(Чины пулеметной команды Лейб-гвардии Семеновского полка. После 1913 года)
На этой неделе, обсуждая вопрос о "воссоздании" Лейб-гвардии Семеновского полка, написал, что по уму, его бы сформировать из новобранцев, подобрав под традиционный семеновский тип. Некто из красных тут же начал язвить на эту тему, а зря. Ибо для любой гвардии важен внешний вид солдата, а в русской - существовала традиция подбора новобранцев по полкам, так чтобы каждому полку соответствовал свой фенологический тип.
Описанию разбивки новобранцев по полкам посвящена одна из глав воспоминаний Ю.В. Макарова, офицера-семеновца, участника Белого движения. Приведу ее с некоторыми фотографиями того времени.
(Поручик Лейб-гвардии Семеновского полка Юрий Владимирович Макаров)
Новобранцы, отобранные воинскими начальниками для службы в Гвардии, начинали прибывать в Петербург партиями приблизительно в начале октября. Отбирались они по росту, сложению и состоянию здоровья. Это был, действительно, цвет русской молодежи, лучшее, что давала Россия в свои лучшие отборные войска.
Уже в начале октября в полковом приказе начинали появляться такие параграфы: «Сегодня в 5 час. вечера в Михайловском манеже Его Сиятельство командир Гв. Корпуса будет производить очередную разбивку новобранцев. Для приемки новобранцев от полка нарядить и выслать к указанному часу в манеж по четыре унтер-офицера от рот К. В., 5-ой, 9-ой и 13-ой.
«Для наблюдения за приемкой и для отвода новобранцев в казармы назначается подпоручик Н. Н., которому быть в обыкновенной форме. Для унтер-офицеров форма одежды - парадная при тесаках.
Для вещей новобранцев нестроевой роте нарядить подводу, которой и пробыть к задним воротам манежа по Малой Итальянской к 7 часам вечера. Туда же к тому же часу прибыть хору музыки».
(Михайловский манеж)
К 5 часам вечера во всю длину огромного, освещенного манежа, стояло человек 800 парней в самых разнообразных одеяниях. Все построены по росту, в несколько рядов, один ряд от другого сажени на три. Все пострижены под машинку, шапки и картузы у всех в руках. Рядом с каждым на земле сундучок с пожитками. В манеже тепло. Слышен гул голосов, а от дыхания и прочих испарений все кажется как бы в тумане.
Разбивка было дело нелегкое. В Санкт-Петербурге стояли две гвардейские пехотные дивизии; первая - полки Преображенский, Семеновский, Измайловский и Егерский. И вторая - Московский, Лейб-Гренадерский, Павловский и Финляндский. Кроме того стояли два полка конницы: Кавалергардский и Конная гвардия. Там же размещались: Гвардейская артиллерия, Гвардейский Экипаж, 3-й батальон стрелков и Гв. Саперный батальон.
В Царском Селе стояли Кирасиры Е. В. (желтые), Лейб-Гусары и три Батальона стрелков, 1-й, 2-й и 4-й Императорской Фамилии. В Гатчине квартировали Кирасиры Ее Величества (синие), а в Петергофе помещались Конно-Гренадеры, Уланы и Лейб-Драгуны.
Каждый гвардейский полк имел свой тип, который и начальством и офицерами всячески поддерживался и сохранялся в возможной чистоте. В Преображенцы подбирались парни дюжие, брюнеты, темные шатены или рыжие. На красоту внимания не обращалось. Главное был рост и, богатырское сложение. В Конную Гвардию брали преимущественно красивых брюнетов. Семеновцы были высокие, белокурые и «лицом чистые», по возможности с синими глазами, под цвет воротника. Когда-то «полк, Наследника Цесаревича Александра Павловича», в его время все солдаты подбирались под тип Великого Князя. На это обращал внимание сам Император Павел. Такого же, приблизительно, типа были Кавалергарды, только постройнее и половчее. Измайловцы и Лейб-Гренадеры были брюнеты, первые покрасивее, вторые пострашнее. Лейб-Егеря были шатены, широкоплечие и широколицые. Московцы - рыжие. В Павловцы шли не очень высокие блондины, а в память основателя - курносые. В гусары подбирались невысокие стройные брюнеты. Такой же тип сохранялся для стрелков, при чем самые красивые лицом отбирались в четвертый батальон Императорской Фамилии.
В старину гвардейская разбивка считалась делом не только трудным, но и важным. Император Александр II всегда производил ее лично. Император Александр III парадной и смотровой частью вообще интересовался мало и, на разбивки не ездил. Позднее этим делом занимался Великий Князь Владимир Александрович, долгие годы главнокомандующий войсками гвардии Петербургского Военного округа. В описываемое мною время, и позднее, вплоть до Великой войны, разбивку всегда производил командир гвардейского корпуса.
Кроме приказом назначенных офицера и унтер-офицеров, на разбивке присутствовали непременно полковые адъютанты и зачастую и сами командиры полков или их заместители. Таким образом к 5 часам в манеже у входа собиралась блестящая толпа, человек в 30-40.
Все они здесь не столько по обязанности службы, сколько для того, чтобы получить в свои полки людей покрасивее и повиднее. Свой глаз всегда - алмаз.
Через несколько минут после 5-ти, обыкновенно на извозчике, подъезжал командир корпуса. Это была настолько примечательная фигура старого Петербурга, что о нем стоит сказать несколько слов.
Генерал-Адъютант князь Васильчиков, небольшого роста, крепкий старик, в лейб-гусарской форме....
(Генерал-адъютант князь Сергей Илларионович Васильчиков, командир гвардейского корпуса в 1902 - 1906 годах)
Войдя в манеж и сняв при помощи вестового пальто, командир корпуса в своей красной фуражке и синей, отороченной барашком, венгерке, подходил к группе офицеров и здоровался. Затем все шли на середину манежа. Старший из генералов выходил вперед и кричал: «Смирно! Слушай меня! Сейчас командир корпуса с вами поздоровается. Отвечайте ему - Здравия желаем, Ваше Сиятельство!» Наступала тишина. Вперед выступал Васильчиков и хриплым гусарским баском кричал: «Здравствуйте, молодцы, будущие Царские гвардейцы!» В ответ раздавался гул голосов. Каждый что-то говорил. Некоторые из строя вежливо кланялись. Начиналась разбивка. Командир корпуса подходил к великанам правого фланга. Непосредственно за ним шел адъютант штаба войск гвардии со списками, а рядом становился огромный и широченный детина старший унтер-офицер Е. В. роты Преображенского полка, всегда один и тот же. После командира корпуса на разбивке он был главным действующим лицом. В двух шагах за ним, левее, двигалась группа офицеров. Немножко поодаль, с другой стороны, становились унтер-офицеры приемщики.
Подойдя к правофланговому и внимательно на него посмотрев, командир корпуса подымал руку и мелом ставил у него на груди «I». В ту же секунду великан, Преображенский унтер, хватал его за плечи и с зычным ревом «Преображенский» пускал его волчком в группу приемщиков.
(Преображенец (справа) и солдат 147-го Самарского пехотного полка.)
Там его подхватывали и провожали к тому месту у стены, где стояли остальные Преображенские приемщики. Правильность разбивки не пострадала бы, конечно, если бы разбиваемые просто отходили к своим приемщикам, но такова была вековая традиция. Нужна было именно швырнуть. И чем беспомощнее и смешнее совершал свой полет парень тем считалось лучше. Операция была совершенно безопасна. Упасть не было никакой возможности. Из рук преображенца беспомощный новобранец сразу же попадал в объятия своих же будущих однополчан, что быть может имело даже некоторый символический смысл.
Цифры мелом на груди обозначали: 1 - Преображенский, 2 - Семеновский, 3 - Измайловский, и т. д. 1 подчеркнутое обозначало Кавалергардский, 2 подчеркнутое - Конная гвардия, 8 подчеркнутое - гусары и т. д. Из партии в 800 человек, первые три сотни были обыкновенно народ исключительно видный и красивый. За них шла борьба. То и дело к корпусному командиру подвигался то один, то другой офицер и, указывая на какого-нибудь молодца, говорил: «Ваше С-во, вот этого нам дайте». Группа медленно подвигается по фронту. В середине шеренги стоит красавец блондин, румяный и круглолицый. Семеновский адъютант давно уже на него нацелился. «Ваше Сиятельство, вот этот голубоглазый, совершенно семеновский тип!» «Я вам и так уже молодцов дал сегодня!» - ворчит генерал. - «Ну да Бог с Вами». Рука в белой перчатке подымается и на груди у красавца вырастает двойка. «Семеновский» - орет преображенец и новорожденный семеновец перелетает в объятия своих однополчан.
(солдат Лейб-гвардии Семеновского полка, после 1912 года)
Для огромного большинства разбиваемых решительно все равно [77] в какой полк они попадут. Но некоторые новобранцы выражают пожелания. «Дозвольте в Измайловский», заявляет какой-нибудь армяк. «Зачем тебе?» «Брат там у меня в третьей роте. Очень хвалит». На груди армяка появляется тройка и одним измайловцем становится больше.
(солдат Лейб-гвардии Измайловского полка, после 1914 г.)
Несмотря на то, что все новобранцы знают, что в кавалерии служить труднее, а главное, дольше, чем в пехоте, есть такие, которые не могут устоять перед блеском формы и просятся в конницу. Послать в деревню свой портрет в бобровой шапке с султаном, в красной венгерке, в белом ментике, и с саблей - слишком большое искушение. Наивные молодые люди еще не знают, что можно иметь отличный портрет на коне и за все время службы ни разу не подходить к лошади. В районе расположения всех пехотных полков имеются отличные фотографии, где снимается только голова, а все остальное уже готово. Сидит Лейб-Егерь в своей собственной форме в мундире с лацканом и в кивере. Все это в красках. Лицо розовое, мундир черный, лацкан зеленый и т. д. В правой руке он держит обнаженный пехотный тесак, выкрашенный в серебрянную краску. А под егерем конь, масть по выбору. У коня все четыре ноги на воздухе, серебряные подковы и в каждой подкове золотые гвоздики. На паспарту золотой вязью написано: «В память моей военной службы». Такое изображение стоит полтора целковых.
Группа начальства медленно подвигается по фронту. Там где она прошла пустое место, и только на земле стоят сундучки. Первая линия почти кончена. Подходят к рыжему здоровому верзиле, который смущенно улыбаясь, говорит густым басом: «Желаю в гусары». Общее веселье. «Чего тебе там делать?» - говорит корпусный. - «Форма уж больно хороша!» - «Ты в гусарах всех лошадей поломаешь! А форму я тебе дам не хуже». И на груди верзилы рисуется подчеркнутая тройка. «Кирасирский» - орет преображенец, и любитель красивых форм попадает среди высоких людей в касках и палашах.
(Кирасиры Его Величества (желтые кирасиры) на параде в Царском селе)
После 7 часов разбивающие и разбиваемые начинают заметно уставать. Последние ряды проходят быстро, руководствуясь, главным образом, тем, в какую часть сколько еще нужно додать. К 8 часам разбивка кончена. Разбирают сундуки, начальство уезжает и партии с унтер-офицерами по бокам и с хором музыки впереди под воинственный марш, расходятся по своим казармам, а иногородние по вокзалам.
Но и это еще не конец. В тот же вечер у полковой канцелярии, новобранцы разбиваются по ротам, из которых каждая также имеет свой тип. И только поздно вечером, уставшие и обалдевшие от новых впечатлений, молодые гвардейцы садятся за ужин и укладываются спать, с тем, чтобы на другой день в 5 часов утра сходить в баню и, облачившись во все казенное, начать службу царю и отечеству.
(Комплекс зданий Лейб-гвардии Семеновского полка в Санкт-Петебурге.)