Что есть субъектность и субъективность?
Что ж, продолжим. Мы переходим к синтезу нашей онтологии с нашей гносеологией в единую философскую систему. Мы внимательно рассмотрели философию Канта, и, подвергнув эту философию сокрушительной критике, - прежде всего, представление Канта о «вещи-в-себе», - нашли «выход к вещам» и к познанию объективного мира. После чего, «преодолев Канта» и «вернувшись к вещам», мы вернулись к грекам - прежде всего, к Аристотелю. А затем, внимательно рассмотрев учение Аристотеля о материи и формах и признав в целом правильность этого учения, мы подвергли сокрушительной критике и Аристотеля - прежде всего, его представление о том, что формы могут существовать как-то отдельно от вещей и возникают они в Уме бога-демиурга. После чего мы дали свою интерпретацию онтологии Аристотеля, и теперь нашу онтологию единичной вещи можно схематично изобразить следующим образом:
Материя==>Форма==>Регулятивный принцип единства вещи==>Бытие
Мы не будем, конечно, снова подробно пояснять эту схему, как и то, как и что и откуда здесь возникает. Например, не будем снова объяснять, почему если материя существует (а она уже существует), то она всегда существует только в каких-то формах, или почему бытие ни в коем случае не есть сущность и его нельзя мыслить как сущность, а есть лишь призыв к бытию и к единству как к бытию, модальность долженствования. Как не будем снова показывать, как эта модальность долженствования бытия проявляет себя в развитии материи, в целеполагании, в движении и деятельности вещей и людей. Все это мы уже достаточно подробно рассмотрели ранее (как и проблемы, возникшие из этого в философии).
И сейчас мы лишь более подробно остановимся на соотношении формы с регулятивным принципом единства, чтобы ввести некоторые дополнительные понятия - так как это важный момент для правильного синтеза нашей онтологией с гносеологией. Регулятивный принцип единства единичной вещи, конечно, никогда не существует отдельно от формы и материи, и именно он - в соотнесении с материей - собственно, и есть форма вещи. Человек не существует отдельно от своего тела и материи (по крайней мере, для философии), как не существует он и без этого единства. При этом даже обнаружить этот регулятивный принцип единства всего человека (как единства сознания и тела) мы не можем - так как даже в сознании он выступает как то «я», к которому соотнесено все остальное - будь то формы и феномены сознания и внутреннего мира человека (его мысли, чувства, фантазии, сны, ощущения), его тело и организм или другие вещи и весь остальной мир.
Однако это «я» существует, и без него нет человека, как нет его без тела и материи. И «из» этого «я» и происходит вся деятельность человека (включая его мысли), и к нему соотнесено вообще все. И поэтому «я» - которое и есть регулятивный принцип единства человека, обнаруживаемый нами в нашем самосознании - иногда вполне можно рассматривать в философии как нечто отдельное и от сознания, и от тела, и от всего остального мира. Собственно, сумасшедшие немцы - начиная с Фихте - как известно, и выстроили всю свою идиотскую и бессмысленную «немецкую философию» на этом «я», превратив его в «Я» - сначала в субъективный дух, который куда-то там «диалектически развивается» и «порождает» весь остальной мир, а потом и в объективную «Абсолютную Идею» - как это сделал другой, уже окончательно свихнувшийся, немецкий кретин Гегель.
Мы ничего подобного, конечно, делать не будем - более того, мы будем настаивать на том, что вся эта «немецкая философия» - это бред собачий от начала и до конца, бредовые фантазии безумных немцев, так как это «я» есть лишь «я» человека, причем человека всегда конкретного, отдельной личности, и это «я», конечно, не существует отдельно от сознания, тела и остального мира. Причем и существует это «я» не как нечто данное и статичное, а только как заданность - заданность единства, а потому заданность бытия, и поэтому оно всегда обнаруживает себя как деятельность - как приведение всего к своему единству как к своему бытию.
Однако это «я» является очень важным звеном между материей, формой и бытием, и оно уже не есть ни форма (а есть принцип единства этой формы, через которую это «я» соотнесено к материи и материальному миру), и не есть бытие (к бытию это «я» соотнесено как единство и долженствование единства). И поэтому это «я» можно иногда рассматривать как нечто отдельное. Это полезно (и даже порой неизбежно) для понимания многих аспектов нашего мира.
Скажем, мы уже упоминали, с какими трудностями столкнулся Аристотель, когда он пытался объяснить развитие - например, развитие дуба из желудя, и ему для этого пришлось вводить понятие «энтелехии». Ведь в ходе этого процесса произрастания дуба из желудя меняется не только материя, но и форма. То есть в ходе всего этого процесса пребывает нечто, что управляет всем этим процессом и пребывает как то же самое. И это нечто - и есть регулятивный принцип единства единичной вещи (в данном случае - желудя, который превращается в дуб).
Конечно, как мы знаем из биологии, весь этот процесс задается материальными формами - молекулами ДНК и генами, но только ДНК и генами его объяснить невозможно, так как это процесс, и этот процесс регулируется как единый процесс. То есть в этом процессе желудь, произрастающий в дуб, сохраняет целостное единство, и это единство нельзя свести к ДНК и генам, так как они скорее задают только «программу», но не сам процесс, как «развертывание» этой «программы» в пространстве и времени. И вот это единство - как общий регулятивный принцип - уже есть нечто отличное и от ДНК, и от других клеток и прочих форм материи, из которых состоит желудь и дуб. И именно этот регулятивный принцип единства, пребывающий постоянно во всем процессе произрастания дуба из желудя, и управляет всем этим процессом - подобно тому, как и наше «я», которое мы нигде и никак не можем обнаружить как нечто данное и явное, и которое не есть материя или форма материи, и составляет основу нашего существования и бытия, и всей нашей деятельности, хотя мы при этом во всем остальном можем сильно меняться - в том числе и возрастать из младенца во взрослого человека, а потом и в старика, если нам повезет (или, наоборот, не повезет) дожить до старости.
И поэтому этот регулятивный принцип единства вещи мы будем также называть «сущностью» вещи. Это очень давний термин в философии, и он намного лучше, чем какие-то другие (та же «энтелехия» Аристотеля), и мы лишь в своей философии даем новую интерпретацию этому термину. При этом нужно подчеркнуть, что хотя «сущность» и является, конечно, чем-то идеальным (не-материальным), как идеальными являются всякие формы, но мы понимаем под этим всегда и только «сущность» единичных вещей, которая уже не есть форма, а есть нечто другое, что и организует материю в форму. И это то, что и делает вещи с их формами единичными вещами и бытием.
То есть это всегда единичные сущности, и поэтому «сущность» у нас - это понятие онтологическое. Поэтому мы можем говорить о «сущности» конкретного человека - сущности Пети, сущности Васи, сущности Маши, но не о сущности человека как родовой сущности. «Сущности» (как и формы) всегда существуют только как единичные вещи и как единичное бытие. Хотя в философии чаще под «сущностью» понимается гносеологическое представление - как родовое понятие, соотнесенное к вещам одного рода (как «сущность» всех людей как «человека», «сущности» всех лошадей как «лошади» и т.д.). Но для нас, повторюсь, «сущность» - это сейчас понятие онтологическое, и под этим мы будем понимать регулятивный принцип единства единичной вещи, который лежит в основе всего бытия этой вещи. Что же касается более общего понимания «сущности» (как «сущности» родовой, как «сущности» вещей одного рода) - об этом далее.