Sex Capita. Глава шестая, заключительная
VI. Legenda
Глава шестая. Легенда
Секст был в лудусе один. Лишь неверный свет свечей освещал пустующий двор и одинокого гладиатора с деревянным мечом. Доминианос сразу согласился вернуть его на Арену - слегка подзабытого, но все же фаворита. Нужно было вспомнить, что значит танцевать с мечом, а заодно вытравить предательскую слабость из конечностей, последствия встречи с Илитией.
Он должен сойтись на мечах с Титом. Должен завершить этот разговор меж ними. На душе стало немного легче, и он даже не пошел к Тийе.
Эта маленькая озорная лупа больше всех глянулась ему в заведении Деметрия, и Секст ходил только к ней. Обычные плотские утехи вскоре ему наскучили, но он открыл для себя и другие таланты Тийи. Она умела слушать - по-настоящему, проникаясь его сомнениями, грустью и надеждами. Сексту было достаточно просто прижаться к женскому телу и выслушать слова ободрения. Была ли Тийа искренней или умело прикидывалась - его не особо волновало. Она давала ему, что он хотел. В качестве небольшой благодарности он салютовал ей на Арене, словно она была равной нобилям и магистратам. Это была их маленькая игра.
Возвращение Секста на песок получилось триумфальным. Он блестяще победил Соляриуса, который был рад скрестить мечи с римлянином, так же как сам Секст мечтал о бое с Титом. Впереди были дневные бои, сулившие еще больше славы. Но все пошло не так.
Могучий Аякс, вернувшись с собрания фракийских рабов, принес на лице голубую краску. А через минуту в ланистерий прибежал Софокл:
- Брат, фракийцы замышляют бунт. Это совершенно точно. Будут резать всех подряд. Надо их всех изолировать, позапирать нахрен в клетках.
Доминианос занервничал:
- Аякс, иди в свою клетку! Побудешь там до дневных боев!
Бородатый гигант не тронулся с места:
- Ну давай, загони меня в клетку.
Напряженное молчание длилось целую минуту.
- Секст, загони его туда силой! - заверещал ланиста. - Прирежь, если потребуется!
Секст приблизился к фракийцу с мечом в руке. Гамилькар и Агилас, внешне спокойные, как-то подобрались и приготовились к чему-то.
- Аякс, это стальной меч, - Секст не спешил поднимать оружие.
- Вижу.
- Я не хочу его применять.
- Дело твое.
Доминианос не выдержал первым:
- Ты обещаешь мне, что я, мой дом и мои близкие не пострадают?
- Обещаю. Если не будешь встревать в наши дела.
Секст осознал, что все это время не дышал. Он не смог бы поднять оружие на брата, пусть даже он мятежный фракиец.
Тем временем подступило время дневных боев. Секст двинулся к Арене привычной дорогой, ожидая, что остальные гладиаторы и наставник Гамилькар идут за ним. Но с удивлением обнаружил, что гладиаторская клетка под Ареной пуста. Он сидел там один, уже осознав, что дневные бои как минимум переносятся на неопределенный срок. А тем временем на песке становилось все больше разукрашенных фракийцев, стягивающихся к жрице, протяжно и зычно кричавшей: «Сабаааазис!». Не нужно было знать фракийский язык, чтобы понять, что призыв этот не сулит ничего хорошего.
А дальше начался хаос. Крики, воззвания, призывы резать господ, бежать на Везувий. Секст удовлетворенно отметил, что среди этого беспредела некоторые гладиаторы сохраняют голову - например, Квинт Маленький, такой же италик, как он сам. Ясно было, чем все это закончится: уже зазвенела сталь в подворотнях, полилась кровь, захрипели раненые и убитые. Ужас обуял город, и только Секст кристально ясно осознал, что нужно сделать.
Никто не обратил внимания, когда он ушел с Арены, прихватив боевое копье. Слишком много вооруженных гладиаторов сейчас бегало по городу. Секст прямиком отправился к дому Серториев и встал возле ворот, утвердив копье у ноги. Фракийцы могут убивать кого угодно в этом городе, но не войдут в дом, где находится Илития. В этот раз Секст без колебаний поднял бы на копье даже Гамилькара, прояви тот намерение ворваться в виллу. Одинокий римлянин с копьем стоял у ворот несколько часов, готовый драться хоть с армией фракийцев и еще кого угодно. На душе было очень легко: так просто и понятно охранять любимую.
Мимо пробежал Софокл в порванной одежде, забрызганный кровью:
- Секст! Ты что здесь делаешь?
- Стою, господин.
- Охраняешь кого-то, что ли?
- Да, господин.
- Ты здесь по собственной воле, не по приказу?
- Да.
Софокл скривился, махнул рукой и убежал в подворотню. Больше Секст не видел его живым. Но судьба всех господ мира его сейчас не волновала.
Наконец, все утихло. Фракийцы уплыли прочь, оставив после себя несколько убитых граждан и кучу раненых - даже приветливому и вежливому Деметрию досталось. Секст вернулся на Арену, на которой клокотала возбужденная толпа .
Агилас и Гамилькар радостно поведали ему, что, воспользовавшись ситуацией, заставили Доминианоса отпустить их на волю. Теперь они свободные люди, хотя и обязаны отработать на Арене еще год в уплату пошлин. Братья - теперь уже бывшие - были уверены, что и Секст тоже свободен, но Доминианос в ответ на прямой вопрос упрямо заявил:
- Нет, я не могу отпустить своего последнего гладиатора. Секст, ты остаешься моим рабом и будешь выступать в вечерних боях фаворитов.
Секст не изменился в лице, хотя готов был оторвать голову проклятому эллину. Впервые за все время пребывания в Помпеях он страстно желал свободы, и она была ему недоступна. Возможно, Илития все еще в опасности, а он не в силах ее защитить. К чему все эти жертвы и побеги, если она погибнет здесь, рядом с ним, из-за очередного восстания рабов?
На Арене поднялся шум. Оказалось, что два фракийца оставили своих собратьев и вернулись в город, ибо дали слово своему хозяину - сражаться на Арене. И конечно же, на них набросилась толпа. Окровавленные, но чудом еще живые, они валялись возле стены, а толпа жаждала их крови. Немногие оставшиеся в городе гладиаторы стояли тут же, готовые, наплевав на все, встать на защиту братьев.
- Пусть встанут на эту сторону все, кто жаждет смерти этих преступников, - это Аэлла, Венера Помпейская этого года, грациозная величественная гречанка. - Кто желает им жизни, пусть встанут напротив.
Секст, не раздумывая, ступил на сторону жизни. Все гладиаторы были рядом, плечом к плечу. И хотя их воля ничего не значила для свободных граждан, сплоченная группа хмурых мужчин, умеющих убивать, помогла некоторым головам остыть. Секст с радостью заметил в рядах сторонников и свободных граждан.
А напротив - Илитию.
Увидев яростный, непреклонный взгляд бывшего мужа, она смутилась, перестала выкрикивать призывы к убийству и отступила назад. Острая игла пронзила его сердце: разрыв между ними, начатый им же самим, стал шире. Но речь шла о братьях-гладиаторах. Это братство написано кровью, и братья каждый день держат в своих руках жизни других братьев. Последнее, что видит перед собой поверженный гладиатор - это лицо собрата, шепчущего: «Прости».
Фракийцев помиловали и приговорили не только к сражению на Арене, но и к обязательным общественным работам под командованием эдила - немногим лучше рабства. А дневные бои, отложенные из-за восстания, все-таки состоялись.
Секст снова проиграл на копьях Титу, но их бой был столь красив, что обоих провожали с песка как победителей. В другом бою Секст сражался даже не с гладиатором - с нумидийцем Энкиду, одолженным для боев в лупанаре. Тот оказался столь негодным воином, что римлянин превратил бой с ним в потеху - прыгал, выкидывал неожиданные трюки и всячески заводил толпу.
Он чувствовал, что публика уже любит его почти так же сильно, как Тита. А два любимца трибун обычно недолго существуют вместе. Поверженного чемпиона редко милуют - ведь не каждый день доводится видеть его побежденным. Над головами Секста и Тита уже незримо распластал крылья Танат.
Близилась вечерняя мистерия, и в ней главные роли отводились Титу, Аэлле и Сексту. Трогательная, истинно помпейская история о гладиаторе и его друге, бросившим вызов властелину подземного мира ради спасения любимой. Секст играл друга героя, который отдает свою жизнь ради того, чтобы тот смог продолжить борьбу.
После репетиции Секст рискнул снова приблизиться к вилле Серториев, взглянуть на Илитию хоть издали. Но ему суждено было испытать еще один тяжелый удар.
Рабы вывозили из ворот повозки со скарбом. Все семейство, судя по всему, спешно покинуло Помпеи. И Илития. Что случилось? Что вынудило преуспевающих и уважаемых римских нобилей в одночасье покинуть родной дом и отправиться… Куда? И какая судьба ждет Илитию?
Секст не находил себе места. Может ли это как-то быть связано с проскрипциями и визитами сулланских ревизоров? Не грозит ли Помпеям то же, что сейчас происходило в Риме? И будет ли Илития в безопасности? Он постарался тщательно обдумать ситуацию, собрать картину из обрывков знаний, слухов и домыслов.
Выходило, что во многом виноват он сам. Имя Секст стало чересчур известным в Помпеях. А слава гладиаторов распространяется по многим городам. Умеющий слушать услышит и примет меры. Пропавший без вести Секст Сальвий жив - об этом теперь точно знают в Риме. Вопрос - что с этим знанием можно сделать. Сексту было очень тревожно за Илитию, он нутром чувствовал, что для нее это добром не кончится.
Что ж, эти два с половиной года и так были подарком судьбы. Он успел обрести новых друзей, смог вновь увидеть жену - это стократ больше того, на что он смел надеяться. Пора отдать долг богам за такую милость.
Гладиатор был собран, тих и спокоен. Посетил Тийю в последний раз, на последние деньги купил себе горячего вина с пряностями - ощутить давно забытый вкус, доступный только свободному человеку. Он ждал вечерней мистерии.
Потом говорили, что мистерия была пронзительной. История чистой любви, верной дружбы и победы добра над злом тронула зрителей, и многие прослезились. Секст отдался своей роли полностью - он играл самого себя. А после мистерии все с замиранием сердца ждали последний, главный бой фаворитов, в котором впервые должны были сойтись насмерть два любимца Арены - Тит и Секст. Бой на мечах и в доспехах обещал быть долгим и захватывающим.
Тит мучился с застежками кожаного панциря, когда Секст сказал, ни к кому не обращаясь:
- Так, мне бы просто как-нибудь этот панцирь закрепить. Все равно скину его на Арене.
Тит вскинулся:
- О, ты тоже против доспехов? Давай вообще не будем их надевать.
Спарадок, ожидавший, когда они закончат облачаться, вскинул голову, но промолчал. Что-то такое сейчас разворачивалось перед его глазами, во что он предпочел не вмешиваться.
Секст впервые прямо обратился к Титу:
- Тит, на два слова.
Тот молча кивнул и отошел вместе с ним в угол клетки. Вид его говорил о том, что он не ждет ничего хорошего от этого разговора.
- Я скажу прямо, - начал Секст. - Мы оба знаем, кто победит в этом поединке. Я мечтал скрестить с тобой мечи на песке, и эта мечта скоро исполнится. Но я проиграю, и прошу тебя об одолжении. Прошу, как брата. Я должен умереть в этом бою.
Лицо Тита чуть ли не посерело, он на глазах осунулся:
- Ты уверен, что желаешь именно этого?
- Да.
- Я сделаю, как просишь. Но только в случае моей победы. И вот еще. Не вздумай мне поддаваться, понял?
Секст благодарно кивнул:
- Обещаю, без дураков. Покажем им то, что они хотят увидеть!
Кажется, Спарадок услышал их разговор, но снова не подал виду. Да и что он смог бы сделать?
В неверном свете факелов бойцы вышли на песок, и рев трибун приветствовал их. Глашатай Арены удивился тому, что на гладиаторах нет доспехов вопреки сценарию представления. Секст избавил его от конфуза, прокричав:
- Нам не нужны доспехи! Промеж воинов только одно - сталь меча! Сегодняшний бой покажет, кто истинный чемпион Арены!
Трибуны кричали, восторг волнами прокатывался от одной ложи к другой. И нечленораздельный рев начал складываться в речитатив, набиравший силу:
- Секст! Секст! Секст!
Римлянин, как обычно, стоял недвижимо, глядя прямо на противника. А красавец Тит, так же глядя на него… Приложил руку с мечом к сердцу, салютуя, и вторил крикам толпы:
- Секст! Секст! Секст!
Внутри у Секста все сжалось. Вот он, пронзительный и яркий миг истины. Полчаса назад в мистерии они были побратимами, и один отдал жизнь за другого, и сейчас все повторится, но уже взаправду. Никогда они с Титом не были ближе друг к другу, чем в этот миг.
Бой начался, и Секст превзошел самого себя - он плясал с мечом в руке, прыгал, подныривал, крутился… Цель была проста. Этот бой должен стать легендой.
Второе ранение он получил, закончив свой лучший трюк. Его удар с разворота не достиг цели, а меч этруска с хрустом вонзился в бок. Это было красиво, было правильно - достойное завершение боя и бесспорная победа чемпиона. Теперь все Помпеи, а затем и вся Кампания будут передавать из уст в уста, как великолепный гладиатор Тит сразил известного римлянина Секста - того самого, который некогда носил фамилию Сальвий. Эта весть дойдет и до Рима, и там поймут, что теперь Секст Сальвий точно, окончательно и бесповоротно мертв.
Тит взглянул в лицо стоящему на коленях Сексту:
- Брат, я сделаю, как ты хочешь.
- Давай.
Клинок точно вошел над ключицей, сразу дойдя до сердца. Разом обмякшее тело гладиатора рухнуло на песок, а над Ареной разносилось эхо его последних слов:
- Граждане Помпей! Услышьте и поймите меня! Этруски - поймите меня, ибо я сделал, что должно. Римляне - поймите меня, ибо я поступил по закону. Греки - поймите меня, ибо я сделал это во имя любви. Знайте же, что я - Секст Сальвий, всадник из Рима. Я бежал в Помпеи, чтобы спасти мою жену Илитию - вы знаете ее. Проскрипции Суллы сулили смерть и разорение нам обоим, но теперь Илитии ничего не грозит, ибо гражданин Секст Сальвий мертв, а она невиновна в том, что он оказался не на той стороне. Я ухожу легко, я сделал все, что должно. Прощайте!
До гаснущего сознания Секста доносились далекие голоса, кричавшие «Марс! Марс!». Кажется, Тита не накажут за самоуправство на песке. Секст улыбнулся бы довольно, но уже не мог.
Пред ним распахнулась дверь в подземный мир, и он без колебаний ступил в проем.
Глава шестая. Легенда
Секст был в лудусе один. Лишь неверный свет свечей освещал пустующий двор и одинокого гладиатора с деревянным мечом. Доминианос сразу согласился вернуть его на Арену - слегка подзабытого, но все же фаворита. Нужно было вспомнить, что значит танцевать с мечом, а заодно вытравить предательскую слабость из конечностей, последствия встречи с Илитией.
Он должен сойтись на мечах с Титом. Должен завершить этот разговор меж ними. На душе стало немного легче, и он даже не пошел к Тийе.
Эта маленькая озорная лупа больше всех глянулась ему в заведении Деметрия, и Секст ходил только к ней. Обычные плотские утехи вскоре ему наскучили, но он открыл для себя и другие таланты Тийи. Она умела слушать - по-настоящему, проникаясь его сомнениями, грустью и надеждами. Сексту было достаточно просто прижаться к женскому телу и выслушать слова ободрения. Была ли Тийа искренней или умело прикидывалась - его не особо волновало. Она давала ему, что он хотел. В качестве небольшой благодарности он салютовал ей на Арене, словно она была равной нобилям и магистратам. Это была их маленькая игра.
Возвращение Секста на песок получилось триумфальным. Он блестяще победил Соляриуса, который был рад скрестить мечи с римлянином, так же как сам Секст мечтал о бое с Титом. Впереди были дневные бои, сулившие еще больше славы. Но все пошло не так.
Могучий Аякс, вернувшись с собрания фракийских рабов, принес на лице голубую краску. А через минуту в ланистерий прибежал Софокл:
- Брат, фракийцы замышляют бунт. Это совершенно точно. Будут резать всех подряд. Надо их всех изолировать, позапирать нахрен в клетках.
Доминианос занервничал:
- Аякс, иди в свою клетку! Побудешь там до дневных боев!
Бородатый гигант не тронулся с места:
- Ну давай, загони меня в клетку.
Напряженное молчание длилось целую минуту.
- Секст, загони его туда силой! - заверещал ланиста. - Прирежь, если потребуется!
Секст приблизился к фракийцу с мечом в руке. Гамилькар и Агилас, внешне спокойные, как-то подобрались и приготовились к чему-то.
- Аякс, это стальной меч, - Секст не спешил поднимать оружие.
- Вижу.
- Я не хочу его применять.
- Дело твое.
Доминианос не выдержал первым:
- Ты обещаешь мне, что я, мой дом и мои близкие не пострадают?
- Обещаю. Если не будешь встревать в наши дела.
Секст осознал, что все это время не дышал. Он не смог бы поднять оружие на брата, пусть даже он мятежный фракиец.
Тем временем подступило время дневных боев. Секст двинулся к Арене привычной дорогой, ожидая, что остальные гладиаторы и наставник Гамилькар идут за ним. Но с удивлением обнаружил, что гладиаторская клетка под Ареной пуста. Он сидел там один, уже осознав, что дневные бои как минимум переносятся на неопределенный срок. А тем временем на песке становилось все больше разукрашенных фракийцев, стягивающихся к жрице, протяжно и зычно кричавшей: «Сабаааазис!». Не нужно было знать фракийский язык, чтобы понять, что призыв этот не сулит ничего хорошего.
А дальше начался хаос. Крики, воззвания, призывы резать господ, бежать на Везувий. Секст удовлетворенно отметил, что среди этого беспредела некоторые гладиаторы сохраняют голову - например, Квинт Маленький, такой же италик, как он сам. Ясно было, чем все это закончится: уже зазвенела сталь в подворотнях, полилась кровь, захрипели раненые и убитые. Ужас обуял город, и только Секст кристально ясно осознал, что нужно сделать.
Никто не обратил внимания, когда он ушел с Арены, прихватив боевое копье. Слишком много вооруженных гладиаторов сейчас бегало по городу. Секст прямиком отправился к дому Серториев и встал возле ворот, утвердив копье у ноги. Фракийцы могут убивать кого угодно в этом городе, но не войдут в дом, где находится Илития. В этот раз Секст без колебаний поднял бы на копье даже Гамилькара, прояви тот намерение ворваться в виллу. Одинокий римлянин с копьем стоял у ворот несколько часов, готовый драться хоть с армией фракийцев и еще кого угодно. На душе было очень легко: так просто и понятно охранять любимую.
Мимо пробежал Софокл в порванной одежде, забрызганный кровью:
- Секст! Ты что здесь делаешь?
- Стою, господин.
- Охраняешь кого-то, что ли?
- Да, господин.
- Ты здесь по собственной воле, не по приказу?
- Да.
Софокл скривился, махнул рукой и убежал в подворотню. Больше Секст не видел его живым. Но судьба всех господ мира его сейчас не волновала.
Наконец, все утихло. Фракийцы уплыли прочь, оставив после себя несколько убитых граждан и кучу раненых - даже приветливому и вежливому Деметрию досталось. Секст вернулся на Арену, на которой клокотала возбужденная толпа .
Агилас и Гамилькар радостно поведали ему, что, воспользовавшись ситуацией, заставили Доминианоса отпустить их на волю. Теперь они свободные люди, хотя и обязаны отработать на Арене еще год в уплату пошлин. Братья - теперь уже бывшие - были уверены, что и Секст тоже свободен, но Доминианос в ответ на прямой вопрос упрямо заявил:
- Нет, я не могу отпустить своего последнего гладиатора. Секст, ты остаешься моим рабом и будешь выступать в вечерних боях фаворитов.
Секст не изменился в лице, хотя готов был оторвать голову проклятому эллину. Впервые за все время пребывания в Помпеях он страстно желал свободы, и она была ему недоступна. Возможно, Илития все еще в опасности, а он не в силах ее защитить. К чему все эти жертвы и побеги, если она погибнет здесь, рядом с ним, из-за очередного восстания рабов?
На Арене поднялся шум. Оказалось, что два фракийца оставили своих собратьев и вернулись в город, ибо дали слово своему хозяину - сражаться на Арене. И конечно же, на них набросилась толпа. Окровавленные, но чудом еще живые, они валялись возле стены, а толпа жаждала их крови. Немногие оставшиеся в городе гладиаторы стояли тут же, готовые, наплевав на все, встать на защиту братьев.
- Пусть встанут на эту сторону все, кто жаждет смерти этих преступников, - это Аэлла, Венера Помпейская этого года, грациозная величественная гречанка. - Кто желает им жизни, пусть встанут напротив.
Секст, не раздумывая, ступил на сторону жизни. Все гладиаторы были рядом, плечом к плечу. И хотя их воля ничего не значила для свободных граждан, сплоченная группа хмурых мужчин, умеющих убивать, помогла некоторым головам остыть. Секст с радостью заметил в рядах сторонников и свободных граждан.
А напротив - Илитию.
Увидев яростный, непреклонный взгляд бывшего мужа, она смутилась, перестала выкрикивать призывы к убийству и отступила назад. Острая игла пронзила его сердце: разрыв между ними, начатый им же самим, стал шире. Но речь шла о братьях-гладиаторах. Это братство написано кровью, и братья каждый день держат в своих руках жизни других братьев. Последнее, что видит перед собой поверженный гладиатор - это лицо собрата, шепчущего: «Прости».
Фракийцев помиловали и приговорили не только к сражению на Арене, но и к обязательным общественным работам под командованием эдила - немногим лучше рабства. А дневные бои, отложенные из-за восстания, все-таки состоялись.
Секст снова проиграл на копьях Титу, но их бой был столь красив, что обоих провожали с песка как победителей. В другом бою Секст сражался даже не с гладиатором - с нумидийцем Энкиду, одолженным для боев в лупанаре. Тот оказался столь негодным воином, что римлянин превратил бой с ним в потеху - прыгал, выкидывал неожиданные трюки и всячески заводил толпу.
Он чувствовал, что публика уже любит его почти так же сильно, как Тита. А два любимца трибун обычно недолго существуют вместе. Поверженного чемпиона редко милуют - ведь не каждый день доводится видеть его побежденным. Над головами Секста и Тита уже незримо распластал крылья Танат.
Близилась вечерняя мистерия, и в ней главные роли отводились Титу, Аэлле и Сексту. Трогательная, истинно помпейская история о гладиаторе и его друге, бросившим вызов властелину подземного мира ради спасения любимой. Секст играл друга героя, который отдает свою жизнь ради того, чтобы тот смог продолжить борьбу.
После репетиции Секст рискнул снова приблизиться к вилле Серториев, взглянуть на Илитию хоть издали. Но ему суждено было испытать еще один тяжелый удар.
Рабы вывозили из ворот повозки со скарбом. Все семейство, судя по всему, спешно покинуло Помпеи. И Илития. Что случилось? Что вынудило преуспевающих и уважаемых римских нобилей в одночасье покинуть родной дом и отправиться… Куда? И какая судьба ждет Илитию?
Секст не находил себе места. Может ли это как-то быть связано с проскрипциями и визитами сулланских ревизоров? Не грозит ли Помпеям то же, что сейчас происходило в Риме? И будет ли Илития в безопасности? Он постарался тщательно обдумать ситуацию, собрать картину из обрывков знаний, слухов и домыслов.
Выходило, что во многом виноват он сам. Имя Секст стало чересчур известным в Помпеях. А слава гладиаторов распространяется по многим городам. Умеющий слушать услышит и примет меры. Пропавший без вести Секст Сальвий жив - об этом теперь точно знают в Риме. Вопрос - что с этим знанием можно сделать. Сексту было очень тревожно за Илитию, он нутром чувствовал, что для нее это добром не кончится.
Что ж, эти два с половиной года и так были подарком судьбы. Он успел обрести новых друзей, смог вновь увидеть жену - это стократ больше того, на что он смел надеяться. Пора отдать долг богам за такую милость.
Гладиатор был собран, тих и спокоен. Посетил Тийю в последний раз, на последние деньги купил себе горячего вина с пряностями - ощутить давно забытый вкус, доступный только свободному человеку. Он ждал вечерней мистерии.
Потом говорили, что мистерия была пронзительной. История чистой любви, верной дружбы и победы добра над злом тронула зрителей, и многие прослезились. Секст отдался своей роли полностью - он играл самого себя. А после мистерии все с замиранием сердца ждали последний, главный бой фаворитов, в котором впервые должны были сойтись насмерть два любимца Арены - Тит и Секст. Бой на мечах и в доспехах обещал быть долгим и захватывающим.
Тит мучился с застежками кожаного панциря, когда Секст сказал, ни к кому не обращаясь:
- Так, мне бы просто как-нибудь этот панцирь закрепить. Все равно скину его на Арене.
Тит вскинулся:
- О, ты тоже против доспехов? Давай вообще не будем их надевать.
Спарадок, ожидавший, когда они закончат облачаться, вскинул голову, но промолчал. Что-то такое сейчас разворачивалось перед его глазами, во что он предпочел не вмешиваться.
Секст впервые прямо обратился к Титу:
- Тит, на два слова.
Тот молча кивнул и отошел вместе с ним в угол клетки. Вид его говорил о том, что он не ждет ничего хорошего от этого разговора.
- Я скажу прямо, - начал Секст. - Мы оба знаем, кто победит в этом поединке. Я мечтал скрестить с тобой мечи на песке, и эта мечта скоро исполнится. Но я проиграю, и прошу тебя об одолжении. Прошу, как брата. Я должен умереть в этом бою.
Лицо Тита чуть ли не посерело, он на глазах осунулся:
- Ты уверен, что желаешь именно этого?
- Да.
- Я сделаю, как просишь. Но только в случае моей победы. И вот еще. Не вздумай мне поддаваться, понял?
Секст благодарно кивнул:
- Обещаю, без дураков. Покажем им то, что они хотят увидеть!
Кажется, Спарадок услышал их разговор, но снова не подал виду. Да и что он смог бы сделать?
В неверном свете факелов бойцы вышли на песок, и рев трибун приветствовал их. Глашатай Арены удивился тому, что на гладиаторах нет доспехов вопреки сценарию представления. Секст избавил его от конфуза, прокричав:
- Нам не нужны доспехи! Промеж воинов только одно - сталь меча! Сегодняшний бой покажет, кто истинный чемпион Арены!
Трибуны кричали, восторг волнами прокатывался от одной ложи к другой. И нечленораздельный рев начал складываться в речитатив, набиравший силу:
- Секст! Секст! Секст!
Римлянин, как обычно, стоял недвижимо, глядя прямо на противника. А красавец Тит, так же глядя на него… Приложил руку с мечом к сердцу, салютуя, и вторил крикам толпы:
- Секст! Секст! Секст!
Внутри у Секста все сжалось. Вот он, пронзительный и яркий миг истины. Полчаса назад в мистерии они были побратимами, и один отдал жизнь за другого, и сейчас все повторится, но уже взаправду. Никогда они с Титом не были ближе друг к другу, чем в этот миг.
Бой начался, и Секст превзошел самого себя - он плясал с мечом в руке, прыгал, подныривал, крутился… Цель была проста. Этот бой должен стать легендой.
Второе ранение он получил, закончив свой лучший трюк. Его удар с разворота не достиг цели, а меч этруска с хрустом вонзился в бок. Это было красиво, было правильно - достойное завершение боя и бесспорная победа чемпиона. Теперь все Помпеи, а затем и вся Кампания будут передавать из уст в уста, как великолепный гладиатор Тит сразил известного римлянина Секста - того самого, который некогда носил фамилию Сальвий. Эта весть дойдет и до Рима, и там поймут, что теперь Секст Сальвий точно, окончательно и бесповоротно мертв.
Тит взглянул в лицо стоящему на коленях Сексту:
- Брат, я сделаю, как ты хочешь.
- Давай.
Клинок точно вошел над ключицей, сразу дойдя до сердца. Разом обмякшее тело гладиатора рухнуло на песок, а над Ареной разносилось эхо его последних слов:
- Граждане Помпей! Услышьте и поймите меня! Этруски - поймите меня, ибо я сделал, что должно. Римляне - поймите меня, ибо я поступил по закону. Греки - поймите меня, ибо я сделал это во имя любви. Знайте же, что я - Секст Сальвий, всадник из Рима. Я бежал в Помпеи, чтобы спасти мою жену Илитию - вы знаете ее. Проскрипции Суллы сулили смерть и разорение нам обоим, но теперь Илитии ничего не грозит, ибо гражданин Секст Сальвий мертв, а она невиновна в том, что он оказался не на той стороне. Я ухожу легко, я сделал все, что должно. Прощайте!
До гаснущего сознания Секста доносились далекие голоса, кричавшие «Марс! Марс!». Кажется, Тита не накажут за самоуправство на песке. Секст улыбнулся бы довольно, но уже не мог.
Пред ним распахнулась дверь в подземный мир, и он без колебаний ступил в проем.