У кого-то день рождения и не раз в году
Часть 1
Часть 2
Часть 3 Операция
Моя операция проходила в условиях искусственного кровообращения и длилась 6 часов. Это означает, что на время операции моё сердце остановили, а температуру тела понизили до 26-30 градусов. Грудная клетка от ярёмной впадинки до того места, где заканчиваются рёбра, была разрезана, а верхние рёбра - распилены и открыты.
По окончанию операции сердце запускали при помощи электрического заряда. Разряд был такой мощный, что когда я вернулась из реанимации в общую палату, обнаружила у себя на голове несколько запекшихся от крови ранок - последствия удара головой об операционный стол в момент прохождения разряда через тело. Две из них потом благополучно зажили, а на месте третьей до сих пор не растут волосы. С 13-ти лет у меня на голове есть лысинка размером с копеечную монету как еще одно напоминание о перенесённой операции.
Когда всё закончилось и я, находясь еще в операционной, на короткое время пришла в себя, каких только трубок и датчиков во мне не было. Катетер для мочевой системы, трубки во рту и носу, датчик для непрерывного измерения пульса, вшитый прямо в запястье левой руки; капельница - в правой; две трубки в шее, две - в брюшине. Назначение этих трубок для меня осталось неизвестным. Когда, перед тем как перевести меня из операционной в реанимацию, врачи стали извлекать трубки из брюшины, у меня внезапно начался приступ тахикардии под 180, и это вызвало среди врачей если не панику, то переполох точно. Я помню это.
А потом 4 или 5 дней была реанимация. За то время, пока я там находилась, на обеих моих руках не осталось целого пальца - так часто у меня из них брали кровь. Под конец я даже перестала реагировать на эту процедуру. Антибиотики и обезболивающие, чтобы не тревожить тело, ставили в бедро и к тому времени, когда меня перевели в общую палату, мои ноги стали синие от уколов.
В первые сутки нельзя было пить; на все просьбы «воды!» дежурные интерны только смачивали губы водой. На вторые стали давать воду из чайной ложки, по несколько маленьких глотков; на третьи - несколько ложек куриного бульона. Впрочем, есть не хотелось. Все четыре дня в реанимации прошли в тумане боли и забытья.
Там, в реанимации, придя в себя во время перевязки, я впервые взглянула на шов от операции - и мне стало плохо: я увидела месиво из мяса, перетянутое нитками и залитое йодом. В следующий раз взглянуть на себя я решилась только спустя месяц, когда вернулась домой.
Часть 2
Часть 3 Операция
Моя операция проходила в условиях искусственного кровообращения и длилась 6 часов. Это означает, что на время операции моё сердце остановили, а температуру тела понизили до 26-30 градусов. Грудная клетка от ярёмной впадинки до того места, где заканчиваются рёбра, была разрезана, а верхние рёбра - распилены и открыты.
По окончанию операции сердце запускали при помощи электрического заряда. Разряд был такой мощный, что когда я вернулась из реанимации в общую палату, обнаружила у себя на голове несколько запекшихся от крови ранок - последствия удара головой об операционный стол в момент прохождения разряда через тело. Две из них потом благополучно зажили, а на месте третьей до сих пор не растут волосы. С 13-ти лет у меня на голове есть лысинка размером с копеечную монету как еще одно напоминание о перенесённой операции.
Когда всё закончилось и я, находясь еще в операционной, на короткое время пришла в себя, каких только трубок и датчиков во мне не было. Катетер для мочевой системы, трубки во рту и носу, датчик для непрерывного измерения пульса, вшитый прямо в запястье левой руки; капельница - в правой; две трубки в шее, две - в брюшине. Назначение этих трубок для меня осталось неизвестным. Когда, перед тем как перевести меня из операционной в реанимацию, врачи стали извлекать трубки из брюшины, у меня внезапно начался приступ тахикардии под 180, и это вызвало среди врачей если не панику, то переполох точно. Я помню это.
А потом 4 или 5 дней была реанимация. За то время, пока я там находилась, на обеих моих руках не осталось целого пальца - так часто у меня из них брали кровь. Под конец я даже перестала реагировать на эту процедуру. Антибиотики и обезболивающие, чтобы не тревожить тело, ставили в бедро и к тому времени, когда меня перевели в общую палату, мои ноги стали синие от уколов.
В первые сутки нельзя было пить; на все просьбы «воды!» дежурные интерны только смачивали губы водой. На вторые стали давать воду из чайной ложки, по несколько маленьких глотков; на третьи - несколько ложек куриного бульона. Впрочем, есть не хотелось. Все четыре дня в реанимации прошли в тумане боли и забытья.
Там, в реанимации, придя в себя во время перевязки, я впервые взглянула на шов от операции - и мне стало плохо: я увидела месиво из мяса, перетянутое нитками и залитое йодом. В следующий раз взглянуть на себя я решилась только спустя месяц, когда вернулась домой.