и радикально переписан заново. Сценаристы как бы сами ужаснулись написанному под впечатлением погружения в документальный материал. Голодные, бродящие по Крыму лошади, хаос и кровь, кровь….. Переписывал сценарий вместе с Михалковым уже Адабашьян.
«Никакой крови и никаких зверств в фильме нет. Кровь и зверства под названием «Окаянные дни» я бы сейчас и сам не стал смотреть - мне их хватает в жизни. Поэтому фильм называется «Солнечный удар»…..», - рассказывает Михалков.
И действительно - ни одной, так сказать, сцены насилия в привычном понимании в фильме нет. В титрах стоит пометка «12+»….
Эпиграфом к фильму стоит недоумённый вопрос «Как всё это случилось?» - молодой поручик, в 1907 году сгоревший от страсти к молодой незнакомке на пароходе, имени которой он, кажется, в любовном пылу так и не узнал, через 13 лет сидит с несколькими сотнями своих белоофицерских сотоварищей в плену у Крымского ревкома, ожидая то ли эвакуации, то ли смерти, то ли уже ничего особенно не ожидая… Люди, проигравшие дело их жизни, проигравшие собственную страну, проигравшие всё, недоумевают, как это всё случилось…
Михалков намеренно нарезает две сюжетные линии вперемешку, акцентируя визуальный контраст - лазурное небо и ласковое солнце, слепящее глаза пассажирам колёсного парохода «Летучий», на котором разворачивается идиллическая история внезапной любви, монтируются встык с тяжелым, низким серо-свинцовым небом, грязью и слякотью условной Одессы, выглядящей по версии автора как темный ад, - сюжет с белыми офицерами кажется снятым на черно-белую пленку, - новый революционный мир, чуждый и враждебный режиссёру, кажется мрачным, монохромным, зловещим. Дореволюционный парадиз сменяется катастрофой, и контраст этот визуально предельно нарочит.
В фильме целый ряд блестяще прорисованных типажей белогвардейцев: озлобленный ротмистр, ненавидящий «губителей России»-большевиков, горьковато усмехающийся подпоручик, оплакивающий потерянное государство, рыхлый малодушный полковник, донесший на ротмистра новой власти и доведший его до гибели, лихой пышноусый есаул, не теряющий бодрости духа даже перед лицом костлявой. Представителей «нового мира» - революционеров Белу Куна и Розалию Землячку - Михалков делает плакатными, гротесковыми … Непохожие (полагаю, умышленно) на своих исторических прототипов карикатурная Землячка с высоким визгливым голосом и Бела Кун в виде одутловатого жирдяя с заплывшими глазками, разумеется, есть индикаторы авторской позиции.
Во время севастопольской премьеры нам удалось поговорить с Никитой Сергеевичем, - вместо краткой беседы вышел почти часовой разговор-диспут - о разности восприятия «русского мира», о различии установок и ценностей. Ну и о кино, разумеется.
Спросили о гибели плёночного кино, павшего под натиском кино цифрового (Михалков тоже предпочитает плёнку, хотя признает, что цифра облегчает съемочный процесс). Про компьютерные спецэффекты поговорили (Михалков считает, что они заметны, мы его успокоили ). Про выбор натуры поговорили (снимали во Владимирской, Нижегородской областях, в Одессе, в Швейцарии). В Швейцарию пришлось тащить 80 фур реквизита с заранее сложенными поленницами не от хорошей жизни - в России не осталось колёсных пароходов, а строить декорацию вышло бы дороже. Точнее, оговаривается Михалков, один-единственный колесный пароход таки остался, - «Николай Васильевич Гоголь», ходит по Северной Двине, там снимать юг России было нереально…
Михалков - великий организатор кинопроизводства, спорить тут не с чем. А вот по существу снятого спорить можно и нужно, и мы увлеченно спорили, - разговор получился неприглаженным. Всякая ли власть от Бога?... Вредят ли России великие потрясения? Спасителем или губителем России был Столыпин?
Спрашиваю у режиссера, почему в «Своем среди чужих, чужом среди своих», в «Рабе любви» его герои с обеих сторон - объемные, многоплановые, вызывающие целую гамму чувств, а в «Солнечном ударе» они такие только с одной стороны, а с другой - совсем плоскостные. Значит ли это, что они Вам неинтересны?
«Совершенно нет! Так разделить нельзя, отвечает Н.С. - Мне более всех интересен Георгий Сергеевич» (в фильме сначала маленький мальчик, православную картину мира которого сломал Чарльз Дарвин со своей теорией в изложении заезжего поручика, а потом красный командир, соратник Куна и Землячки). Именно ему в итоге приходится принимать решение о дальнейшей судьбе офицеров, именно его терзания интересны режиссёру, - человеческое впереди классового…
«Меня коробит выражение «столыпинский галстук», - говорит Михалков. «Но ведь действительно был вешатель», - возражаю. «Но ведь великий реформатор», - говорит. «Но ведь реформа провалилась», - отвечаю. «В смысле провалилась?! Судя по историческим документам, реформа не только не провалилась, а превзошла все ожидания. Другой вопрос, что Столыпину не дали ее завершить…. При этом он говорил, что если бы России дали двадцать лет спокойного развития, стала бы великой страной», - говорит Н.С. «Но ведь и без них стала», - говорю. «Да, но какой ценой?» - отвечает Михалков.
Михалков проводит параллели между революционным хаосом 20-х и нынешней Украиной, для него это явления одного порядка. «А в России что происходит? - спрашивает. - Я убежден, что 80% людей, вышедших на Болотную, это честные, порядочные люди, оскорбленные неравенством, униженные воровством, болеющие за справедливость. Но вели их люди непорядочные, манипуляторы… Я всегда говорил, что в отличие от подавляющего большинства рядовых митингующих, ораторам с трибуны всегда есть куда уезжать….»
- Ну, Удальцов, например, уехал в тюрьму, - отвечаю.
Михалков: «И правильно!»
- Да нет, Никита Сергеевич, - говорю, - неправильно это».
В общем, поговорили:).
В ходе работы над фильмом Михалков открыл две новые актерские звезды. На роль главного героя - поручика поначалу приглашен был Евгений Миронов, но в силу большой загруженности так сниматься и не стал, и Н.С. пригласил молодого латышского актера лиепайского театра Мартиньша Калиту. Поначалу, говорит Михалков, искали по российским театрам, но, представьте себе, фенотип русского офицера сейчас только в Латвии можно найти, - шутят участники съёмочной группы. По-русски Мартиньш говорит с акцентом, поэтому озвучку доверили тому же Миронову. Довелось посмотреть на Калиту в Крыму - в жизни он мне показался интереснее и лучезарнее, чем на экране. А вот о главной женской роли хотелось бы сказать отдельно, - на мой взгляд, это крупная кастинговая удача. Несколько лет назад, когда идея фильма только вынашивалась, Михалкова познакомили с Викторией Соловьёвой, на тот момент студенткой второго курса психологического факультета киевского университета (сейчас Виктория уже выпускница столичного театрального вуза) - и вопрос о выборе актрисы был сразу решён. Н.С. гордо говорит о том, что взял непрофессиональную актрису.
Породистая брюнетка с узкими длинными запястьями и чуть раскосыми светлыми глазами, длинная и изящная, как афганская борзая, Соловьева подписала с Михалковым, можно сказать, кабальный контракт, запрещающий ей любые съемки до окончания работы в «Солнечном ударе». А тем временем соблазны сыпались, как из рога изобилия, и какие! Другой киномэтр, Сергей Урсуляк, как выяснилось, снимает «Тихий Дон», и прознав про Соловьёву, безуспешно пытался ангажировать её на Аксинью.
«Урсуляком искушали, - с гордостью говорит Михалков. - А я ей говорю: до гроба со мной не расплатишься….»
Виктория улыбается: «Удержаться было не просто!»
Кстати, в отличие от Урсуляка, я не вижу Викторию Аксиньей. Вижу скорее законной женой Григория Мелехова, - тонкой, прозрачной от беспрестанного страдания, мучающейся. Ну да Урсуляку видней….
Виктория Соловьёва родом с Донбасса, - её родной город Торез, наверно, наряду с Шахтёрском и Иловайском входит в тройку самых разрушенных городов, попавших под карательную операцию хунты. В Торезе у Виктории осталась мать. «Не знаю, что с ней делать, - говорит Соловьёва, - не хочет уезжать и всё тут. Это мой город, я в нем родилась, в нем и умру, говорит…..»
Как картину приняли в Белграде, мне увидеть не удалось, зато довелось услышать. На премьеру пришло больше 4 тысяч зрителей, выступал Президент Сербии Николич, служил литию Патриарх Сербский, ездили на русское кладбище, заезжал великий югослав Кустурица. И в Белграде, и в Крыму ездил с нами кубанский казачий хор, пел любимую бунинскую «Не для меня придет весна….» Песня, кстати, не казачья, а авторская, написанная голландцем и русским...
Особенно хотелось бы отметить благодарного крымского зрителя, осаждавшего и Украинский театр в Симферополе, и севастопольский театр им. Луначарского.
Рядом с Михалковым - губернатор Севастополя Сергей Меняйло
Зал Севастопольского театра им.Луначарского
«Крым отошел Украине - как из одного кармана переложили в другой, - говорит Михалков. - Но ситуация изменилась, страна распалась, и 23 года назад этот вопрос нужно было решить спокойно и по-честному, раз и навсегда. Тогда не решили. А теперь если вдруг кто-то захочет решить по-другому, мы насупим брови…». На этой фразе зал взрывается овациями, - сначала в Симферополе, потом в Севастополе.
«Я никогда не думал, что доживу до того момента, - говорит режиссёр, - когда мне придется убирать из картины указание о месте съёмки…..»
Таким указанием в ходе съёмок в Одессе служила статуя Дюка - если Потёмкинская лестница теоретически могла быть абстрактной лестницей, то Дюк маркировал Одессу, как говорится, не оставляя простора для догадок. «Пришлось вымарать Дюка из кадра, - говорит Михалков, - чтобы не подставлять людей, снимавшихся в массовке. Сегодня жить в Одессе и сниматься в российском фильме может быть опасно для жизни. Хочу, чтобы такого больше не повторилось никогда».
Фото za_y_ac и мои
В российский прокат вышел новый фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар», снятый по мотивам бунинских произведений. Мировая премьера состоялась 3 сентября в Белграде, российская премьера прошла 4-5 октября в Крыму - в Симферополе фильм демонстрировался в Украинском театре, в Севастополе - в театре имени Луначарского.
Я поначалу планировала быть на обеих премьерах, но обстоятельства сложились так, что в Белград прилететь я не смогла, а полетела в Крым.
Выбор Михалковым места для кинопоказов был не случаен - Сербия стала местом, где после Октябрьской революции нашли пристанище многие эмигранты из советской России из числа уцелевшего белого офицерства - не все же держали курс прямиком на Париж…. На белградском кладбище похоронен Врангель и множество его идейных и боевых соратников, проигравших большевикам военную кампанию на юге России. Отправной точкой для большинства из них стала Одесса и Крым, откуда с Графской пристани Севастополя отплывали корабли, увозя белогвардейцев, - кого-то надолго, но большую часть навсегда.
«Солнечный удар» снят по одноименному рассказу Бунина и его же дневникам «Окаянные дни».
Разумеется, выбор идеологических приоритетов никак нельзя отделить от идеологического и эстетического контекста времени съемок, но мало кто усомнится в том, что бунинский взгляд созвучен нынешнему мироощущению режиссера, по его собственному признанию, задумавшего картину более 30 лет назад. По признанию самого Никиты Сергеевича, совет обратиться к наследию Бунина дал ему в свое время блестящий киновед, недавно ушедший из жизни, Владимир Дмитриев. С учетом того, что было это в середине 70-х, когда Михалков работал над «Рабой любви» и «Своим среди чужих, чужим среди своих», эту рекомендацию можно счесть, как минимум, оригинальной для того времени. Переключиться на бунинскую систему ценностей - задача, посильная, наверно, только большому художнику. Так или иначе, случайно или не случайно, но сразу с Буниным не сложилось, а сложилось только сейчас, спустя почти 40 лет.
До просмотра картины я, признаюсь, была в легком замешательстве, ибо сложно представить себе более некинематографичного автора, чем Бунин, и более неэкранизируемых книг, чем «Солнечный удар» - импрессионистская зарисовка о внезапной вспышке любовного томления под летним солнцем и депрессивные, ипохондрические дневниковые записи писателя (был бы Бунин жив сегодня, интернет-пользователи непременно окрестили бы его «Окаянные дни» блоггерским лытдыбром). Теоретически сценарий фильма мог бы быть абсолютно любым, и это был бы в чистом виде выбор сценаристом экранного экшна, иллюстрирующего положенные на бумагу чувства и переживания писателя. Сам Михалков рассказывает, что первоначальный вариант сценария, созданный им в сотворчестве с Владимиром Моисеенко после скрупулезного изучения материалов о ходе гражданской войны на юге России, был забракован самим режиссером (полагаю, что правильнее говорить именно о ходе гражданской войны во всех её проявлениях, нежели о периоде «красного террора») и радикально переписан заново. Сценаристы как бы сами ужаснулись написанному под впечатлением погружения в документальный материал. Голодные, бродящие по Крыму лошади, хаос и кровь, кровь….. Переписывал сценарий вместе с Михалковым уже Адабашьян.
«Никакой крови и никаких зверств в фильме нет. Кровь и зверства под названием «Окаянные дни» я бы сейчас и сам не стал смотреть - мне их хватает в жизни. Поэтому фильм называется «Солнечный удар»…..», - рассказывает Михалков.
И действительно - ни одной, так сказать, сцены насилия в привычном понимании в фильме нет. В титрах стоит пометка «12+»….
Эпиграфом к фильму стоит недоумённый вопрос «Как всё это случилось?» - молодой поручик, в 1907 году сгоревший от страсти к молодой незнакомке на пароходе, имени которой он, кажется, в любовном пылу так и не узнал, через 13 лет сидит с несколькими сотнями своих белоофицерских сотоварищей в плену у Крымского ревкома, ожидая то ли эвакуации, то ли смерти, то ли уже ничего особенно не ожидая… Люди, проигравшие дело их жизни, проигравшие собственную страну, проигравшие всё, недоумевают, как это всё случилось…
Михалков намеренно нарезает две сюжетные линии вперемешку, акцентируя визуальный контраст - лазурное небо и ласковое солнце, слепящее глаза пассажирам колёсного парохода «Летучий», на котором разворачивается идиллическая история внезапной любви, монтируются встык с тяжелым, низким серо-свинцовым небом, грязью и слякотью условной Одессы, выглядящей по версии автора как темный ад, - сюжет с белыми офицерами кажется снятым на черно-белую пленку, - новый революционный мир, чуждый и враждебный режиссёру, кажется мрачным, монохромным, зловещим. Дореволюционный парадиз сменяется катастрофой, и контраст этот визуально предельно нарочит.
В фильме целый ряд блестяще прорисованных типажей белогвардейцев: озлобленный ротмистр, ненавидящий «губителей России»-большевиков, горьковато усмехающийся подпоручик, оплакивающий потерянное государство, рыхлый малодушный полковник, донесший на ротмистра новой власти и доведший его до гибели, лихой пышноусый есаул, не теряющий бодрости духа даже перед лицом костлявой. Представителей «нового мира» - революционеров Белу Куна и Розалию Землячку - Михалков делает плакатными, гротесковыми … Непохожие (полагаю, умышленно) на своих исторических прототипов карикатурная Землячка с высоким визгливым голосом и Бела Кун в виде одутловатого жирдяя с заплывшими глазками, разумеется, есть индикаторы авторской позиции.
Во время севастопольской премьеры нам удалось поговорить с Никитой Сергеевичем, - вместо краткой беседы вышел почти часовой разговор-диспут - о разности восприятия «русского мира», о различии установок и ценностей. Ну и о кино, разумеется.
Спросили о гибели плёночного кино, павшего под натиском кино цифрового (Михалков тоже предпочитает плёнку, хотя признает, что цифра облегчает съемочный процесс). Про компьютерные спецэффекты поговорили (Михалков считает, что они заметны, мы его успокоили ). Про выбор натуры поговорили (снимали во Владимирской, Нижегородской областях, в Одессе, в Швейцарии). В Швейцарию пришлось тащить 80 фур реквизита с заранее сложенными поленницами не от хорошей жизни - в России не осталось колёсных пароходов, а строить декорацию вышло бы дороже. Точнее, оговаривается Михалков, один-единственный колесный пароход таки остался, - «Николай Васильевич Гоголь», ходит по Северной Двине, там снимать юг России было нереально…
Михалков - великий организатор кинопроизводства, спорить тут не с чем. А вот по существу снятого спорить можно и нужно, и мы увлеченно спорили, - разговор получился неприглаженным. Всякая ли власть от Бога?... Вредят ли России великие потрясения? Спасителем или губителем России был Столыпин?
Спрашиваю у режиссера, почему в «Своем среди чужих, чужом среди своих», в «Рабе любви» его герои с обеих сторон - объемные, многоплановые, вызывающие целую гамму чувств, а в «Солнечном ударе» они такие только с одной стороны, а с другой - совсем плоскостные. Значит ли это, что они Вам неинтересны?
«Совершенно нет! Так разделить нельзя, отвечает Н.С. - Мне более всех интересен Георгий Сергеевич» (в фильме сначала маленький мальчик, православную картину мира которого сломал Чарльз Дарвин со своей теорией в изложении заезжего поручика, а потом красный командир, соратник Куна и Землячки). Именно ему в итоге приходится принимать решение о дальнейшей судьбе офицеров, именно его терзания интересны режиссёру, - человеческое впереди классового…
«Меня коробит выражение «столыпинский галстук», - говорит Михалков. «Но ведь действительно был вешатель», - возражаю. «Но ведь великий реформатор», - говорит. «Но ведь реформа провалилась», - отвечаю. «В смысле провалилась?! Судя по историческим документам, реформа не только не провалилась, а превзошла все ожидания. Другой вопрос, что Столыпину не дали ее завершить…. При этом он говорил, что если бы России дали двадцать лет спокойного развития, стала бы великой страной», - говорит Н.С. «Но ведь и без них стала», - говорю. «Да, но какой ценой?» - отвечает Михалков.
Михалков проводит параллели между революционным хаосом 20-х и нынешней Украиной, для него это явления одного порядка. «А в России что происходит? - спрашивает. - Я убежден, что 80% людей, вышедших на Болотную, это честные, порядочные люди, оскорбленные неравенством, униженные воровством, болеющие за справедливость. Но вели их люди непорядочные, манипуляторы… Я всегда говорил, что в отличие от подавляющего большинства рядовых митингующих, ораторам с трибуны всегда есть куда уезжать….»
- Ну, Удальцов, например, уехал в тюрьму, - отвечаю.
Михалков: «И правильно!»
- Да нет, Никита Сергеевич, - говорю, - неправильно это».
В общем, поговорили:).
В ходе работы над фильмом Михалков открыл две новые актерские звезды. На роль главного героя - поручика поначалу приглашен был Евгений Миронов, но в силу большой загруженности так сниматься и не стал, и Н.С. пригласил молодого латышского актера лиепайского театра Мартиньша Калиту. Поначалу, говорит Михалков, искали по российским театрам, но, представьте себе, фенотип русского офицера сейчас только в Латвии можно найти, - шутят участники съёмочной группы. По-русски Мартиньш говорит с акцентом, поэтому озвучку доверили тому же Миронову. Довелось посмотреть на Калиту в Крыму - в жизни он мне показался интереснее и лучезарнее, чем на экране. А вот о главной женской роли хотелось бы сказать отдельно, - на мой взгляд, это крупная кастинговая удача. Несколько лет назад, когда идея фильма только вынашивалась, Михалкова познакомили с Викторией Соловьёвой, на тот момент студенткой второго курса психологического факультета киевского университета (сейчас Виктория уже выпускница столичного театрального вуза) - и вопрос о выборе актрисы был сразу решён. Н.С. гордо говорит о том, что взял непрофессиональную актрису.
Породистая брюнетка с узкими длинными запястьями и чуть раскосыми светлыми глазами, длинная и изящная, как афганская борзая, Соловьева подписала с Михалковым, можно сказать, кабальный контракт, запрещающий ей любые съемки до окончания работы в «Солнечном ударе». А тем временем соблазны сыпались, как из рога изобилия, и какие! Другой киномэтр, Сергей Урсуляк, как выяснилось, снимает «Тихий Дон», и прознав про Соловьёву, безуспешно пытался ангажировать её на Аксинью.
«Урсуляком искушали, - с гордостью говорит Михалков. - А я ей говорю: до гроба со мной не расплатишься….»
Виктория улыбается: «Удержаться было не просто!»
Кстати, в отличие от Урсуляка, я не вижу Викторию Аксиньей. Вижу скорее законной женой Григория Мелехова, - тонкой, прозрачной от беспрестанного страдания, мучающейся. Ну да Урсуляку видней….
Виктория Соловьёва родом с Донбасса, - её родной город Торез, наверно, наряду с Шахтёрском и Иловайском входит в тройку самых разрушенных городов, попавших под карательную операцию хунты. В Торезе у Виктории осталась мать. «Не знаю, что с ней делать, - говорит Соловьёва, - не хочет уезжать и всё тут. Это мой город, я в нем родилась, в нем и умру, говорит…..»
Как картину приняли в Белграде, мне увидеть не удалось, зато довелось услышать. На премьеру пришло больше 4 тысяч зрителей, выступал Президент Сербии Николич, служил литию Патриарх Сербский, ездили на русское кладбище, заезжал великий югослав Кустурица. И в Белграде, и в Крыму ездил с нами кубанский казачий хор, пел любимую бунинскую «Не для меня придет весна….» Песня, кстати, не казачья, а авторская, написанная голландцем и русским...
Особенно хотелось бы отметить благодарного крымского зрителя, осаждавшего и Украинский театр в Симферополе, и севастопольский театр им. Луначарского.
Рядом с Михалковым - губернатор Севастополя Сергей Меняйло
Зал Севастопольского театра им.Луначарского
«Крым отошел Украине - как из одного кармана переложили в другой, - говорит Михалков. - Но ситуация изменилась, страна распалась, и 23 года назад этот вопрос нужно было решить спокойно и по-честному, раз и навсегда. Тогда не решили. А теперь если вдруг кто-то захочет решить по-другому, мы насупим брови…». На этой фразе зал взрывается овациями, - сначала в Симферополе, потом в Севастополе.
«Я никогда не думал, что доживу до того момента, - говорит режиссёр, - когда мне придется убирать из картины указание о месте съёмки…..»
Таким указанием в ходе съёмок в Одессе служила статуя Дюка - если Потёмкинская лестница теоретически могла быть абстрактной лестницей, то Дюк маркировал Одессу, как говорится, не оставляя простора для догадок. «Пришлось вымарать Дюка из кадра, - говорит Михалков, - чтобы не подставлять людей, снимавшихся в массовке. Сегодня жить в Одессе и сниматься в российском фильме может быть опасно для жизни. Хочу, чтобы такого больше не повторилось никогда».
Фото za_y_ac и мои