Что есть вещь-в-себе? - 10
И вот здесь в философии возникает еще один большой соблазн. В принципе, то, что наш мир един - это понимали все философы. Более того, можно даже сказать, что вся философия и есть попытка понять, в чем состоит это единство мира и как оно существует. Об этом говорили еще ранние греки, у Платона уже появляется Единое как некая сверхидея, которой все остальные идеи причастны примерно так же, как вещи причастны вещам. А у Плотина и неоплатоников Единое превращается в само бытие - точнее сказать, даже в то, что дает бытие всему остальному, изливаясь (эманируя) во весь остальной мир, подобно свету от невидимого солнца. И Плотин даже утверждал, что ему парочку раз удалось слиться с этим Единым, и это доставило ему ни с чем не сравнимый кайф.
Позднее появилось представление о «субстанции», как некоей основе единства нашего мира, а затем это единство пытались отыскать как некую «сущность мира» - так, например, немецкий кретин Гегель нашел это единство в Абсолютной Идее, а не слишком сильный умом Шопенгауэр - в Мировой Воле.
Но весь, абсолютно весь опыт философии показал, что найти это единство невозможно. И как бы мы ни пытались его осмыслить и описать - мы непременно приходим к какой-то ерунде (или даже к настоящему безумию, как это произошло с немцами и «немецкой философией»). Если мы исходим из единства объективного мира, то мы непременно должны прийти к тому, что это единство существует объективно, как некая объективная «сущность мира», которой подчинено и всякое единичное бытие. Если мы исходим из сознания - мы придем к тому же, только объективно у нас будет существовать какой-нибудь «дух» или «идея» (что еще хуже).
Поэтому мы вынуждены признать, что этого единства просто не существует. Оно только ЗАДАНО. Задано как некая цель для всего мира и для каждой отдельной вещи. И при этом оно задано как задача по разрешению противоречия между единством объективного мира и единством субъектности и субъективности каждой отдельной единичной вещи. Включая, конечно, и человека, для которого эта противопоставленность единства собственного существования единству объективного мира становится особенно острой проблемой и особенно важной задачей.
Конечно, мы можем признать, что, так сказать, «чисто технически», это универсальное единство нашего мира обеспечивается единством материи. Ведь все, что существует в качестве вещей, уже должно существовать как материя, а знание и познание вещей происходит через восприятие нашим сознанием материального содержания других вещей. Но ведь это единство носит только чисто технических характер, только как способ включить в один мир все вещи. И наш разум ищет единство мира вовсе не только в единстве материи, так как мы имеем дело с вещами, с содержанием этих вещей, а не только с материей. Стол или книга - это вещи, предметные вещи, и хотя они могут существовать для нас как вещи только благодаря тому, что это вещи материальные, очевидно, субъектность и предметность этих вещей, как и их содержание, к их материи вовсе не сводится.
Но больше ничего нет. Только материя. Никакого другого объективного единства между вещами не существует. Оно только задано, и именно в поисках и обнаружении этого единства мира и состоит причина движения и всякой деятельности. И только в те моменты, когда это происходит, это единство мира себя обнаруживает - как подлинная действительность и как бытие. И чаще всего - только как знак, как задача и цель, и всегда лишь мимолетно и только частично.
И вот это и есть то, что я называю вещью-в-себе. Это наш мир как целостное единство, которое технически обеспечивается единством материи, но которое нигде и никак не существует само по себе или как-то отдельно от мира - ни как материя, ни как идея. Но которое и есть причина и цель существования всех вещей, и которое дано только как задача для разрешения противоречия между единством индивидуального, единичного существования каждой отдельной вещи и ее существованием в противопоставленности к другим вещам, которые для нее выступают как заданность объективного единства мира, частью которого она является.