Все по барабану
Уж сколько раз миру твердили, рассказывали и показывали истории про сумасшедших творцов, готовых самовыражения ради отринуть отца, мать, да и вообще все сущее. Очередную трактовку вечного сюжета представляет «Одержимость» - фильм про юного джазмена-барабанщика Эндрю, который мечтает стать великим музыкантом любой ценой. Ему в буквальном смысле по барабану все на свете - кроме этого самого барабана.
Разумеется, ни один падаван не растет без монструозного сэнсея, функции которого в данном случае исполняет дирижер Теренс Флетчер. Нравы в оркестре, которым он управляет, больше похожи на порядки во взводе морпехов: глаза на командира не поднять, чуть слажал - обложат трехэтажным, не понял с первого раза - вылетел из арм… в смысле, со сцены. Да и внешне лысый и пучеглазый актер Симмонс («Оскар» за лучшую роль второго плана в прошлом году - по делу) напоминает скорее сержанта, чем джазмена. Основной конфликт в «Одержимости» строится на взаимном мерянии двух героев амбициями и крутизной. Очарованный попаданием в лучший джаз-банд Америки Эндрю поначалу сносит все издевательства стоически, но потом - следует бунт и серия мстительных ударов с обеих сторон.
Технически картина сделана отлично, даже если джаз как таковой от тебя далек: сцены изнурительных репетиций сняты с динамикой и накалом боевых драк, Симмонс рвет и мечет, а Теллер владеет палочками весьма недурно для актера. Снять держащий в напряжении фильм по сути на основе джазового концерта - уже большой успех. За виртуозным монтажом и звукорядом не теряется и мысль. В руках более мейнстримового режиссера и большой студии «Одержимость» вполне могла бы стать классическим байопиком о тернистом пути к славе - трудная судьба барабанщика в Америке с неизбежным братанием помудревших ученика и учителя где-нибудь на концерте в честь Чарли Паркера - именно его, потому что как раз на знаменитого трубача Эндрю и ориентируется в своих мечтах. Но полудебютант Шайзелл не зря взял главный приз не в какой-нибудь Венеции, а на фестивале независимого кино в Санденсе: его трактовка событий более многомерна.
О том, что настоящий успех приходит только к психам, мы догадывались и раньше. Нарочитая смазливость Майлза Теллера в главной роли не должна вводить в заблуждение: Эндрю - далеко не иеромонах, а неприятный для окружающих самовлюбленно-параноидальный зануда. С Флетчером еще веселее: в его мире, как он сам признается, самое ужасное слово - «молодец», а главный метод воспитания - швыряние стульев. Вспоминая примеры из жизни - например, ментально близкого Флетчеру сэра Алекса Фергюсона, метавшего бутсы в Бэкхема в свое время, - стоит признать, что методика имеет право на существование. Только вот стал ли Эндрю в итоге искомым Чарли Паркером - или хотя бы Бэкхемом от джаза - так до конца и не ясно. Оборванный на полуслове - точнее, на полутакте - финал, возможно, избавляет картину от того самого заунывного морализаторства «большого кино», где авторскую мысль в тебя вколачивают раскаленными гвоздями, но при этом и бросает зрителя слегка разочарованным, с вопросом «и чо?». Одержимость-одержимостью, но стоит ли разбивать в кровь руки, личную жизнь и отношения со всем миром ради триумфального соло, за которым следует неизвестно что?.. Вопрос зависает в воздухе, как последний дребежжащий звук недоигранной партии.
Разумеется, ни один падаван не растет без монструозного сэнсея, функции которого в данном случае исполняет дирижер Теренс Флетчер. Нравы в оркестре, которым он управляет, больше похожи на порядки во взводе морпехов: глаза на командира не поднять, чуть слажал - обложат трехэтажным, не понял с первого раза - вылетел из арм… в смысле, со сцены. Да и внешне лысый и пучеглазый актер Симмонс («Оскар» за лучшую роль второго плана в прошлом году - по делу) напоминает скорее сержанта, чем джазмена. Основной конфликт в «Одержимости» строится на взаимном мерянии двух героев амбициями и крутизной. Очарованный попаданием в лучший джаз-банд Америки Эндрю поначалу сносит все издевательства стоически, но потом - следует бунт и серия мстительных ударов с обеих сторон.
Технически картина сделана отлично, даже если джаз как таковой от тебя далек: сцены изнурительных репетиций сняты с динамикой и накалом боевых драк, Симмонс рвет и мечет, а Теллер владеет палочками весьма недурно для актера. Снять держащий в напряжении фильм по сути на основе джазового концерта - уже большой успех. За виртуозным монтажом и звукорядом не теряется и мысль. В руках более мейнстримового режиссера и большой студии «Одержимость» вполне могла бы стать классическим байопиком о тернистом пути к славе - трудная судьба барабанщика в Америке с неизбежным братанием помудревших ученика и учителя где-нибудь на концерте в честь Чарли Паркера - именно его, потому что как раз на знаменитого трубача Эндрю и ориентируется в своих мечтах. Но полудебютант Шайзелл не зря взял главный приз не в какой-нибудь Венеции, а на фестивале независимого кино в Санденсе: его трактовка событий более многомерна.
О том, что настоящий успех приходит только к психам, мы догадывались и раньше. Нарочитая смазливость Майлза Теллера в главной роли не должна вводить в заблуждение: Эндрю - далеко не иеромонах, а неприятный для окружающих самовлюбленно-параноидальный зануда. С Флетчером еще веселее: в его мире, как он сам признается, самое ужасное слово - «молодец», а главный метод воспитания - швыряние стульев. Вспоминая примеры из жизни - например, ментально близкого Флетчеру сэра Алекса Фергюсона, метавшего бутсы в Бэкхема в свое время, - стоит признать, что методика имеет право на существование. Только вот стал ли Эндрю в итоге искомым Чарли Паркером - или хотя бы Бэкхемом от джаза - так до конца и не ясно. Оборванный на полуслове - точнее, на полутакте - финал, возможно, избавляет картину от того самого заунывного морализаторства «большого кино», где авторскую мысль в тебя вколачивают раскаленными гвоздями, но при этом и бросает зрителя слегка разочарованным, с вопросом «и чо?». Одержимость-одержимостью, но стоит ли разбивать в кровь руки, личную жизнь и отношения со всем миром ради триумфального соло, за которым следует неизвестно что?.. Вопрос зависает в воздухе, как последний дребежжащий звук недоигранной партии.