"Омерзительная восьмёрка" Квентина Тарантино
Достаточно забавно читать и слышать многочисленные мнения в духе того, что, дескать, Тарантино, типа некогда выдающийся рассказчик, (если бы!) окончательно исписался-проявил полную драматургическую несостоятельность и даже утратил понимание как свести концы с концами, то бишь - органично закончить начатое повествование (причём, здесь рецензенты и иже с ними совсем уж забавным образом делятся: одни упрекают постановщика в эклектичном нагромождении различных финальных точек, другие - не видят ни одной) - учитывая, что как раз именно с драматургической точки зрения Тарантино в кои-то веки удалось сотворить нечто внятное, более или менее убедительное в целостности видения. Более того, рискну утверждать, что «Омерзительная восьмёрка» является наиболее значительным (поскольку, строго говоря, единственным) достижением кинематографа режиссёра всех последних лет - со времён «Криминального чтива».
Конечно, в художественном отношении это по-прежнему по большей части «фильм Тарантино», определяющим фактором которого предстаёт тотальное преобладание аттракционной поэтики над собственно кинематографической; иными словами, тот случай, когда авторские интенции и кинематографические приёмы, как правило, не работают на создание единого эстетического пространства (то есть того или иного идеального образа реальности), а существуют сами по себе, выступая таким образом на правах лишь аттракциона, своего рода цирковых трюков. И в «Омерзительной восьмёрке» всех этих художественно неоправданных режиссёрских решений хватает с лихвой - начиная от печально знаменитой «тарантиновской» «самодостаточной» манеры игры актёров (когда повсеместная аффектация речи, облика и поведения исполнителей имеет мало общего с реальным состоянием конкретного персонажа в конкретно данный проживаемый им момент) и красочными, внешне эффектными, но необязательными по сути (а значит, лишними) монтажными решениями-стыками (что и рождает вечное ощущение затянутости-неадекватности авторского выбора итогового хронометража) и заканчивая рапидной съёмкой в драматургически поворотные, судьбоносные для обитателей экранного пространства, моменты. Злоупотребление последним уж просто давно стало синонимом дурного вкуса - ну правда, тут претензии, надо полагать, излишни, учитывая, что субстанция под названием «хороший вкус» для Тарантино всегда была территорией terra incognita.
Однако если постараться отвлечься от всего этого самодовлеющего мегаломанского трюкового мизансценирования (а здесь это (в отличие от предшествующих опусов - где за деревьями уже леса не видно) возможно!), то можно увидеть великолепно снятую иллюстрацию, в общем-то, по-настоящему жестокой в своей вечной актуальности максимы о самоистребляющей природе зла. Убедительное по степени отчётливости посыла высказывание о том, что если ты весь и без остатка встаёшь на этот путь (прямой борьбы со злом), то, в конце концов, рано или поздно перестаёт иметь всякое значение, на какой стороне ты находишься - «доброй» или «злой».
И таким образом, финал фильма (постепенная, зачастую очень медленная: настолько, что даже остающаяся за кадром, но неотвратимая гибель всех героев - до единого погрязших в круговерти насилия) представляется абсолютно закономерным и даже основополагающим-единственно возможным в логическом контексте всего предшествующего повествования. А визуальная отсылка к эпохальной картине Карпентера с вроде бы противоположным итоговым пафосом в этом аспекте выглядит одновременно и данью признания (крайности сходятся) и свидетельством понимания (и лихого, остроумного обыгрывания) кинофеноменологии: суть авторского послания «Омерзительной восьмёрки» в блистательном афористическом преломлении Фридриха Ницше звучит как «если долго всматриваться в бездну - бездна начнёт всматриваться в тебя», что, собственно, в «Нечто» происходит отнюдь не в метафорическом, а самом что ни есть буквальном смысле. Другое дело, что на подлинное переосмысление - принципиально новый виток кинематографической рефлексии по поводу этого, грандиозного в своей универсальности, тезиса Квентин Тарантино, в абсолютном большинстве случаев вообще не задающийся никакими вопросами, оказывается всё же не способен. Но, однако, весьма отрадно и заслуживает всяческого одобрения то обстоятельство, что американский постановщик впервые за последние двадцать лет сумел сыграть в (практически чистых!) декорациях(-территориальных амбициях) «Бешеных псов» (и ценность сего не только в новизне как таковой: это и действительно уместно, учитывая идейную схожесть обоих произведений), а не «Криминального чтива». А значит, всё-таки сдвинулся с мёртвой точки - и хоть частично, но освободился от столь тяжёлого и нездорового наследия своего opus magnum.
6,5 из 10
Конечно, в художественном отношении это по-прежнему по большей части «фильм Тарантино», определяющим фактором которого предстаёт тотальное преобладание аттракционной поэтики над собственно кинематографической; иными словами, тот случай, когда авторские интенции и кинематографические приёмы, как правило, не работают на создание единого эстетического пространства (то есть того или иного идеального образа реальности), а существуют сами по себе, выступая таким образом на правах лишь аттракциона, своего рода цирковых трюков. И в «Омерзительной восьмёрке» всех этих художественно неоправданных режиссёрских решений хватает с лихвой - начиная от печально знаменитой «тарантиновской» «самодостаточной» манеры игры актёров (когда повсеместная аффектация речи, облика и поведения исполнителей имеет мало общего с реальным состоянием конкретного персонажа в конкретно данный проживаемый им момент) и красочными, внешне эффектными, но необязательными по сути (а значит, лишними) монтажными решениями-стыками (что и рождает вечное ощущение затянутости-неадекватности авторского выбора итогового хронометража) и заканчивая рапидной съёмкой в драматургически поворотные, судьбоносные для обитателей экранного пространства, моменты. Злоупотребление последним уж просто давно стало синонимом дурного вкуса - ну правда, тут претензии, надо полагать, излишни, учитывая, что субстанция под названием «хороший вкус» для Тарантино всегда была территорией terra incognita.
Однако если постараться отвлечься от всего этого самодовлеющего мегаломанского трюкового мизансценирования (а здесь это (в отличие от предшествующих опусов - где за деревьями уже леса не видно) возможно!), то можно увидеть великолепно снятую иллюстрацию, в общем-то, по-настоящему жестокой в своей вечной актуальности максимы о самоистребляющей природе зла. Убедительное по степени отчётливости посыла высказывание о том, что если ты весь и без остатка встаёшь на этот путь (прямой борьбы со злом), то, в конце концов, рано или поздно перестаёт иметь всякое значение, на какой стороне ты находишься - «доброй» или «злой».
И таким образом, финал фильма (постепенная, зачастую очень медленная: настолько, что даже остающаяся за кадром, но неотвратимая гибель всех героев - до единого погрязших в круговерти насилия) представляется абсолютно закономерным и даже основополагающим-единственно возможным в логическом контексте всего предшествующего повествования. А визуальная отсылка к эпохальной картине Карпентера с вроде бы противоположным итоговым пафосом в этом аспекте выглядит одновременно и данью признания (крайности сходятся) и свидетельством понимания (и лихого, остроумного обыгрывания) кинофеноменологии: суть авторского послания «Омерзительной восьмёрки» в блистательном афористическом преломлении Фридриха Ницше звучит как «если долго всматриваться в бездну - бездна начнёт всматриваться в тебя», что, собственно, в «Нечто» происходит отнюдь не в метафорическом, а самом что ни есть буквальном смысле. Другое дело, что на подлинное переосмысление - принципиально новый виток кинематографической рефлексии по поводу этого, грандиозного в своей универсальности, тезиса Квентин Тарантино, в абсолютном большинстве случаев вообще не задающийся никакими вопросами, оказывается всё же не способен. Но, однако, весьма отрадно и заслуживает всяческого одобрения то обстоятельство, что американский постановщик впервые за последние двадцать лет сумел сыграть в (практически чистых!) декорациях(-территориальных амбициях) «Бешеных псов» (и ценность сего не только в новизне как таковой: это и действительно уместно, учитывая идейную схожесть обоих произведений), а не «Криминального чтива». А значит, всё-таки сдвинулся с мёртвой точки - и хоть частично, но освободился от столь тяжёлого и нездорового наследия своего opus magnum.
6,5 из 10