Но здесь нужно понимать и еще один важный момент. Идеальное как «совершенство» существует в самих вещах, и при этом существует как регулятивный принцип единства вещи, то есть как ее форма. Но существует этот принцип не как данность, а как деятельность, как принцип деятельности - например, принцип деятельности сердца, или всего организма, или человека в целом. Это единство не дано, оно только задано, и поэтому оно должно постоянно осуществляться заново, каждый момент времени. В материи самой по себе нет этого единства, оно существует только как регулятивный принцип единства вещи, как ее форма, и существует этот принцип как постоянная деятельность и как принцип деятельности, направленной на то, чтобы материя (в своих более простых формах) не «рассыпалась».
И здесь этот регулятивный принцип единства, хотя он и существует как нечто идеальное и отличное от материи, тем не менее, существует только в материи - ведь он в том именно и состоит, чтобы организовать материю в нечто единое, то есть в форму. И если этот регулятивный принцип единства, например, сердца даст сбой или перестанет работать, то материя (то есть ткани и клетки сердца), «потеряв» этот регулятивный принцип, тут же начнет «рассыпаться», а вслед за этим может исчезнуть и сам этот регулятивный принцип деятельности сердца, после чего «посыпется» весь организм, а затем наступит смерть человека - то есть человек как единство и бытие перестанет существовать, он исчезнет как форма и превратится только в материю, то есть в более простые формы материи, которые начнут распадаться на еще более простые формы материи.
И поэтому и единство организма, и единство сознания, и единство всего человека - это всегда деятельность. Это постоянное воспроизводство этого регулятивного принципа единства в материи и через материю. У Аристотеля форма есть нечто данное и статичное, но форма существует как постоянное воспроизводство этой формы, то есть как постоянная деятельность по поддержанию формы, то есть по поддержанию единства вещи в материи, и пока эта единство существует - вещь обладает бытием, причастна к бытию. Если же это единство исчезает, то исчезает данная вещь в своей форме.
И отсюда и возникает цель и целесообразность в вещах и во всем нашем мире. Всякая цель и всякая целесообразность вытекает из того, что единство не дано, а только задано, и это единство обретается и постоянно осуществляется как стремление к единству, ибо это единство и есть бытие вещи, и стремление к единству как к цели поэтому есть стремление к бытию. Организм человека работает как единое целое, потому что только как единое целое он существует как бытие, но, поскольку это единство не есть некая данность, а только заданность, оно должно обретаться снова и снова, каждое мгновение, и каждое такое мгновение и есть бытие - бытие организма, или всего человека в целом. Соответственно, и форма всякой вещи не есть некая данность, а есть только заданность, и поэтому и существование формы есть деятельность по удержанию и сохранению этой формы.
И отсюда же возникает всякое развитие - проблема, с которой столкнулся Аристотель в своей философии, и для решения которой он ввел свое понятие «энтелехии». То, что Аристотель называл «энтелехией» - это и есть все тот же самый регулятивный принцип единства вещи, так сказать, «сущность» этой вещи, как то, что делает эту вещь единичным бытием (я ставлю «сущность» в кавычки, так как под «сущностью» вещи Аристотель скорее понимал всю форму, мы же сейчас говорим о регулятивном принципе единства вещи, взятом самом по себе, уже как бы вне его отношения к материи вещи). Но этот принцип выступает как принцип организации материи в форму, поэтому в живой природе материя вещи может меняться - как постоянно обновляется материя нашего тела, может даже меняться форма вещи - как она меняется при превращении желудя в дуб или яйца в курицу, но бытие этой единичной вещи остается, оно продолжает пребывать, так как сохраняется все тот же регулятивный принцип единства этой вещи, который уже присутствует в желуде или яйце.
То есть в живой природе этот регулятивный принцип единства - как бытие и как единство бытия - уже обнаруживает себя как некая самостоятельная сила, которая действует и существует уже как нечто «автономное» не только от материи, но и формы. И именно поэтому Аристотель считал, что эта «энетелехия» в живой природе есть некая «жизненная сила» или «душа», которая позволяет желудю превратиться в дуб, а яйцу - в курицу. И как-то иначе все это объяснить Аристотель не мог именно по той причине, что форму он мыслил как нечто «данное», «готовое» и «статичное», что только «воплощается» в материю уже «в готовом виде».
Но никаких «готовых» и «данных» форм не существует - формы существуют только в единичных вещах, и возникают они только из материи (из более простых форм материи), и существуют они только как регулятивный принцип единства единичной вещи, отнесенный к материи этой вещи. И поэтому этот регулятивный принцип не только существует как постоянная деятельность, но в этой деятельности в живой природе он может менять уже не только материю, которую он организует в форму, но и сама форма может меняться и превращаться в другую форму, очень отличную от прежней - как это происходит при произрастании дуба из желудя или при появлении курицы из яйца.
А в человеке этот регулятивный принцип единства - как принцип бытия - обнаруживает себя еще более явно. Правда, не столько как изменение формы и материи (при превращении человека из младенца во взрослого человека изменений в форме не больше, чем при превращении поросенка в свинью), сколько в появлении разума и самосознания. И этот регулятивный принцип единства уже обнаруживает себя как единство сознания и мышления - то есть того, что Кант называл «трансцендентальным единством апперцепции», основанием человека как субъекта и как сознания, способных не только воспринимать окружающий мир в чувственных представлениях, но и мыслить в понятиях.
Но и наше сознание и наше мышление - это также постоянная деятельность. Правда, уже направленная не только на сохранение единства материи в форме (в том числе в нашей практической деятельности - например, при добывании пищи), но и на сохранение и постоянное воспроизводство единства сознания и единства разума как уже чисто идеальной реальности и идеального бытия, которые, как кажется, уже существуют совершенно независимо от материи (то есть от нашего тела и организма).
Таким образом, в основе всякого развития и всякого целеполагания лежит стремление к единству, и это стремление обнаруживает себя как постоянная деятельность - которая в единичных вещах обнаруживает себя как деятельность регулятивного принципа единства этой вещи. И в этом стремление вещи к единству - стремлению к бытию, стремление к сохранению своего бытия. И именно это стремление единичных вещей к бытию и лежит в основе всякого развития, которое, конечно, всегда происходит как развитие единичных вещей, как единичного бытия в определенных формах материи, и никак не может происходить как развитие идей или понятий в результате высосанной из пальца какой-то «диалектики» - как это пытался представить немецкий кретин Гегель в своей грандиозной по уровню безумия, идиотизма и шарлатанства феерии «Абсолютной Идеи».