Что есть форма и бытие единичных вещей? - 14
Но, как будет очень грубой философской ошибкой понимать идеальное в вещах в «платоническом смысле» - то есть как некое «совершенство» или «идеал» или «цель», существующие вне вещей и отдельно от вещей, так же будет ошибкой (хотя уже не такой грубой) понимать идеальное в вещах в «аристотелевском смысле» - то есть как нечто «общезначимое» (и, тем более, как нечто «общезначимое», находящееся вне вещей и отдельно от вещей).
Эта ошибка Аристотеля позднее настолько сбила европейских варваров с толку, что практически вся их «философия», начиная со схоластов, превратилась в поиск этого «общезначимого» в наших понятиях, категориях и логических формах нашего мышления, с последующим отождествлением этого «общезначимого» (как абстрактного) с самим бытием (единственным исключением здесь можно считать Канта, но ему при этом пришлось отказаться от признания возможности познания объективного мира). А у немецкого кретина и шарлатана Гегеля это «общезначимое» - причем уже даже не в форме понятий, а в форме категорий - превратилось в «Абсолютную Идею», которая лежит в основе всего мироздания, всей природы и всей истории, так что и само бытие единичных вещей - как «конкретное» - превратилось лишь в «диалектический момент» развития абстрактного (то есть развития этого чудовища «Абсолютной Идеи», выползшего из головы сумасшедшего немецкого профессора философии). О, до какого же безумия и дикости дошли эти европейские варвары в своем «философствовании»! Даже у греков идеи или эйдосы имели более сложное понимание, и понимались не просто как понятия, а как бытие вещей.
Но формы, конечно, не есть нечто «общезначимое» - то есть нечто идеальное в вещах, что привнесено в них извне как «более общее» и что определяет их в этом «более общем». Даже родовые формы (которых не существует). Строго говоря, каждая единичная вещь имеет свою уникальную и индивидуальную форму, которая принадлежит только ей и не принадлежит никакой другой вещи - как и материя вещи принадлежит только ей, и не может одновременно принадлежать другим вещам. И поэтому нигде нет абсолютно одинаковых форм и абсолютно одинаковых вещей - даже в мире неживой природы нельзя встретить двух абсолютно одинаковых молекул или атомов, так как они различаются в пространстве и времени.
И то, что в природе мы находим схожие формы, в результате чего нам кажется, что эти общие формы существуют объективно, связано только с тем, что во-первых, неживая природа производит вещи в ограниченном количестве форм, а во-вторых, с тем, что в живой природе эти формы воспроизводятся естественным биологическим путем. И почему это происходит - я уже объяснял.
Сейчас в мире существует около 400 пород собак, и все эти породы отличаются друг от друга, иногда очень сильно. И хотя все они принадлежат одному роду, как мы видим, их форма очень отлична. А родовая форма сохраняется только потому, что изменить ее гораздо сложнее, чем какие-то «вторичные признаки» - размеры собак, их внешность, их выносливость и другие качества. Вывести новую породу собак путем целенаправленной селекции можно примерно за 100 лет, а для появления нового рода, очевидно, требуется гораздо больше времени, при том, что нет никакой гарантии, что эта новая форма рода будет столь же жизнеспособна, как род собак. И поэтому какие-то основные качества собаки воспроизводятся природой как доказавшие свою жизнеспособность во всех породах.
Но это вопрос именно биологической устойчивости формы, а не вопрос философский, который имеет какое-то онтологическое значение. Вся «фишка» в том, что «общезначимость» - это чисто гносеологическое представление, а не онтологическое, и возникает эта «общезначимость» в результате познания природы с помощью нашего разума, который находит общее в вещах, а потом пытается подвести это общее под общее понятие, абстрагируясь от индивидуальных особенностей вещей. Это единственный способ познания мира нашим разумом.
При этом «общезначимость» в познании возникает не только из подведения под понятия (то есть под нечто общее) схожего в вещах (то есть из эмпирического опыта), но и из общих для всех людей форм и законов нашего разума. Логические и математические законы являются для всех людей «общезначимыми» только потому, что у всех людей мышление в своих логических формах устроено одинаково, так как все они принадлежат одному человеческому роду. То есть общим у них является нечто в регулятивном принципе единства (в данном случае - в регулятивном принципе единства их мышления), но этот принцип существует только в материи, то есть только как индивидуальный принцип единства конкретного человека, и никак иначе. И искать в этом какую-то глубокую онтологию довольно глупо. И еще глупее полагать, что в природе существует какой-то объективный Разум, который считает интегралы или берет логарифмы так же, как это делаем мы.
Собственно, как мы уже объясняли, и весь процесс познания состоит в том, что эмпирический опыт сначала подводится под понятия, а затем понятия и категории подводятся под единство нашего разума. И сложность здесь состоит в том, чтобы не только подвести под единство нашего разума весь эмпирический опыт, но и «вычленить» из этого опыта и его анализа объективно существующие формы вещей.
У Аристотеля здесь возникли сложности, так как под «объективно существующими» формами он понимал не просто формы отдельных вещей, а формы, которые создает Ум его бога-демиурга. И Аристотелю нужно было объяснить, «существует ли объективно» (в его понимании), например, отдельная форма для руки, или для пальца, или для сердца и почек. То есть он столкнулся примерно с теми же проблемами, что до него Платон, но если Платон со своими идеями, существующими всегда отдельно от вещей, вообще ничего толком объяснить не мог, то Аристотель, у которого формы существуют уже и в вещах, более-менее «выкрутился».
Как мы вычленяем формы вещей, и как через познание этих форм мы познаем вещи и объективный мир - об этом мы подробнее поговорим чуть позже, когда перейдем к синтезу нашей «аристотелевской» онтологии с нашей «кантианской» гносеологии. Пока же еще раз отметим, что «общезначимость» - это представление чисто гносеологическое. И то, что «все электроны ведут себя при одинаковых условиях одинаково» - это суждение нашего разума, в котором единство нашего разума соотнесено с Единством природы, которое и принимает в нашем познании «общезначимость» как общность «законов природы».
Но объективно существуют только формы единичных вещей, и эти формы у всех вещей уникальны и индивидуальны. Что такое форма человека? Женщины отличаются от мужчин, даже биологически, и даже «внешние формы» у них другие. И при этом и все люди отличаются друг от друга. Форма - это соотнесенность регулятивного принципа единства к материи, и объективно существуют только эти регулятивные принципы, уже соотнесенные с материей, то есть существуют они как соотнесенные с конкретной материей, то есть только как регулятивные принципы отдельных единичных вещей.
И только эти принципы и «индивидуальные» формы единичных вещей существуют как объективный идеальный момент вещей, сами же формы как отдельные от вещей идеальные «сущности» объективно не существуют. Отдельно от вещей они существуют только уже в нашем разуме, как понятия. Конечно, здесь возникает большой соблазн думать, что эти формы и объективно могут существовать как-то отдельно от вещей, и этому соблазну поддался не только Платон, но и отчасти и Аристотель, а европейские дикари так и вовсе устроили здесь философский «праздник жизни», по сути превратив всю свою «философию» в спекуляции понятиями и логическими формами - подобно маленьким детям, которые научились ходить, и теперь, радостно визжа, устраивают беготню по дому, расшибая себе лбы о пол и о косяки дверей. И эти дикари в итоге лбы себе расшибли напрочь. Особенно Гегель, который превратил методичное разбивание своей пустой немецкой профессорской головы об стенку, с чисто немецкой последовательностью и настойчивостью, в «метод» всей своей «философии». Но это только соблазн, философский соблазн, и поддаваться ему - будет большой ошибкой.