Сўзбоши (Предисловие)
Это роман о Питере и Степи, людях их покидающих и возвращающихся. О кочевниках внутри нас, незнающих покоя, вечно ищущих, где лучше. Находящих и теряющих вдали и в себе.
Сўзбоши
(Предисловие)
Треск. Қирс-қирс [i]. А вам слышно? Вдали как будто надломилось, расколоться норовит, пропасть торопится, исчезнуть. Внутри меня момент утраты длится. Да и, не на слух при-ходит. Не просто белый шум и свет разлит повсюду. Кажется ни слева и ни справа, мерещится, дурачит. Вверху или снизу? Не уловить. Блуждающей в глазах мелькает нотой промёрзлой тишины. Сосны в лесу тревожит скрипом. Вороны криком. Гуляет одиноко ветер. На миг пробьётся в мачтах стройных проблеск солнца. Случайное? Обычное. Повисло в кронах. Напридумывала? Навоображала снова? И глянь кругом, должно же видно быть хоть что-то: рваньё, руины, лоскутки, лохмотья, щепки. А пристально всмотрюсь - всё цельное. Почти гармония. Мелодия слащавая. Не верю! Настораживаюсь. И значит, ожидаю. Недоброе, потому как неназывное.
Прочь его! Значение людишками навязанное. Глухими подражают звуками, как дразнят хрипами скрипучими, в хандру с собой вгоняют и увлекают в безысходное уныние. Плач птиц - и тот наигранный. Мало ли под этот скрежет приключается? И скорлупа дать трещину готова, а из неё возникнет жизнь. Порок? Убыток разве ж? Опасность? На ветку зверь голодный наступил? Зачем вы держите в себе тот трепет перед лесом древний? Отпустите! Услышьте и прозрите. Из плена ветхого освободите разум.
[Далее]В ушах стреляет? И так бывает. Угадываю в каком - и желанье сразу. И стихает. Едва ли уловимым звоном удаляется. Или углубляется? Но этот постоянный. Фоновый, как гово-рят. В голове трещит? У меня одной ли? Сомнения и страх на лицах примечаю: украдкой прогоняют, пытаются веселыми быть для других, но внутри… Насквозь же вижу! Боль?! Какая у них может? О чём? За миг короткий, что им отведен. О своём страдают - вот их суть. Что вашего по-настоящему бывает? Рассеянно блуждают оком по полям и стенам гладким - ухватиться бы за что, чувства в вечном напряжении. По пустякам. Хоть так, а то вообще бы неприметно. Раз! И всё. Забросило в мир этот. Царапнул в унисон поверхность. Қирс-қирс послышался на заднем плане где-то. И всего-то! На цыпочках живут, а если повезёт, то в разнобой и громко спляшут, чтоб оглянулись разом все, во взлядах осуждая: «Как посмел?!» Да и, покинул тихо, мелькая эхом. И дальше-дальше, пока вообще не уловить. Вот мне бы так!
Жизнь ваша - пройденное вброд. По мелководью. И лучше ноги в кровь о ракушки и камни острые, чем научится плыть - пусть даже по течению. Зато наверняка. Наощупь, даже не шажочками: песочек мягкий - хорошо, вот гальки полоса, вдруг, нестерпимо боль - вонзилось что-то, минуту постоять, унялась и легонечко сторонкой. Валун разлёгся, вот те раз, дорогу преградил. Толкаем тяжеленный - не поддаётся, пошерудить - как врос. Сюда ступаем, здесь обходим. Про берег впереди - ни мысли. Да и о том, что позади - скорей бы позабыть. А там за горкой?! О чём вы? Не оступиться бы и не замочить, упасть не дай… Так можно сбиться с чепухи спасительной под носом - в ней важно всё. Из уст в уста в легендах: туда с времён седых стремились люди, там сказка, долгая дорога, дикови-ны, и даль зовущая в веках откликнуться не раз. Вот-вот. Зачем вам чудеса? В прибрежный ил свалиться бы, и больше ничего не слышать и не видеть. Как все. Не надо в исполины и герои, в молву вживиться.
Обречена на муки вашими словами. Тысячелетний треск. Смешалось всё - лязг, скрип, всхлипы и стенанья. А мне бы трелей, хор капелей внимать весёлый лад! Радость лишь нетленна. Но чаще пустота грозит из глубины моей, колотит холодом. И завывает. Дума-ли, располагаю? Преданно глядите почему-то вверх. Там знают? С чего вы взяли? Как дальше? И мне и вам. Не-ет! (С ухмылкой и головой качая). Такое же дитя Его. Пусть вре-мени побольше, но и невечна. Да и, что значит разменное «побольше»? О, знать бы воз-раст и свои пределы! Мне в прах не обратиться, последнее дыхание не испустить и не ос-тыть. А жаль! Завидую, что вам намечена она, как смысл, итог и цель, которой не достичь. Сама придёт и подведёт черту. И сохранит.
Мне не дано предвидеть, помочь не в силах и предупредить. Уж, простите. Сама развали-ваюсь. Так чувствую, и всё тут. На куски. Как лёд в реке. Опять картины ваши блёклые. С треском, уханьем, еще с шуршаньем, и несет куда-то. Ведь знаю, что не доплыву - растаю, но ночью вновь мороз и застывает, схватывается. Непрочно, вкось и ненадолго. Наитием однажды проронили: брести, торосы обходить, тянуть своё, не вмешиваться в вашу маяту, не звать на помощь, смириться быть одной, самой стараться меньше слышать. Быть призраком пространства здешнего, творимым вечно ликом. Мне неизвестно кто, спросить у некого, представились роднёй далёкой, и тут же растворились. Успели лишь заверить, внушили мглой: мы есть, посередине, представь себе такую. Проводники, звено, слова, чтобы тянуться. Не смей искать предел! Уже предрешено! Ты выше этой слабости людской - всё подгонять под мерку. Изумлена и восхищаюсь постоянно, как рвутся уподобиться тому, что сами же нарисовали-расписали в воздухе, в мечтах. Откуда образы все эти и палитра? От кого прознали? Во мне такой уверенности нет. Одни вопросы и догадки: следят ли, позаботятся вдруг что?
И ведаю, если не резкие черты, то линии размытые, как на песке прибоя, присущи мне. Упираюсь в знаки зачастую: в глушь заберусь, вокруг покой. Вдруг лай… и зазвенит. Стрельба. Қирс-қирс. Следы на свежей полосе, вдали блеснёт луч с вышки. Назад поворочу - и тишина. Шепчу себе: рубеж какой-то - не ходи. В былые времена здесь всё казалось тесным, потом расширили пороховым дымком с трещанием и свистом сабель. Есть теперь, где побродить привольно. Кровью окропили контур, вывели по картам. Курганы и кресты напоминали вам беречь, но заросло - и снова стало всё незримо. Поле. Дед не расскажет - и забыли. Как не было и вовсе.
И не волнует никого потеря, потому что… Время! Пришло. Настало. Заполонило. Вещи-цей сделалось в загребистых руках, крадут, стяжают, назавтра переносят. Что? Часы, се-кунды, годы? Сейчас расхохочусь! Преклоняются ещё, пересчитывают, делят. Было. Бу-дет. И не станет. Боятся. Торопятся успеть. Обмануть себя и обогнать его. Былое, нынеш-нее… хм… вечное. Смешно. Я не надеюсь даже, хоть вашим настроеньям поддалась и гонке: успеть за жизнь, конечно, вашу, которая сплошным потоком для меня, без груст-ных остановок на погостах. С собой мечтают унести, ещё и мне указывают и потакают: пора бы вдребезги, чтоб не собрать. Так проплывает в головах людских. И остальное также: в долг и без стараний получили, использовали, выбросили и позабыли. Но я не та, как сор ненужный, что на помойку полетит!
И дальше тянут в эту временну́ю мерзость безразбору. Что первое взбредёт: всему назна-чить цену! Без этого теряетесь уже. Кругом бозор [ii] наворотили. Всё на продажу! Абсолютно. Себя нахваливаете лихо, витриной притворяясь с переливом, на полках чувства, блеск глаз, улыбки горками насыпаны, вера и надежда - всё в розницу и мелким оптом. На заднем плане вывеска невнятным серым - «Родина!» Какое к смерти рвущееся слово, по-моему, его истерли вовсе. Родню в нем чую. Ещё лоснятся золото и нефть, как зазывают. Да, злободневно. Ну, этим на роду написано прельщать, предчувствую - уже недолго. Придут другие меры мёртвые на смену, и будут дальше править бал. И ни у кого, ни о чём не спросят, как не задают и мне вопросов. Давно между собою сторговались и далеко вперед всё порешали. Всегда так поступали. Потрескивало порой, но обязательно потом подстудит, склеит - и снова более и менее. Стало быть, кому-то нужно, чтобы задумка не пропала, и продолжала претворяться в этом зыбком мире.
Но смутное не отпускает чувство: не так пошло им ныне. Нет, мороз немного есть, но без старания, хоть в данные мгновения людские скована. Треск утих. А в голосах и лицах -тревога тусклым светом. Трубят на всех углах: планеты потепление, эффект как в парнике. Что станется? Никак на ум мне не приходит. Ручьями разойдусь, сольюсь и потеряюсь. Прощальный праздник бы успеть устроить, чтобы с печалью, как здесь заведено, не уходить. Потоп? Ледник? Потоки лавы, пепел с неба… Затёрто. Подумаю над этим.
Так для вас удобно. Подстраиваются, стремятся услужить, оправдать желанья, украсить мимолётность, облегчить маленький отрезок ваш от крика первого до вздоха, что послед-ний. Вам большего не надо. За редким исключением - те, которые горят, превозмогая, услышать рвутся. Қирс-қирс. Готовы разделить со мной и боль, и страх, напрасные для большинства. Наград земных не требуют, их след останется лишь тенью, в которой отра-жусь. Мне не дано иного. Единственная возможность воплощения - могу самой себе явиться только в них, увидеть отражение. Да и это - лишь намёк, уловка. Круг неминуемо замкнётся. Уж в спину дышат. Дорогу уступить придётся молодым, горячим, неохочим, назад поглядывать хоть иногда. «Так уже бывало», - не раз мне повторяли голоса. Утеша-ли, обещали помнить, ещё надолго сохранить нам имена. Вот нарекают Евой же сейчас, как первую, но знают, что уже не та. И близко. И я настану - Россия, но не эта. И вас, с ог-нем в сердцах, не брошу, пропишу словами, чтобы дарили таким же одиноким нур, свет, в служении своём и дальше - после смерти.
А пока - я слышу треск. Костры виднеются по берегам, всё больше - у Невы, у устья, ещё в излучине Москва-реки. Пришли издалека и греются вот так. Смешали вновь порядок заведенный. Готовят плов, а говорят - «палё-ёв». Как странно, необычно, здесь слышать эту речь. Слова как чириллаш, трескотня. И я вот нахваталась, в желании понять, а может пожалеть. Вот слабость снова. С чего бы так терзаться? Меня погубит эта маета, как убивает каждого из вас, под землю сводит.
Тут холодно для них. Зачем тогда пришли? Зима суровая и долгая у нас. Қиш [iii]. Кыш! Не согнать ворон со снега. И держатся - точно вздумали остаться навсегда. Припоминаю смутно, правда, случились те дела давненько: они уже бывали здесь, пожгли изрядно. Ох! Жуда [iv]! Жуть как много. Гулхан [v] по всей земле равнинной, костры из городов и сёл до неба. Дуд [vi]. Дым выветривать пришлось веками. Но тогда не одолели, назад вернулись, костей своих на пепелищах раскидали тьму. А нынче по-иному всё, никто и объяснить не может толком. Как в оны дни, огню предать сторонку эту не стремятся, наоборот, кирпич кладут и роют постоянно, как прах тех предков ищут и клад прикопанный потомкам. Снег ещё гребут. Мучаются. Терпят. Просят бога своего, чтобы поменьше. «Қор бу шайтон [vii]», - так среди метелей шепчут, слезу колючую от северного ветра растирая по лицу. И снова - лопатами скребут, стучат ломами и метут. Как для себя. На будущее - деткам, которым будет легче. Останутся? Не уж-то? А свои бегут как крысы. Странно?
Нет, они сразу не растопят. Но каждый день наутро - всё в проталинах, пока не припорошит - қора [viii], чёрных. Напоминают постоянно, не дают отвлечься и забыть. Что станется? Увы! Мне неподвластно. И главное, в кострах их - этот треск. Қирс-қирс. Чирс-чирс.
ЛУҒАТ
(Словарь)
[i] Қирс-қирс(узб., тадж.) - треск. В отношении льда употребляется также чирс-чирс. Треск дерева или горящей лучины - қасир-қусур, қарс-қурс, чарс-чурс, шитир-шитир. Узбекский звук қ глубоко-заднеязычный, при его произношении задняя часть языка смыкается с маленьким язычком.
[ii] Бозор(узб., тадж., каз.) - базар.
[iii] Қиш(узб., каз.) - зима.
[iv] Жуда(узб.) - очень.
[v] Гулхан(узб., тадж.) - костер.
[vi] Дуд(узб., тадж.) - дым.
[vii] Қор бу шайтон(узб., каз.) - снег - это чёрт(дьявол). Шайтон чаще употребляют со смыслом хитрый, умный, лукавый.
[viii] Қора(узб., каз.) - черный.
Сўзбоши
(Предисловие)
Треск. Қирс-қирс [i]. А вам слышно? Вдали как будто надломилось, расколоться норовит, пропасть торопится, исчезнуть. Внутри меня момент утраты длится. Да и, не на слух при-ходит. Не просто белый шум и свет разлит повсюду. Кажется ни слева и ни справа, мерещится, дурачит. Вверху или снизу? Не уловить. Блуждающей в глазах мелькает нотой промёрзлой тишины. Сосны в лесу тревожит скрипом. Вороны криком. Гуляет одиноко ветер. На миг пробьётся в мачтах стройных проблеск солнца. Случайное? Обычное. Повисло в кронах. Напридумывала? Навоображала снова? И глянь кругом, должно же видно быть хоть что-то: рваньё, руины, лоскутки, лохмотья, щепки. А пристально всмотрюсь - всё цельное. Почти гармония. Мелодия слащавая. Не верю! Настораживаюсь. И значит, ожидаю. Недоброе, потому как неназывное.
Прочь его! Значение людишками навязанное. Глухими подражают звуками, как дразнят хрипами скрипучими, в хандру с собой вгоняют и увлекают в безысходное уныние. Плач птиц - и тот наигранный. Мало ли под этот скрежет приключается? И скорлупа дать трещину готова, а из неё возникнет жизнь. Порок? Убыток разве ж? Опасность? На ветку зверь голодный наступил? Зачем вы держите в себе тот трепет перед лесом древний? Отпустите! Услышьте и прозрите. Из плена ветхого освободите разум.
[Далее]В ушах стреляет? И так бывает. Угадываю в каком - и желанье сразу. И стихает. Едва ли уловимым звоном удаляется. Или углубляется? Но этот постоянный. Фоновый, как гово-рят. В голове трещит? У меня одной ли? Сомнения и страх на лицах примечаю: украдкой прогоняют, пытаются веселыми быть для других, но внутри… Насквозь же вижу! Боль?! Какая у них может? О чём? За миг короткий, что им отведен. О своём страдают - вот их суть. Что вашего по-настоящему бывает? Рассеянно блуждают оком по полям и стенам гладким - ухватиться бы за что, чувства в вечном напряжении. По пустякам. Хоть так, а то вообще бы неприметно. Раз! И всё. Забросило в мир этот. Царапнул в унисон поверхность. Қирс-қирс послышался на заднем плане где-то. И всего-то! На цыпочках живут, а если повезёт, то в разнобой и громко спляшут, чтоб оглянулись разом все, во взлядах осуждая: «Как посмел?!» Да и, покинул тихо, мелькая эхом. И дальше-дальше, пока вообще не уловить. Вот мне бы так!
Жизнь ваша - пройденное вброд. По мелководью. И лучше ноги в кровь о ракушки и камни острые, чем научится плыть - пусть даже по течению. Зато наверняка. Наощупь, даже не шажочками: песочек мягкий - хорошо, вот гальки полоса, вдруг, нестерпимо боль - вонзилось что-то, минуту постоять, унялась и легонечко сторонкой. Валун разлёгся, вот те раз, дорогу преградил. Толкаем тяжеленный - не поддаётся, пошерудить - как врос. Сюда ступаем, здесь обходим. Про берег впереди - ни мысли. Да и о том, что позади - скорей бы позабыть. А там за горкой?! О чём вы? Не оступиться бы и не замочить, упасть не дай… Так можно сбиться с чепухи спасительной под носом - в ней важно всё. Из уст в уста в легендах: туда с времён седых стремились люди, там сказка, долгая дорога, дикови-ны, и даль зовущая в веках откликнуться не раз. Вот-вот. Зачем вам чудеса? В прибрежный ил свалиться бы, и больше ничего не слышать и не видеть. Как все. Не надо в исполины и герои, в молву вживиться.
Обречена на муки вашими словами. Тысячелетний треск. Смешалось всё - лязг, скрип, всхлипы и стенанья. А мне бы трелей, хор капелей внимать весёлый лад! Радость лишь нетленна. Но чаще пустота грозит из глубины моей, колотит холодом. И завывает. Дума-ли, располагаю? Преданно глядите почему-то вверх. Там знают? С чего вы взяли? Как дальше? И мне и вам. Не-ет! (С ухмылкой и головой качая). Такое же дитя Его. Пусть вре-мени побольше, но и невечна. Да и, что значит разменное «побольше»? О, знать бы воз-раст и свои пределы! Мне в прах не обратиться, последнее дыхание не испустить и не ос-тыть. А жаль! Завидую, что вам намечена она, как смысл, итог и цель, которой не достичь. Сама придёт и подведёт черту. И сохранит.
Мне не дано предвидеть, помочь не в силах и предупредить. Уж, простите. Сама развали-ваюсь. Так чувствую, и всё тут. На куски. Как лёд в реке. Опять картины ваши блёклые. С треском, уханьем, еще с шуршаньем, и несет куда-то. Ведь знаю, что не доплыву - растаю, но ночью вновь мороз и застывает, схватывается. Непрочно, вкось и ненадолго. Наитием однажды проронили: брести, торосы обходить, тянуть своё, не вмешиваться в вашу маяту, не звать на помощь, смириться быть одной, самой стараться меньше слышать. Быть призраком пространства здешнего, творимым вечно ликом. Мне неизвестно кто, спросить у некого, представились роднёй далёкой, и тут же растворились. Успели лишь заверить, внушили мглой: мы есть, посередине, представь себе такую. Проводники, звено, слова, чтобы тянуться. Не смей искать предел! Уже предрешено! Ты выше этой слабости людской - всё подгонять под мерку. Изумлена и восхищаюсь постоянно, как рвутся уподобиться тому, что сами же нарисовали-расписали в воздухе, в мечтах. Откуда образы все эти и палитра? От кого прознали? Во мне такой уверенности нет. Одни вопросы и догадки: следят ли, позаботятся вдруг что?
И ведаю, если не резкие черты, то линии размытые, как на песке прибоя, присущи мне. Упираюсь в знаки зачастую: в глушь заберусь, вокруг покой. Вдруг лай… и зазвенит. Стрельба. Қирс-қирс. Следы на свежей полосе, вдали блеснёт луч с вышки. Назад поворочу - и тишина. Шепчу себе: рубеж какой-то - не ходи. В былые времена здесь всё казалось тесным, потом расширили пороховым дымком с трещанием и свистом сабель. Есть теперь, где побродить привольно. Кровью окропили контур, вывели по картам. Курганы и кресты напоминали вам беречь, но заросло - и снова стало всё незримо. Поле. Дед не расскажет - и забыли. Как не было и вовсе.
И не волнует никого потеря, потому что… Время! Пришло. Настало. Заполонило. Вещи-цей сделалось в загребистых руках, крадут, стяжают, назавтра переносят. Что? Часы, се-кунды, годы? Сейчас расхохочусь! Преклоняются ещё, пересчитывают, делят. Было. Бу-дет. И не станет. Боятся. Торопятся успеть. Обмануть себя и обогнать его. Былое, нынеш-нее… хм… вечное. Смешно. Я не надеюсь даже, хоть вашим настроеньям поддалась и гонке: успеть за жизнь, конечно, вашу, которая сплошным потоком для меня, без груст-ных остановок на погостах. С собой мечтают унести, ещё и мне указывают и потакают: пора бы вдребезги, чтоб не собрать. Так проплывает в головах людских. И остальное также: в долг и без стараний получили, использовали, выбросили и позабыли. Но я не та, как сор ненужный, что на помойку полетит!
И дальше тянут в эту временну́ю мерзость безразбору. Что первое взбредёт: всему назна-чить цену! Без этого теряетесь уже. Кругом бозор [ii] наворотили. Всё на продажу! Абсолютно. Себя нахваливаете лихо, витриной притворяясь с переливом, на полках чувства, блеск глаз, улыбки горками насыпаны, вера и надежда - всё в розницу и мелким оптом. На заднем плане вывеска невнятным серым - «Родина!» Какое к смерти рвущееся слово, по-моему, его истерли вовсе. Родню в нем чую. Ещё лоснятся золото и нефть, как зазывают. Да, злободневно. Ну, этим на роду написано прельщать, предчувствую - уже недолго. Придут другие меры мёртвые на смену, и будут дальше править бал. И ни у кого, ни о чём не спросят, как не задают и мне вопросов. Давно между собою сторговались и далеко вперед всё порешали. Всегда так поступали. Потрескивало порой, но обязательно потом подстудит, склеит - и снова более и менее. Стало быть, кому-то нужно, чтобы задумка не пропала, и продолжала претворяться в этом зыбком мире.
Но смутное не отпускает чувство: не так пошло им ныне. Нет, мороз немного есть, но без старания, хоть в данные мгновения людские скована. Треск утих. А в голосах и лицах -тревога тусклым светом. Трубят на всех углах: планеты потепление, эффект как в парнике. Что станется? Никак на ум мне не приходит. Ручьями разойдусь, сольюсь и потеряюсь. Прощальный праздник бы успеть устроить, чтобы с печалью, как здесь заведено, не уходить. Потоп? Ледник? Потоки лавы, пепел с неба… Затёрто. Подумаю над этим.
Так для вас удобно. Подстраиваются, стремятся услужить, оправдать желанья, украсить мимолётность, облегчить маленький отрезок ваш от крика первого до вздоха, что послед-ний. Вам большего не надо. За редким исключением - те, которые горят, превозмогая, услышать рвутся. Қирс-қирс. Готовы разделить со мной и боль, и страх, напрасные для большинства. Наград земных не требуют, их след останется лишь тенью, в которой отра-жусь. Мне не дано иного. Единственная возможность воплощения - могу самой себе явиться только в них, увидеть отражение. Да и это - лишь намёк, уловка. Круг неминуемо замкнётся. Уж в спину дышат. Дорогу уступить придётся молодым, горячим, неохочим, назад поглядывать хоть иногда. «Так уже бывало», - не раз мне повторяли голоса. Утеша-ли, обещали помнить, ещё надолго сохранить нам имена. Вот нарекают Евой же сейчас, как первую, но знают, что уже не та. И близко. И я настану - Россия, но не эта. И вас, с ог-нем в сердцах, не брошу, пропишу словами, чтобы дарили таким же одиноким нур, свет, в служении своём и дальше - после смерти.
А пока - я слышу треск. Костры виднеются по берегам, всё больше - у Невы, у устья, ещё в излучине Москва-реки. Пришли издалека и греются вот так. Смешали вновь порядок заведенный. Готовят плов, а говорят - «палё-ёв». Как странно, необычно, здесь слышать эту речь. Слова как чириллаш, трескотня. И я вот нахваталась, в желании понять, а может пожалеть. Вот слабость снова. С чего бы так терзаться? Меня погубит эта маета, как убивает каждого из вас, под землю сводит.
Тут холодно для них. Зачем тогда пришли? Зима суровая и долгая у нас. Қиш [iii]. Кыш! Не согнать ворон со снега. И держатся - точно вздумали остаться навсегда. Припоминаю смутно, правда, случились те дела давненько: они уже бывали здесь, пожгли изрядно. Ох! Жуда [iv]! Жуть как много. Гулхан [v] по всей земле равнинной, костры из городов и сёл до неба. Дуд [vi]. Дым выветривать пришлось веками. Но тогда не одолели, назад вернулись, костей своих на пепелищах раскидали тьму. А нынче по-иному всё, никто и объяснить не может толком. Как в оны дни, огню предать сторонку эту не стремятся, наоборот, кирпич кладут и роют постоянно, как прах тех предков ищут и клад прикопанный потомкам. Снег ещё гребут. Мучаются. Терпят. Просят бога своего, чтобы поменьше. «Қор бу шайтон [vii]», - так среди метелей шепчут, слезу колючую от северного ветра растирая по лицу. И снова - лопатами скребут, стучат ломами и метут. Как для себя. На будущее - деткам, которым будет легче. Останутся? Не уж-то? А свои бегут как крысы. Странно?
Нет, они сразу не растопят. Но каждый день наутро - всё в проталинах, пока не припорошит - қора [viii], чёрных. Напоминают постоянно, не дают отвлечься и забыть. Что станется? Увы! Мне неподвластно. И главное, в кострах их - этот треск. Қирс-қирс. Чирс-чирс.
ЛУҒАТ
(Словарь)
[i] Қирс-қирс(узб., тадж.) - треск. В отношении льда употребляется также чирс-чирс. Треск дерева или горящей лучины - қасир-қусур, қарс-қурс, чарс-чурс, шитир-шитир. Узбекский звук қ глубоко-заднеязычный, при его произношении задняя часть языка смыкается с маленьким язычком.
[ii] Бозор(узб., тадж., каз.) - базар.
[iii] Қиш(узб., каз.) - зима.
[iv] Жуда(узб.) - очень.
[v] Гулхан(узб., тадж.) - костер.
[vi] Дуд(узб., тадж.) - дым.
[vii] Қор бу шайтон(узб., каз.) - снег - это чёрт(дьявол). Шайтон чаще употребляют со смыслом хитрый, умный, лукавый.
[viii] Қора(узб., каз.) - черный.