Часы с боем и глобализация
Неделю жили без времени. «Сколько сейчас?..» - и взгляд упирался в обои,
в пустое место на стене, где обычно висело и тикало «день-ночь, день-ночь».
Вчера часы вернулись из ремонта. Тикают, показывают время,
занимают законное место напротив окна, превращая квартиру в дом.
Можно сказать, в родовое гнездо.
Настенные часы с боем и маятником нам достались по наследству.
Когда-то они принадлежали ивановскому семейству Алексеевых,
прародителям одной половины Книги Букв. Висели над диваном у прабабушки Веры,
потом лет пятнадцать пролежали в квартире у бабушки Сони под кроватью.
Последние двадцать лет исправно тикают, если, конечно, не забывать заводить раз в неделю.
Дырочка для ключа на циферблате справа - это как раз для завода пружины. А слева - для боя.
Но мы уже давно не заводим бой, потому что этот большой бранденбургский концерт
нашей жилплощади совершенно несоразмерен. Происходит оно так.
Сначала негромкое шипение, вроде предупреждения - кто не спрятался…
Потом, с размаху, гулко, звонко и торжественно: «Буммм!!!».
На весь дом.
И пока еще звучит «…ммм», его догоняет и вступает, как в грузинских застольных песнях,
следующее «Буммм!!», и еще «Буммм!», и еще - столько, сколько указывает часовая стрелка.
Когда же последний «Буммм» отзвучит, в воздухе долго висит затихающее «…ммм»,
постепенно смолкая и растворяясь. Но, когда, наконец, часы окончательно умолкают,
еще некоторое время хочется никуда не бежать и не суетиться,
а слушать наступившую тишину.
И так каждый час.
А два раза в сутки, в полдень и в полночь,
сразу как заснешь - по двенадцать ударов подряд.
Да каждые полчаса по одиночному удару.
Так что бой мы вот уже десять лет не заводим.
Несмотря на это, раз примерно в месяц ни с того ни с сего
из часов раздается то самое шипение и затем «Бумм!»
Количество «бумов» с показаниями стрелок не соотносятся никак:
то пять торжествующих ударов в полвторого,
то один укоризненный в десять минут двенадцатого.
На циферблате загадочная надпись «Le roi à Paris».
Какой такой король? Что ему делать в Париже после девяносто третьего года?
Но сказано «Париж», значит, Париж - амур-тужур и прочий fin de siècle.
Деревянный корпус - явно местного, российского изготовления.
В чужих домах, в антикварных салонах и фильмах
приходилось видеть разные его вариации:
попышнее, поскромнее, то ампир, до барокко, то домашняя самодеятельность.
А когда мы однажды взялись почистить механизм, выяснилось,
что все бронзовые внутренности изготовлены в Германии, в Мюнхене.
Таких часов, то есть с таким же механизмом и циферблатом,
но с разными маятниками и корпусами, век тому назад изготовлено было множество.
За соответствие интерьеру отвечал локальный дилер, то есть Россия.
За надежность механики - Германия (а кто б сомневался).
А за шик и шарм - Франция, что тоже не удивительно.
Этакий пример международного сотрудничества и начинающейся глобализации.