О любви и предательстве
О коммунистической идеологии,
бесстрашных Петрушках и плюшевых мишках.
Пост 1
Некоторое время назад мы оказались участниками достаточно любопытной интернет-дискуссии. Любопытных моментов в этой дискуссии было много, и некоторые из них оказались прямо-таки ошарашивающими даже для нас. По сей причине мы не стали торопиться обнародовать результаты своих переживаний и умствований сразу же, вслед означенной дискуссии, а решили немного подождать, пока всё уложится и устаканится.
Представляется, что теперь как раз настала пора изложить ряд соображений, связанных и с самой дискуссией, и с сопутствующими темами. Не совсем понятно, кому это будет интересно, а кому - совсем нет; но, в конце концов, это наш собственный журнал, и мы можем высказывать здесь любые мысли, которые посчитаем подходящими.
Ни для кого не секрет, что нам свойственно многословие и определенное занудство в изложении - поэтому данная статья займёт не один пост, а целых три подряд.
Тема нынешнего разговора - соотношение коммунистической идеологии с интересом к "другим мирам", с любовью к сказкам, со склонностью к определенного рода творчеству, в том числе - к творчеству в жанре "фэнтези". Не мы придумали обсуждать этот вопрос; нам в нашей дремучей наивности представлялось, что он был вполне однозначно разрешен по ходу 70-летнего периода советской власти. Оказалось, однако, что на этот счет существуют иные воззрения - так что разговор на эту тему вполне имеет смысл.
По ходу означенной интернет-дискуссии выяснилось, что многие не имеют представления о той травле, которой при советской власти систематически подвергались всевозможные сказочники - начиная от достаточно свирепой и масштабной атаки на сказку как таковую в начале 30-х годов и кончая истерическими нападками на конкретных авторов в 70-е годы; нападки эти выглядели как некие "личные инициативы" - но, как бывало раньше, в любую минуту могли перерасти в массовые кампании. В 30-е годы Корнея Чуковского нещадно клеймили даже за безобидную, нимало не политизированную "Муху-Цокотуху" (мол, ваши мухи и комары не кто иные, как замаскированные принцы и принцессы!); в течение многих лет официальные критики пинали и щипали Евгения Шварца - который, правда, угрожал советской власти не только волшебной силой сказки, но и злободневным политическим памфлетом. Ко времени Великой Отечественной войны в отношении сказок наступило некоторое послабление (кстати говоря, когда война началась, власти даже церкви пооткрывали, чтоб дать народу из "самых злостных, поповских сказок" почерпнуть силы для защиты отечества! - на одном страхе отечество не больно-то защитишь!) Позже, когда сказки, особенно классика и фольклор, были в целом реабилитированы, нападкам подвергались отдельные нестандартные авторы, например, Эдуард Успенский - за непонятного, но безусловно индивидуалистически-безыдейного Чебурашку вкупе с мягкосердечным идеалистом Крокодилом Геной. Какой такой "дом друзей" для одиноких?!.. Всех на комсомольскую стройку, вот и не будет никакого одиночества!..
Нам, родившихся в 1961 и заставшим реальную совдепию в ее, так сказать, стабильно-застойном расцвете, такое отношение к сказке и сказочникам ничуть не представлялось странным. Советская власть ожесточенно боролась абсолютно со всем, что могло предоставить человеку какую бы то ни было альтернативу жизненного выбора по сравнению с коммунистической идеологией - будь то не только религия или философия, но также и приключенческая и сказочная литература. Естественно, в разные периоды наиболее "вредными" (или, наоборот, допустимыми и полезными) считались разные произведения - в значительной мере это зависело от вкусов конкретных партийных боссов. Но сущность политики, ее, что называется, "генеральная линия", всегда была одна и та же: всюду, где только удается, лишить людей возможности выбора, закрыть от них ценности иного жизненного подхода, чем тот, которому учит компартия. Никаких "дверей", никаких "форточек" не должно оставаться - чтобы ниоткуда не дули "чуждые веяния", чтобы ничего не увидел глаз и не услышало ухо такого, что покажется более осмысленным, более достойным, более привлекательным, чем светлая идея коммунизма!.. То, что нельзя было начисто "закрыть", следовало оболгать или осмеять - так, например, обстояло дело с христианством и вообще с ценностями европейской культуры. Всё, связанное с самой возможностью существования личных ценностей, отличных от ценностей окружающего общества, клеймилось как "мелкобуржуазное", "мещанское" и т.п.; тех, у кого имелись собственные убеждения, заведомо обвиняли в себялюбии и своекорыстии - даже когда эти "индивидуалисты" жертвовали любыми жизненными удобствами, а то и самой жизнью, чтобы заступиться за жизнь, честь и достоинство другого человека..
Идеология, не способная выдерживать конкуренцию, конкуренции никогда не допускает - и в наше время это было очевидно до смешного. Поразительно, что теперь это настолько забыто!..
Формирование человека, лишенного свободы выбора (и более того - утратившего в ней потребность, равно как и способность ею воспользоваться) государственная идеология всегда начинает с самого детства. По своему психофизиологическому статусу дети особенно восприимчивы ко всему новому, необыкновенному, чудесному - ведь они только начинают познавать мир, и потенциал восприятия нового у них колоссальный. Именно поэтому тема сказок, тема дверей и "форточек" в другие миры так небезразлична для тоталитарного строя, именно поэтому в тоталитарном обществе детей при каждом удобном случае стараются оградить от "враждебного нашей прогрессивной идеологии" влияния сказок и фантастических историй, в которых явлены другие законы и другие отношения между людьми, чем те, которые видит ребенок в идеологически оболваненной семье и государственной школе.
Во времена нашего детства воспитательная политика по форме была уже гораздо менее агрессивной, а говорить правду о прошлом было отнюдь не принято, поэтому о гонениях на сказки в период 30-х годов, о тогдашних практических мерах, имеющих целью максимально редуцировать личную жизнь ребенка, в наше время можно было узнать весьма немного. Однако кое-что прорывалось. Эта тема жгуче волновала нас, и потому мы чутко ловили всевозможные обмолвки учителей, внимательно изучали осколки информации в книгах. Многое можно было почерпнуть из примечаний и предисловий. Сейчас очень любопытно поглядеть на эти тексты вновь, поразиться тому искусству лавирования, к которому вынуждены были прибегать публикаторы - чтобы дать читателю какую-то важную информацию и вместе с тем не сказать ничего лишнего, не обрушить властные громы на свою голову, не повредить изданию самой книги.
В предисловии к книге: Евгений Шварц. Пьесы. - Ленинград, Изд-во "Советский писатель", 1972 (сс. 24-25), известный литературовед С.Цимбал пишет:"…В ту пору, когда начинал свою писательскую жизнь Шварц, раздраженные и угрюмо настроенные педологи не без успеха атаковали художественную литературу для детей и стремились к полному и окончательному уничтожению сказки. Всё способное помочь детям образно мыслить и постигать сложное многообразие жизни сурово осуждалось педологами. Чтобы оградить детей от так называемых "вредных влияний" , педологи накладывали свое "вето" на произведения классиков, на детские игры и бессмертные творения живописцев… "
С.Цимбал цитирует из неопубликованных записей Е.Л.Шварца:
"Противники антропоморфизма <и> сказки утверждали, что и без сказок ребенок с трудом постигает мир. Им удалось захватить ключевые позиции в педагогике. Вся детская литература была взята под подозрение. Единственное, что, по их мнению, разрешалось делать детским писателям, это создавать некоторые необязательные довески к учебникам. В области теории они были достаточно страшны, но в практике были еще решительнее. Например: они отменили табуретки в детских садах, ибо табуретки приучают ребенка к индивидуализму, и заменили их скамеечками. Теоретики не сомневались, что скамеечки разовьют в детском саду социальные навыки, создадут дружный коллектив. Они изъяли из детских садов куклу. Незачем переразвивать у девочек материнский инстинкт. Допускались только куклы, имеющие целевое назначение, например безобразно толстые попы. Считалось несомненным, что попы разовьют в детях антирелигиозные чувства. Жизнь показала, что девочки взяли да и усыновили страшных священников. Педологи увидели, как их непокорные воспитанницы, завернув попов в одеяльца, носят их на руках, целуют, укладывают спать - ведь матери любят и безобразных детей."
Лишить человека всего - не только личного имущества, но и личных привязанностей, самых основных личных потребностей, сделать детей и родителей чужими друг другу, врагами друг другу - "У кого есть партия, для чего тому семья! - так в доносе папы моего" (Ю.Ким) - основной метод тоталитаризма. Не удивительно, что гонения на сказки предшествовали периоду массовых репрессий конца 30-х годов - маховик расчеловечивания раскручивался постепенно, захватывая разные срезы, разные слои сознания.
Живописать жуткий период борьбы против сказок впоследствии было допустимо только в фантастической, сказочной же форме, вдобавок лишь с применением однозначно трактуемых реалий "продажного капиталистического мира" - чтобы убедить читателя, что описываемое происходит "не у нас", "у нас" такое происходить никак не может. По счастью, не так уж редко для детей куда важнее суть, чем форма - и, читая о сказочных "олигархах", жадных Ростовщиках и злых Полицмейстерах, мы с легкостью узнавали в них самых что ни на есть "народно-демократических" партийных начальников, а незнакомые нам "контрольные пакеты акций" так и воспринимали, как некие овеществленные ступени государственной карьеры.
В замечательной сказке Федора Кнорре "Капитан Крокус" о кампании против сказок рассказано исключительно ярко. Не откажем себе в удовольствии рассмотреть этот пример - но сделаем это в следующей записи, чтобы не перегружать файл, а то еще провалится, как иной раз это бывает.
ИТАК, СМОТРИТЕ СЛЕДУЮЩИЙ ПОСТ:
http://kiratata.livejournal.com/15944.html
.