Второго дня завершились страсти по поводу установки памятной доски Карлу Густаву Эмилю Маннергейму, подробно
здесь и
здесь. Я хочу рассмотреть это событие в контексте текущей политической ситуации, которая сложилась в результате присоединения Крыма, событий на Донбассе, да и в общем-то всей украинской эпопеи последних лет. Россия своими действиями в ходе этих событий коренным образом отвернула от вхождения в Запад.
Она сама отвернула, Запад в свою очередь выстроил бетонный забор на этом пути и чуть-ли оружие не устанавливает, боясь, что Россия передумает и вдруг, тут он ее и прихлопнет.
Как там у Блока:
«Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит, ».
Но есть огромная инерционность воздействия уже ушедшего проекта во многих сферах российской реальности, и это невероятно опасно. Одним из феноменов, указывающих на такое положение дел и есть попытка установки памятной доски.
Здесь сделаем некоторое отступление, приведем исторические сведения по самому успешному командующему финской армией.
В ночь на 21 июня 1941 года, со стороны Финляндии был направлен спецназ, для взрыва шлюзов Беломорканала, еще до фашистского вторжения. В 41 году финская армия вышла на линию старой границы 1920 г., в районе станции Белоостров, эта граница была перейдена. Затем войска продвинулись к основному рубежу карельского укрепрайнона, основной рубеж обороны СССР, и там остановились. Это было вызвано желанием спрямления линии фронта.
В районе Лемболово они пересекли границу и углубились на 20-30 км вглубь территории СССР. В 41 году этот укрепрайон на штурм не решились. На Онежском перешейке финны перешли старую границу, углубились на 150-200 км и заняли всю советскую Карелию. На юге дошли до Олонца, взяли его, пересекли Свирь, захватили обширный плацдарм в Подпорожском районе Ленинградской области, в районе Онежского озера вошли на территорию Вологодской области. Плюс заняли Петрозаводск, Медвежьегорск, дошли до Беломорканала, форсировали его и оттуда пришлось их выбивать. И к январю 41 линия фронта стабилизировалась, то есть под финской оккупацией оказалась вся советская Карелия. Финны взяли, что они потеряли во время Зимней войны, взяли с «процентами».
Мечта о «Великой Финляндия» на границе по Свири могла воплотиться в жизнь, и они действительно начали ее строить. Было произведено четкое разделение по этническому признаку, финно-угорское население пользовалось привилегиями (школы, больницы, родильные дома и т.д.), а остальные были посажены в концлагеря и сидели там до 44 года (41-43 назывались так, с 43 трудовые).
Советские дети в финских концлагерях во время великой отечественной войны
Петрозаводский университет стал филиалом Хельсинского, преподавания во всех учебных заведениях велось на финском.
Маршалл Маннергейм - очень осторожный, умный, опытный политик, а не только военный. Если бы не он, то была бы Финляндия в нынешнем ее виде большой вопрос. «Нежелание» участие в уничтожении Ленинграда нельзя объяснить его любовью к этому городу и ностальгией по тем прекрасным дням, когда молодой кавалергард Карл Густав Эмиль Маннергейм проводил в Петербурге, в блистательном свете в столице и на балах. Да он 30 лет служил российском императору, у него в особняке (теперь музей) до сих пор висит портрет Николая II. Но в 41 году он не слуга Российской империи, которой уже нет, а слуга Финляндии, интересы которой на тот момент строго противоположны интересам СССР. Маннергейм очень тонко пытался лавировать между немцами и западными демократиями, Англией, Францией и США. Он хотел представить так, что Финляндия не причастна к блокаде. Было 2 отказа штурмовать ленинградский укрепрайон, немецкий генерал Эрфурт дважды делал запрос на продолжения наступления финнами, дважды получал вежливый и мотивированный отказ. Он не хотел запятнать маленькую демократическую Финляндию в глазах Черчилля и Рузвельта, прекрасно представляя, что немцы сделают с Ленинградом, когда его возьмут. Это называется «…и рыбку съесть, и на хер сесть», с одной стороны она принимает военную помощь от Германии, а с другой стороны выставляет себя жертвой военной агрессии советского союза. Но под давлением Сталина Черчилль все-таки объявил Финляндии войну.
Немцы не смогли отсечь наших от Ладоги в районе Осиновца, они не отказались от своих планов и нанесли удар на Тихвин, решив отсечь Ленинград от страны на Свири, соединиться с финнами там.
Маннергейм и здесь сыграл тонко, перебросив туда немецкую дивизию, организовав все так, что встреча будет не с финнами и немцами, а немцев с немцами. Финны оказываются, как будто не причем, он всячески пытался дистанцироваться от того ужаса, который немцы уготовили для Ленинграда и ему в определенной степени удалось.
Осторожность Маннергейма, его чутье, наверное, действительно спасло Финляндию, если бы финны более активно себя вели, то отношение к Финляндии в 44 году, когда в очередной раз мирились, со стороны руководства советского союза и Сталина в частности, было намного более жестким. Что стоит фраза, недословно ее приведу: «Если мы участвуем на равных правах с Германией в уничтожении Ленинграда, то мы ставим на одну карту существование народа Финляндии и победу Германии над СССР, что недопустимо, если это карта будет бита».
Тем не менее несмотря на все эти лавирования Маннергейма, можно точно утверждать, что финские войска принимали непосредственное участие в организации блокады Ленинграда. И одного этого должны быть достаточно для выражения отношение к этой исторической персоне.
После вышеизложенного видна вся шизофреничность ситуации с мемориальной доской Маннергейму в Санкт-Петербурге. И когда Д. А. Медведев, коренной петербуржец, будучи президентом России возлагал цветы на могиле финского маршала, а за два месяца до этого, возлагал цветы на Пискаревском, возникает некоторое недоумение. Этот переходный период нужно заканчивать и поскорей. Закончу Блоком:
«И день придет - не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!»
С такой шизофренией может действительно не наступить.