Сага о... В.А. и Е.А. История любви
В разговоре с одним человеком у меня сама собой написалась эта история. Она - о моей прабабке и моём прадеде. Я её не выверял пока строго по источникам - настроения нет. Публикую так. =)
Моя прабабка была южной женщиной, сочетавшей в себе горячую малоросскую и горячую не то греческую, не то итальянскую, мы так и не разобрались, кровь. Родилась она ровно за сто лет до меня в 1883 году. Мать была дочерью домоуправителя графа Воронцова, англофила, то ли губернатора, то ли наместника в Одессе - я не помню точно должности. Того самого Воронцова, за супругою которой умудрялся волочиться солнце нашей поэзии Александр Сергеевич Пушкин.
Отец её был, как до нас донесло семейное предание "греком с островов". Что это значит, мы теперь уже не знаем. Был он, однако, носителем совершенно негреческой фамилии Джовани и держал в Одессе магазинчик колониальных товаров. Как не без гордости рассказывала нам его внучка, ныне покойная, это был магазин "в три витрины", что считалось весьма крупным торговым предприятием.
Он познакомился с матерью моей прабабки, когда та схоронила первого мужа, эльзаского француза, и осталась одна с кучей (история не уточняет сколько, но точно более пяти) детей, полюбил и женился. У них родились три ребёнка: две сестры и мальчик. У каждого из них была своя история - у кого-то грустная, у кого-то счастливая. У моей прабабки она была и грустная и счастливая одновременно.
Шло время. И вот, влиятельная в Одессе еврейская диаспора устроила, как я теперь понимаю в современных терминах, "демпинг", который разорил Джовани и он вынужден был оставить (быть может продать?) дело и переехать в Киев.
Дети росли. Там было много-много перепетий. Моя прабабка очень хорошо окончила гимназию: врёт тот, кто говорит, что до революции в России не было хорошего образования. У меня лежит книга "Детские годы Багрова внука", по которой я с упоением слушал материнское чтение "Аленького цветочка". И на книге этой дарственная надпись: Елене Александровне Джовани за отличную учёбу в таком-то классе.
Затем она встретила его. Моего прадеда - Виктора Антоновича.
Тот был сыном киевского полицмейстера, помещика очень и очень средней руки, и женщины каких-то совершенно немыслимой голубизны кровей. Там и декабристы и всё такое. Фамилия необычная - Петина. С фотографии на меня посмотрел такой генерал в юбке, что я растерял к ней всякий интерес. Черносотенка и страшная антисемитка. Когда Виктор Антонович женился на Елене Александровне, та их чуть не прокляла, поскольку свято была убеждена, что эти Джовани всё врут и никакие они не греки (или итальянцы?) а самые что ни на есть злокозненные евреи.
Однако браку это не помешало.
Прадед был юристом, работал в киевской трамвайной компании, в которой участвовал бельгийский капитал. В 1912 году у них родилась замечательная белокурая тогда ещё девочка с широко распахнутыми любопытными глазёнками - такой предстаёт передо мною моя бабушка. Кто мог тогда узнать в ней мощнейшего организатора, главу проектного отдела ВНИИХолодМаша Татьяну Викторовну, в замужестве - Гоголину? Запустившую, наверное, сотни холодильных установок по всей стране, в числе которых, например, ледовый каток спорткомплекса "Олипийский"? Рядом с ней - сестра, позади - мать и отец в военной форме. Шёл 1915 или 1916 год и Великая война.
Затем случилась революция. К счастью, прапрадед полицмейстер её не встретил, отдав Богу душу в 1910-м. Зато её увидала моя прапрабабка с генеральским лицом. Не знаю доподлинно, что она думала об этом, но уверен - ничего хорошего.
Прадед же воевал. Вроде как на Юго-Западном фронте против австрийцев. Не сохранилось номера части - ничего. Доподлинно известно лишь то, что в то время, когда озверевшие от вседозволенности распропагандированные солдаты поднимали офицеров на штыки, моего прадеда выбрали командиром полка.
Скорее всего он принимал участие в летнем "корниловском" наступлении Юго-Западного фронта, но... Армия развалилась, солдаты - дезертировали и он вернулся домой.
Жизнь в Киеве времён Гражданской войны была ужасна. Подробностей семейная хроника не сохранила, но мне хватает того, что я знаю помимо неё. В городе зверствовало ЧК, когда там были красные. Это был кошмар. Людей убивали, резали, издевались. Я не удивлён тому, что предание мало сохранило.
Но Гражданская война окончилась, наступил НЭП, пошло оживление экономической и, как следствие, бытовой жизни. Пускай не как до революции, но люди начали просто жить. Прадед, как я понял, продолжил быть юристом на национализированном киевском трамвае, заслужил там почёт и уважение, которые много позднее сыграли свою роковую роль.
Затем сведения достаточно противоречивые. Мы точно знаем, что он, в поисках заработка для семьи и для "обрыва концов" в городе, где все, в том числе и ГПУ, его знали, завербовался на Турксиб. Но по одной информации он вскоре вернулся обратно в Киев, по иной - только наезжал в него. Так или иначе, это случилось именно в Киеве.
На его старой работе, в трамвайном депо, произошёл некий конфликт. Мы не знаем, какой: некто кого-то обидел и прадеда, как человека авторитетного, старого работника, пользующегося уважением почти всех сотрудников депо, призвали на помощь. Заступиться за кого-то.
Шёл 1938 год.
Я никак не могу запомнить фамилию доносчика - она записана в анналах. И прадеда арестовали.
Несчастная прабабка. Я не представляю, что ей пришлось пережить. Как она его искала? Носила передачи? Ничего этого предание не сохранило.
Он писал ей письма, но в конце концов здоровье этого, весьма немолодого уже человека, сдало. Кажется, это было где-то под Салехардом. Во всяком случае мать мне рассказывала, что последнее письмо пришло именно оттуда.
Елена Александровная осталась одна, со старшей дочерью - младшая переехала в Москву.
Прабабушка пережила всё. 1941 год, отступающую Красную Армию, речи партдеятелей "не сдадим ридный Киев" с трибун, за которыми стояли чемоданы, немецкую оккупацию, когда её опять принимали за еврейку: спасло "афинское подданство" - я не совсем понял, что имелось в виду, возвращение города нашим.
Умерла она в 1957 году, когда у её любимой Таточки, моей бабки, уже родилась двойня - моя мать и дядя, когда жизнь налаживалась.
Я видел одну из её последних фотографий. Немолодая, но всё ещё красивая женщина с очень усталыми и печальными глазами. Это было задолго до моего рождения. Думаю, она всё время помнила его.
Моя прабабка была южной женщиной, сочетавшей в себе горячую малоросскую и горячую не то греческую, не то итальянскую, мы так и не разобрались, кровь. Родилась она ровно за сто лет до меня в 1883 году. Мать была дочерью домоуправителя графа Воронцова, англофила, то ли губернатора, то ли наместника в Одессе - я не помню точно должности. Того самого Воронцова, за супругою которой умудрялся волочиться солнце нашей поэзии Александр Сергеевич Пушкин.
Отец её был, как до нас донесло семейное предание "греком с островов". Что это значит, мы теперь уже не знаем. Был он, однако, носителем совершенно негреческой фамилии Джовани и держал в Одессе магазинчик колониальных товаров. Как не без гордости рассказывала нам его внучка, ныне покойная, это был магазин "в три витрины", что считалось весьма крупным торговым предприятием.
Он познакомился с матерью моей прабабки, когда та схоронила первого мужа, эльзаского француза, и осталась одна с кучей (история не уточняет сколько, но точно более пяти) детей, полюбил и женился. У них родились три ребёнка: две сестры и мальчик. У каждого из них была своя история - у кого-то грустная, у кого-то счастливая. У моей прабабки она была и грустная и счастливая одновременно.
Шло время. И вот, влиятельная в Одессе еврейская диаспора устроила, как я теперь понимаю в современных терминах, "демпинг", который разорил Джовани и он вынужден был оставить (быть может продать?) дело и переехать в Киев.
Дети росли. Там было много-много перепетий. Моя прабабка очень хорошо окончила гимназию: врёт тот, кто говорит, что до революции в России не было хорошего образования. У меня лежит книга "Детские годы Багрова внука", по которой я с упоением слушал материнское чтение "Аленького цветочка". И на книге этой дарственная надпись: Елене Александровне Джовани за отличную учёбу в таком-то классе.
Затем она встретила его. Моего прадеда - Виктора Антоновича.
Тот был сыном киевского полицмейстера, помещика очень и очень средней руки, и женщины каких-то совершенно немыслимой голубизны кровей. Там и декабристы и всё такое. Фамилия необычная - Петина. С фотографии на меня посмотрел такой генерал в юбке, что я растерял к ней всякий интерес. Черносотенка и страшная антисемитка. Когда Виктор Антонович женился на Елене Александровне, та их чуть не прокляла, поскольку свято была убеждена, что эти Джовани всё врут и никакие они не греки (или итальянцы?) а самые что ни на есть злокозненные евреи.
Однако браку это не помешало.
Прадед был юристом, работал в киевской трамвайной компании, в которой участвовал бельгийский капитал. В 1912 году у них родилась замечательная белокурая тогда ещё девочка с широко распахнутыми любопытными глазёнками - такой предстаёт передо мною моя бабушка. Кто мог тогда узнать в ней мощнейшего организатора, главу проектного отдела ВНИИХолодМаша Татьяну Викторовну, в замужестве - Гоголину? Запустившую, наверное, сотни холодильных установок по всей стране, в числе которых, например, ледовый каток спорткомплекса "Олипийский"? Рядом с ней - сестра, позади - мать и отец в военной форме. Шёл 1915 или 1916 год и Великая война.
Затем случилась революция. К счастью, прапрадед полицмейстер её не встретил, отдав Богу душу в 1910-м. Зато её увидала моя прапрабабка с генеральским лицом. Не знаю доподлинно, что она думала об этом, но уверен - ничего хорошего.
Прадед же воевал. Вроде как на Юго-Западном фронте против австрийцев. Не сохранилось номера части - ничего. Доподлинно известно лишь то, что в то время, когда озверевшие от вседозволенности распропагандированные солдаты поднимали офицеров на штыки, моего прадеда выбрали командиром полка.
Скорее всего он принимал участие в летнем "корниловском" наступлении Юго-Западного фронта, но... Армия развалилась, солдаты - дезертировали и он вернулся домой.
Жизнь в Киеве времён Гражданской войны была ужасна. Подробностей семейная хроника не сохранила, но мне хватает того, что я знаю помимо неё. В городе зверствовало ЧК, когда там были красные. Это был кошмар. Людей убивали, резали, издевались. Я не удивлён тому, что предание мало сохранило.
Но Гражданская война окончилась, наступил НЭП, пошло оживление экономической и, как следствие, бытовой жизни. Пускай не как до революции, но люди начали просто жить. Прадед, как я понял, продолжил быть юристом на национализированном киевском трамвае, заслужил там почёт и уважение, которые много позднее сыграли свою роковую роль.
Затем сведения достаточно противоречивые. Мы точно знаем, что он, в поисках заработка для семьи и для "обрыва концов" в городе, где все, в том числе и ГПУ, его знали, завербовался на Турксиб. Но по одной информации он вскоре вернулся обратно в Киев, по иной - только наезжал в него. Так или иначе, это случилось именно в Киеве.
На его старой работе, в трамвайном депо, произошёл некий конфликт. Мы не знаем, какой: некто кого-то обидел и прадеда, как человека авторитетного, старого работника, пользующегося уважением почти всех сотрудников депо, призвали на помощь. Заступиться за кого-то.
Шёл 1938 год.
Я никак не могу запомнить фамилию доносчика - она записана в анналах. И прадеда арестовали.
Несчастная прабабка. Я не представляю, что ей пришлось пережить. Как она его искала? Носила передачи? Ничего этого предание не сохранило.
Он писал ей письма, но в конце концов здоровье этого, весьма немолодого уже человека, сдало. Кажется, это было где-то под Салехардом. Во всяком случае мать мне рассказывала, что последнее письмо пришло именно оттуда.
Елена Александровная осталась одна, со старшей дочерью - младшая переехала в Москву.
Прабабушка пережила всё. 1941 год, отступающую Красную Армию, речи партдеятелей "не сдадим ридный Киев" с трибун, за которыми стояли чемоданы, немецкую оккупацию, когда её опять принимали за еврейку: спасло "афинское подданство" - я не совсем понял, что имелось в виду, возвращение города нашим.
Умерла она в 1957 году, когда у её любимой Таточки, моей бабки, уже родилась двойня - моя мать и дядя, когда жизнь налаживалась.
Я видел одну из её последних фотографий. Немолодая, но всё ещё красивая женщина с очень усталыми и печальными глазами. Это было задолго до моего рождения. Думаю, она всё время помнила его.