Что есть материя и бытие единичных вещей? - 11
Таким образом, мы - вслед за Аристотелем и исходя из нашей собственной философии - отвергаем представление о единстве как о сущности. Единство не есть сущность, и, тем более, единство не есть нечто сущее - единство есть некая заданность, и существует единство только как задача, как такая же модальность долженствования, что и бытие. «Будь! Да будет!» - именно так мы ранее определили бытие, то есть определили его как призыв к бытию и как внимание этому призыву, как стремление к бытию, в котором это бытие себя и обнаруживает. «Будь единым! Да будет все единым!» - точно так же обнаруживает себя и единство, то есть только как призыв к единству и стремление к этому единству, и только так единство и существует - как задача и как проблема, которую нужно решить и которую нужно постоянно решать.
Единство единичной вещи - как форма этой вещи - есть только заданность и задача, задача по обретению формы, есть только стремление материи к форме, как к единству своего многообразия. И поэтому и формы существуют только как задача и как заданность - как то, что материи еще только нужно обрести, и что может существовать только как заданность, но не как данность. Формы вовсе не существуют как нечто данное - уже, так сказать, «в готовом виде», как они существуют у Аристотеля в его Уме.
Аристотель сделал огромный шаг вперед, когда он отказал бытию в сущности, отдельной от вещей, но все же в своем учении о формах - как единстве материи - он еще вполне следует Платону и духу всей языческой греческой философии, придав формам отдельное от вещей бытие. Аристотель понимает, что форма еще не есть бытие вещи, и что бытие вещи нужно искать в самой вещи, но единство вещи, как единство материи - то есть форму вещи - он все еще мыслит отдельно от вещи, примерно так же, как Платон мыслил свои идеи отдельно от вещей. Да, Аристотель сделал это скорее по соображениям гносеологии, но гносеология не может существовать отдельно от онтологии, и в итоге это создало для философии Аристотеля и множество проблем в онтологии. В частности, именно отсюда возникает и его учение об «энтелехии» и «энергии», как о «внутренней силе» вещи, которая актуализирует бытие вещи, соединяя в вещах материю и форму в окончательное единство и придавая вещам действительное бытие.
На гончарном круге материя - глина - под руками гончара обретает форму и становится вещью. Но как придает форму вещам сама природа? И что есть эти формы природы?
Но формы вовсе не соединяются с материей как нечто уже готовое и данное, что существует отдельно от материи и вещей. Формы рождаются из самой материи, и рождаются они как стремление материи к форме, и в этом стремлении материи к форме обнаруживается стремление материи к своему единству, а в этом стремлении к единству обнаруживается бытие материи, ее стремление к бытию - которое в итоге превращается в бытие единичной вещи, в которой материя организована в форму. Таким образом, формы возникают из того, что материя стремится к бытию, из того, что материя уже существует и уже причастна бытию, из того, что материя уже не может не быть - и если материя уже есть, она стремится к форме, как к своему единству многообразия и к своему бытию.
Но это стремление материи к единству и форме уже, конечно, не есть только материя - это уже есть материя в своем бытии, в своей причастности к бытию. И в этом стремлении материи к единству и форме уже обнаруживается само бытие. Но поскольку и бытие, и единство не есть нечто данное и не есть сущность, а есть только призыв к бытию и единству, есть только задача, только заданность и только модальность долженствования - то в единстве материи в своей форме уже присутствует момент идеальный. Другими словами, форма также не есть нечто и не есть сущность, и форма - как единство материи - как и само единство и бытие, существует также только как задача и как заданность, как только модальность долженствования. И как такая задача - как задача единства, которое только задано, но которое не есть - форма приобретает идеальный момент, как идеальный момент материи. И удержание формы, сохранение формы становится также только задачей, - но задачей уже не материи, а вещи, как задача сохранения вещью своего единства и своего бытия.
Ведь когда материя начинает обретать форму, рождается не только форма - рождается вещь, как единство материи и формы. И теперь стремление к бытию и единству - это уже задача не просто материи, стремящейся обрести форму. Это уже задача вещи, для которой стремление к своему единству - единству формы и материи - уже есть стремление к своему бытию и есть ее бытие. И это единство вещи уже не есть только стремление к форме и сохранению формы - это уже стремление к сохранению всего своего бытия, то есть и материи, и формы, и их единства, которое уже есть единство и бытие самой вещи.
Но поскольку и здесь бытие и единство не есть некая данность - как некая сущность - бытие вещи также становится проблематичным, то есть становится именно стремлением к бытию как к своей задаче и как внимание призыву к бытию. И бытие вещи поэтому также обнаруживается в вещи и для вещи только как модальность долженствования, и, следуя этому долженствованию, вещь ищет свое бытие через утверждение своего бытия, через постоянное подтверждение своего бытия, так как и для вещи бытие остается только призывом и заданностью и остается только проблемой и целью.
И так рождается вещь. Она рождается из материи, которая уже существует и уже не может не существовать, и, как уже существующее, материя уже причастна бытию. И как уже причастная к бытию, материя причастна и к единству - но только как к задаче и заданности (ведь бытие и единство только так и существуют - как заданность и задача), и поэтому стремление материи к форме есть стремление материи к единству и бытию. Материя уже не может не быть - она уже есть, но если она уже есть, то она может быть только в какой-то форме. И так рождается форма. Но вместе с формой рождается уже не только форма - рождается вещь. И для вещи ее форма и ее материя - уже только моменты ее бытия, так как бытием здесь обладает уже не материя или форма, а вещь. И теперь бытие вещи уже есть модальность долженствования к бытию для самой вещи.