Впрочем, в «немецкой философии» была еще одна попытка «преодолеть Канта» - столь же неудачная и глупая. Я имею в виду философию Шопенгауэра. И раз уж я коснулся всей этой «немецкой философии», то - чтобы, как говорится, «два раза не вставать» - выскажу парочку слов и об этой философской системе. Тем более, что в философии Шопенгауэра есть интересные моменты, касающиеся причины движения - то есть той проблемы, которую мы сейчас рассматриваем. И, конечно, также есть своя «диалектика» - без нее уже мало какой немецкий философ мог обойтись.
В принципе, Шопенгауэр во многих отношениях был более серьезным и основательным философом, чем Фихте, Шеллинг, Гегель и вся эта немецкая дурка, но объективно он был философом довольно слабым. И исходил он, конечно, также из Канта. Шопенгауэр уже видел на примере безумного Гегеля, к чему привели попытки «преодолеть Канта» через отрицание вещи-в-себе как объективной реальности, и о философии Гегеля он открыто писал как о грандиозном шарлатанстве (и был в этом, конечно, абсолютно прав). Но как еще можно найти выход из философии Канта? Если все наши понятия и категории, как и все мышление, могут быть отнесены только к опыту (а не к вещи-в-себе), а попытки отождествить эти понятия и категории с самим бытием привели к безумному шарлатанству гегельянства, то в нашем сознании нужно найти что-то, что не относится к мышлению и что мы можем отнести к вещи-в-себе. И Шопенгауэр находит в нашем сознании такую штуку - человеческую волю. После чего пытается ее объективировать - то есть подобно тому, как Гегель объективировал наше мышление, объявил, что воля есть сущность всего мира, Мировая Воля.
Ja, ja, воля ist гут! Немцы волю любят. Волю как волю к власти, как волю к господству (немецкому господству, естественно), и в этом смысле философия Шопенгауэра также очень немецкая. Но воля - штука иррациональная, и здесь «великая немецкая философия» уже начала свое окончательное «победное шествие» к иррационализму и безумию, так что уже Ницше - еще один «великий» немецкий сумасшедший - от иррациональности своей философии и сам просто тронулся умом, и уже в буквальном смысле слова. Но Шопенгауэр был вообще-то философом довольно трезвым и местами по-своему проницательным - гораздо более трезвым, чем Фихте, Шеллинг и Гегель. И поэтому он еще попытался создать все-таки более-менее рациональную философию.
Но ничего путного из этого, конечно, не получилось. В философии Шопенгауэра возникает множество проблем - начиная с того, как эта его мировая воля вообще существует и как она себя проявляет в вещах. И в результате весь наш мир - как представление этой мировой воли - у него превратился в какую-то иллюзию. Что неудивительно - это происходит с любой философией, исходящей только из сознания. При этом в философии Шопенгауэра сильны мотивы восточных религий (вроде буддизма), в частности, мотивы страдания как следствия воли к жизни, к удовольствиям и наслаждением.
И вся его философия создает впечатление какого-то философического прикола. Мы еще можем поверить, что в человеческой воле проявляется некая мировая воля, или что та же мировая воля проявляется в животных и даже в растениях. Но убедить, что та же мировая воля проявляется в падении водопада или камня, то есть в движении материальных вещей - можно только совсем неискушенную в философии публику. Серьезных же философских оснований для того, чтобы объяснить существование этой мировой воли, Шопенгауэр не представил, и в итоге его философия, несмотря на свой пессимизм, производит впечатление чего-то легкомысленного, скорее из области философической литературы, нежели философии.
Тем не менее, в философии Шопенгауэра, конечно, можно найти и какие-то вполне здравые философские идеи - как, впрочем, и практически в любой философской системе. Ведь даже у полного кретина Гегеля есть такие здравые идеи - например, о том, что движение есть важная особенность нашего мироздания, которая требует осмысления. И то, что Шопенгауэр ввел в философию проблематику человеческой воли, можно считать его главной заслугой, так как многие проблемы философии - от проблем этики до проблемы природы законодательства и всякого вообще долженствования и принуждения - связаны с проблемой воли.
Но в плане онтологии и гносеологии проблема воли нам практически ничего не дает, так как воля служит скорее «двигателем» и «направляющей силой» всякой нашей деятельности, но вовсе не ее причиной или целью. И вполне очевидно, что модальность долженствования в нашем мышлении не имеет отношения, собственно, к воле. В самом деле, ведь если мы утверждаем правильность каких-то логических или математических высказываний - например, что 2+2=4, то в этом нет никакой воли, и признание правильности этого утверждения (как и признание неправильности, что 2+2=5) проистекает вовсе не из нашей воли, а из нашего разума. Как из нашего же разума проистекает признание правильности каких-то «законов природы» - например, что «все тела тяжелы».
Мы можем при желании найти нечто общее между «законами природы» и законами общества и государства или законами этики, так как во всем этом присутствует модальность долженствования, но даже в общественных законах воля - скажем, в качестве силы, принуждающей к исполнению этих законов - в сущности, носит вспомогательный характер. И только в РФ всякого рода «силовики» являются главной «опорой государства» - во многом благодаря глупости законов и откровенному беспределу, который творится в России с 1917 года.