Марксизм и христианство. Фридрих Энгельс
С подачи младогегельянцев (о которых шла речь в предыдущей статье) многие революционеры 19 века стремились переосмыслить христианство, найти его исторические корни, иногда очистить его, иногда полностью разрушить. Заслуживает внимательного изучения взгляд на христианство присущий марксизму. В частности, у одного из его основателей - Фридриха Энгельса. Рассмотрим его статью «Бруно Бауэр и первоначальное христианство» по поводу смерти Бауэра и её развитие в работе «К истории первоначального христианства». Кстати, мы видим, что несмотря на разрыв с младогегельянцами в 1844 году (с выходом книги "Святое семейство"), всё же Энгельс не утратил с ними связи, что, видимо, и стало причиной написания рассматриваемой статьи.
Главной целью этих работ Энгельса является поиск «причин, которые помогли христианству одержать победу и достичь мирового господства». Энгельс отмечает, что не является ни сторонником Тюбингемской школы (которая по его мнению навязывает ложные исторические корни христианства потому что стремится доказать исторические корни библейских и, в частности, евангельских сюжетов), ни Бауэра (который, по его мнению, слишком радикально отрицает религию и всё с ней связанное), а стремится занять среднее положение, рассматривая исторические корни христианства.
В более поздней работе он приводит цитату христианского критика Ренана: «Если хотите представить себе, чем были первые христианские общины, присмотритесь к какой-нибудь местной секции Международного Товарищества Рабочих.» и тем самым с самого же начала проводит аналогию между революционными движениями 19 века и ранним христианством. Эту связь Энгельс раскрывает довольно подробно далее в работе. Он пишет, что христиане так же преследовались правительством, как и движения в защиту трудящихся в 19 веке, были такие же проблемы с лжепророками, финансовые проблемы и так далее.
Итак, рассмотрим предложенную Энгельсом модель зарождения христианства. Римское завоевание во всех покоренных странах главным образом разрушило прежние политические порядки, а затем, косвенным образом, и старые общественные условия жизни:
· Взамен сословному делению в завоёваных странах пришло лишь деление на римских граждан, неримских граждан и рабов.
· Римское право, противоречащее праву местному становится основным законом для всех подчиненных стран.
· И как следствие из двух вышеприведённых пунктов - стали частыми вымогательства у местных в пользу Рима.
Получалось, что по отношению к государству, то есть к императору, неримские граждане были почти так же бесправны, как и рабы по отношению к своим господам, что вело к зарождению тенденций национально-освободительной борьбы. Это сказывалось и на местных религиях:
«Как только национальные божества не могут уже более охранять независимость и самостоятельность своей нации, они сами ломают себе шею. Так происходило повсюду (за исключением крестьян, особенно в горах). То, что в Риме и Греции сделало вульгарно-философское просвещение, то в провинциях совершали римское порабощение и замена гордых своей свободой людей отчаявшимися подданными и себялюбивыми негодяями.»
Подавление местных народов приводило к тяжелому моральному и материальному состоянию: «Настоящее невыносимо; будущее, пожалуй, еще более грозно. Никакого выхода. Отчаяние или поиски спасения в самом пошлом чувственном наслаждении, по крайней мере со стороны тех, которые могли себе это позволить, но таких было незначительное меньшинство. Для остальных не оставалось ничего, кроме тупой покорности перед неизбежным».
Именно на фоне этого состояния и зарождалось христианство. Оно обладало всеми необходимыми свойствами для того, чтобы распространиться в этой угнетённой среде. Её поддерживали простые люди, для которых оно было доступно и созвучно их интересам.
Для простого человека стоическая философия, как и школа Эпикура, - с одной стороны являлись философскими системами, рассчитанными не на рядовое сознание, а с другой преподносились людьми, образ жизни которых «вызывал недоверие к учению этих школ».
В отличии от других религий, Христианство «не знало никаких вносящих разделение обрядов, не знало даже жертвоприношений и процессий классической древности». Оно не признавало ни расовых, ни социальных различий. Что позволяло любому человеку приобщиться к этой вере.
Далее Энгельс пишет: «Для того чтобы дать утешение, нужно было заменить не утраченную философию, а утраченную религию. Утешение должно было выступить именно в религиозной форме, как и все то, что должно было захватывать массы, - так это было в те времена итак продолжалось вплоть до XVII века.»
Энгельс делает вывод из всего этого, что «христианство становится первой возможной мировой религией».
«Мы видим, что христианство того времени, еще не осознавшее само себя, как небо от земли отличалось от позднейшей, зафиксированной в догматах мировой религии Никейского собора; оно до неузнаваемости не похоже на последнее. В нем нет ни догматики, ни этики позднейшего христианства; но зато есть ощущение того, что ведется борьба против всего мира и что эта борьба увенчается победой; есть радость борьбы и уверенность в победе, полностью утраченные современными христианами и существующие в наше время лишь на другом общественном полюсе - у социалистов.»
Мы видим, что отношение марксизма к религии не исчерпывается банальным атеизмом. Энгельс, отмечая различие христианства раннего и позднего указывает также и на многочисленные восстания, которые проходили в Европе на протяжении её истории, ведущей идеей которых была идея очищения первоначального христианства. Он рассматривает христианство - как идеологию угнетённых, идеологию борьбы. Хотелось бы только заметить, что в сегодняшние дни по-прежнему не утихает указанная Фридрихом Энгельсом борьба за очищение христианства. И это, например, теология освобождения в Латинской Америке.