Заметки на полях фестиваля - 4
Начинаю потихонечку писать о наиболее сильных впечатлениях Международного кинофестиваля современного кино " Два в одном / 2 in 1". Фильмы-лидеры рейтинга настолько плотненько-ровненько располагаются на верхних ступеньках, что выбирать было очень непросто, - так всегда бывает, когда есть из чего выбирать. Поскольку читатели предыдущих обзоров наперебой ворчали "спойлеры! спойлеры!", предупреждаю, что спойлеров под катом дофига, так что тем, для которых кино - это то, что показывают, а не то, как показывают, под кат лучше не залезать:)).
Тяжелым катком по психике проехалась социально-психологическая драма «Эксперимент «Повиновение» американского режиссера Крейга Зобела - кинокритика не случайно в один голос окрестила его "американским Ханеке", и в этом нет ни капли иронии и ни доли намека на эпигонство: перед нами виртуозный психологический эксперимент, на 95% снятый на крупных планах в подсобке фастфудной забегаловки, на два часа приклеивающий к экрану и выворачивающий зрителя буквально наизнанку. На финальных театрах зрители не выходят, а буквально выползают на ватных ногах из зала в холодном поту, а три наиболее сильных эмоции, захватывающие тебя целиком во время просмотра - это бессилие, презрение к жертве и бешеная ярость. Вся эта палитра эмоций, конечно, очень сильно напоминает ощущения при просмотре тех же "Забавных игр" великого австрийца, но в данном случае к ней добавляется ещё один нюанс, о котором ниже.
Не буду скрывать, соблазн присудить Зобелу гран-при был велик не только у меня, но и у других моих коллег по жюри, и на наше итоговое решение этого не делать, помимо наличия в конкурсе других сильных картин, не в последнюю очередь повлиял мотив "не будем награждать штатовский фильм". В общем, такую мотивацию трудно считать справедливой:), особенно если учесть то, что зобеловская лента - просто дистиллированный манифест антиамериканизма. Если истории, показанные Ханеке, могли в принципе произойти где угодно и претендуют на исследование общих законов социальной и индивидуальной психологии, то, смотря "Эксперимент "Повиновение", чётко понимаешь, что этот трындец мог произойти только в гребаном Пиндостане, и только тупые пиндосы, услышав в телефонной трубке голос любого урода, представившегося полицейским, готовы раздеваться догола, раздвигать булки, сосать друг у друга, а если телефонный "коп" сочтет нужным, чтобы ты прыгнул с крыши, то тупой пиндос пойдет и прыгнет, и все это будет называться общественным долгом и помощью граждан правоохранительным органам.
В обычном придорожном фастфуде раздается звонок. Некто, представившись инспектором полиции, сообщает администраторше забегаловки, что одна из продавщиц якобы украла деньги у покупательницы. Одного этого малоинформативного звонка оказывается достаточно, чтобы запустился чудовищный по содержанию и последствиям кошмар, который, как поначалу кажется, никогда не закончится. Администраторша (не мегера, не стерва, вполне обычная, даже чем-то симпатичная среднестатистическая тетка), повинуясь голосу в трубке, выполняет долг каждого американского гражданина - оказывает содействие правоохранительной системе. Смущение своей не слишком почтенной ролью и чувство неудобства вполне сочетается с проявлением инициативы и неуместного служебного рвения - не попытавшись хотя бы минимально прояснить, кто звонит, несмотря на то, что голос в трубке не называет ни имени предполагаемой "воровки", ни её примет, ни обстоятельств "кражи", моментально сама вычисляет "виновницу" и запирает её в подсобке - якобы до приезда наряда копов, якобы занятого обыском в квартире несчастной девушки. Беспрекословно выполняя команды, раздающиеся из трубки вперемешку с моралите о преклонении перед силой закона, начальница раздевает несчастную жертву, обыскивает её, не побрезговав самым подробным досмотром "полостей тела", затем заставляет подчиненных и сослуживцев проводить с объектом любые манипуляции, на которые их стимулирует голос в трубке, напоминающий дудочку факира, парализующего волю змеи. Затем к эксперименту присоединяется вызванный в забегаловку муж начальницы, ещё какие-то люди... При этом ни у одной тупой пиндосской овцы не возникает не то что естественного и единственного возможного побуждения послать голос в трубке нахуй, но даже элементарного желания выяснить, с кем они, собственно, беседуют. Абсурд нарастает, переходя в кошмар, к исходу рабочего дня заканчивающийся садомазохистскими издевательствами и изнасилованием жертвы мужем начальницы - простым рабочим парнем, которому такая ситуация и в страшном сне не могла присниться. Впрочем, тут требуется важное дополнение - ситуацию можно описать оксюмороном "добровольное изнасилование", потому что, строго говоря, любой фигурант истории, как палачи, так и жертва, мог в любой момент остановить это безумие.
Феномен слепого повиновения, паралича воли, манипуляции человеческим сознанием и действием, беспрекословного подчинения авторитетам, отсутствия критического мышления - это, безусловно, те ингредиенты, из которых можно вывести законы массовой психологии. Зомбирование и массовое оболванивание, распространение тоталитарных сект, мистицизм и обскурантизм - обратная сторона этих самых законов. Но Крейг Зобел высмеивает ещё и специфическое американское "правосознание" - рабское преклонение именно перед носителями погон и нашивок, ступор перед полицейским, незнание законов и собственных прав. У нас хвалёное американское "уважение к закону" любят противопоставлять российскому правовому нигилизму - русский человек с большей вероятностью станет беспрекословно подчиняться цыганке-гадалке или целителю-шарлатану, но никак не менту, - и Зобел наглядно демонстрирует, во что вырождается "правосознание" американца, сплавленное с невежеством и внушаемостью.
Примерно на середине фильма до зрителя начинает доходить, что голос в телефонной трубке принадлежит совсем не полицейскому, а дрочеру-извращенцу, но это, в общем, уже ничего принципиально не меняет и не добавляет к кошмару и абсурду происходящего. Экранная история кажется настолько безумной, что если бы фильму не был предпослан титр "Основано на реальных событиях", воспринималась бы как неправдоподобный вымысел. Однако 70 аналогичных случаев в реале произошли в 30 американских штатах, и история, показанная Зобелом - еще отнюдь не самая вопиющая.
Советую вам запомнить фамилию Крейга Зобела. Это его второй полнометражный фильм, и в том, чтобы держать зрителя два часа в оцепенении при помощи лишь одних диалогов персонажей с непонятно кем на том конце трубки в одном и том же интерьере, чувствуется рука большого мастера.
С психологическим триллером Зобела вполне на равных конкурировали два фильма, казалось бы, на одну и ту же тему - «Я буду рядом» нашего Павла Руминова, уже успевший схватить в этом году гран-при "Кинотавра", и осыпанная каннскими наградами «Остановка на перегоне» обаятельного немца Андреаса Дрезена. Бессилие человечества перед онкологическими заболеваниями и растущая онкофобия, уверена, породят ещё немало кинематографических размышлений, и эти две картины задают сейчас сравнительно новую тему для кино.
В фильме Руминова молоденькая мать-одиночка (замечательную Марию Шалаеву мы без всяких дискуссий наградили призом фестиваля в номинации "Герои"), узнав о своей неизлечимой болезни, тратит отпущенное ей время на поиск новых родителей для шестилетнего сына. Создателям картины удается, казалось бы, невозможное - показать медленное, мучительное умирание человека не плаксиво, не фальшиво, не мрачно-беспросветно, не мелодраматически, а очень, с одной стороны, светло и по-доброму, а с другой стороны, со всей правдивой безжалостностью, когда весь фильм ждёшь чудесного исцеления, и в то же время, понимаешь, что его не будет, потому что чудес не бывает. И лишь великая любовь к своему ребенку и чувство материнского долга способны сделать последние дни жизни светлыми, наполненными и осмысленными.
Картина Руминова с художественно-технической стороны не безупречна - могу лишь посоветовать на будущие проекты привлечь другого оператора и другого звукорежиссера:), это как раз тот случай, когда фильм получается удачным не благодаря, а вопреки техническому воплощению, за счет социального месседжа, тематической свежести и актуальности (еще совсем недавно проблемы онкобольных были уделом социальной документалистики) и филигранного кастинга. Авторам удается добиться поразительного эффекта сопричастности, когда происходящее на экране воспринимается не отстраненно, а создается полное ощущение, что ты теряешь подругу или близкого человека.
Герой ленты Дрезена, немецкий высококвалифицированный рабочий Франк, узнает о том же диагнозе, что и героиня Маши Шалаевой - у него глиобластома (интересующиеся могут погуглить), а особенности протекания болезни делают умирание спрессованным в два коротких месяца. В отличие от фильма Руминова, который деликатно опускает наиболее неаппетитные подробности и симптомы рака мозга, в "Остановке на перегоне" медицинская сторона дела показана подробно и науралистично - меня, увы, не понаслышке знакомую с раковыми больными в терминальной стадии, практически ничто не удивило, а вот те, кому посчастливилось избежать близкого соприкосновения с болезнью, могут быть шокированы многим. Тем не менее, растущая в обществе онкофобия не может не воплощаться в кинематографе, ибо долго ещё будет в числе первоочередных проблем без каких-либо видимых перспектив решения. И Руминову, и Дрезену удается показать страшную неизбежность, не вызывая ни отвращения, ни отчуждения, ни брезгливости.
При всей разнице кинематографического почерка обоих режиссеров основная мысль, проводимая ими, одна - это может случиться с каждым из нас, к этому нужно быть готовым, а перенести неизбежное гораздо легче, когда ты окружен любовью и вниманием близких. Тем не менее, внешняя схожесть сюжетных обстоятельств не должна вводить в соблазн "запараллелить" эти две ленты: совершенно очевидно, что режиссеры акцентируют свое и наше внимание на разных сторонах проблемы - если Дрезен снимает именно историю смерти, препарирует её, фотографически точно фиксирует посуточное течение болезни и её постепенное пожирание человека, то Руминова интересует как раз продолжение жизни человека в его ребенке, жизнеутверждающая сила любви, а смерть, она где-то там, некстати маячит на заднем плане....
Гарантирую вам, что треть руминовского фильма вы просмеетесь, треть проплачете, а треть просмеетесь со слезами на глазах. Немецкий фильм эмоционально ровнее, но в финале любой прожжённый циник будет рыдать как миленький. Я бы обе картины школьникам показывала, в обязательном порядке, в качестве иллюстрации к словарной статье "катарсис", а то и в курсе ОБЖ, ибо это основополагающий социальный опыт, помогающий излечиться от эмоциональной глухоты и отвечающий на самые неудобные вопросы современного бытия. В принципе, оба фильма были вполне достойны высшей фестивальной награды, и не присудили мы её ни одной из двух лишь потому, что они уже и так обе отмечены всеми возможными наградами европейских кинофорумов.
О лучших фильмах фестивальной программы - в следующем обзоре.