В августе 2013 года в Екатеринбургском музее изобразительных искусств открылась выставка "Владимир Лебедев - художник русского авангарда". Привез ее на Урал Русский музей из Петербурга, а подготовила ее заведующая отделом акварели и рисунка Государственного Русского музея Наталья Козырева. Это уже десятая выставка, которую делает в Екатеринбурге Русский музей ко Дню города.
Мы очень ждали открытия этой выставки. Шутка ли - самого Лебедева увидеть! Да и еще дело в том, что вроде Лебедев у нас все время и на слуху, и в работе, и в чтении на досуге: тема Маршака, работы ленинградской редакции, тема Васнецова - все это тесно связано с именем Лебедева. Но то ли это все были неупорядоченные сведения, то ли не хватало некоего толчка в виде грамотно и хронологически развешенных работ Лебедева - да только до посещения этой выставки как-то тема у меня была не систематизирована. "Окна РОСТа", ранние иллюстрации Маршака, где рисунки для детей выполнены в каком-то полуавангарде с оттенками кубизма, мельком виденный в кабинете Самуила Яковлевича рисунок обнаженной женщины с гитарой, в свое время поразивший (это Лебедев? Тот самый Лебедев, автор аккуратненькой девочки из "Усатого-полосатого"?), потом поздние иллюстрации к Маршаку, отдающие социалистическим реализмом... Непонятно было, кто из этих всех Лебедевых есть настоящий Лебедев.
Итак, выставка. Из вступительной статьи Натальи Козыревой:
"В конце своего жизненного пути Лебедев утверждал: «Чтобы понять мое творчество, нужно знать и помнить, что я художник двадцатых годов. Говорю так не только потому, что этой эпохе принадлежат мои лучшие работы. Еще важнее и существеннее то, что меня сформировала духовная атмосфера того времени. Туда уходят корни всех моих идей и замыслов. Дух двадцатых годов я стремился пронести сквозь всю мою жизнь». Признание художника позволяет не только остро почувствовать, как тяжело он переживал необходимость вынужденного эстетического компромисса, явственно разделившего его искусство на два этапа - 20-30-е годы и 40-50-е, но и помогает понять, почему сам художник не любил свое позднее творчество и решительно отказывался от большой персональной выставки, осуществленной лишь после его смерти. Но произведения, созданные Лебедевым в пору расцвета, бесспорно, принадлежат к числу важнейших достижений русского авангарда".
И действительно, большая часть представленных работ (а всего их 62) - это работы 20-х годов. Выставка на самом деле небольшая, всего 3 зала. Вступительная статья, отлично написанная!
Первый зал - это ранний Лебедев. Натюрморты, интерьеры, сплошной кубизм - и в то же время попытки выйти из него. Цикл "Прачки" - тот самый "кубизм-некубизм" (1920 г)
А вот "Панель революции", цикл из 23 листов, созданный Лебедевым в 1922 году - это уже следующий этап, причем остро-социальный. У героев рисунков, новых советских граждан, нет лиц, в лучшем случае есть намек на некие черты лица: челка, овал щеки... И снова из вступительной статьи:
"В одном из рассказов Ольги Форш (в первой редакции "Поголовщина", 1918) возникает такая картина: "Идут, будто солдаты в ногу, все как один: шинели скручены через плечо, амуниция, ружья, защитные шапки, раз, два, раз, два... а лиц-то и нет. Так,что-то мутное, вроде как блин, ни глаз, ни улыбок - одна Поголовщина".
Четыре идущие фигуры, 1922.
История страны идет вперед и творчество художника тоже не стоит на месте. За "Панелью революции" пришли циклы "Новый быт" (1924), "НЭП" (1925-1927), "Любовь шпаны" (1926-1927).
От "НЭПманов", этих самодовольных, благополучных горожан, живущих в мире котиковых шубок и ресторанов мы просто не могли отойти! Они настолько выразительны, эти люди из другой эпохи, настолько богата гамма черного-серого-белого на этих рисунков, в них столько свето-тени и полутонов - словами не выразить!
Прекрасны двое с картины "Посмотри, посмотри" (бумага, тушь. 1927 г)
А вот работы конца 20-х годов и начала 30-х - это второй зал выставки, и это расцвет творчества Лебедева. У этих работ мы просто перестали дышать - и от восторга, и от страха: вдруг полупризрачная ламповая копоть, которой выполнены рисунки, пропадет и исчезнет, как мираж?
Гитаристка, 1926 г.
Серия "Танцовщица" (1927 г) - моделью для нее была жена Лебедева актриса Надежда Надеждина.
Разве это не прекрасно? Это все выполнено в технике ламповой копоти. Кажется, художник еле касался бумаги, и рисунок состоит из беспорядочных пятен и мазков
а отойти на два шага назад - и невозможно оторваться от этой "Танцовщицы"
мой фаворит - это "Натурщица" (1926 г). Апофеоз движения и пластики, выраженный всего несколькими простыми линиями.
И параллельно Лебедеву-гению графики в зале представлены работы Лебедева-книжного иллюстратора. Частично это еще настоящий Лебедев: иллюстрации к стихотворению "Мороженое" Маршака (1924 г).
"Солнечное, летнее, уличное настроение "Мороженого" создают сочные контрасты открытого цвета - светло-синего и ярко-красного, почти оранжевого, черного и желтого, зеленого и белого (белый здесь не только фон, но активный, звучный "работающий" цвет). Краски ложатся на бумагу сплошными, четко очерченными плоскостями, без теней и переходов. Превосходно используя литографскую технику, художник добивается плотного, плоскостного звучания цвета. Четкость серых сеток-тангиров, зернистая фактура розовых (тело) и голубых (иней) высветлений не позволяют даже светлым тонам расплыться, стать воздушными, придает им определенность, конкретность. Более того, накладывая желтую краску на черную, Лебедев получает не новый цвет (черное остается черным), но другую фактуру - матовую, рядом с обычной - поблескивающей. А благодаря этому краска становится не только цветом, но и материалом, ощущается почти осязательно, весомо. Цвет у Лебедева плоскостный, но это не поверхностно-легкий цвет мирискусников, не подкраска линейного рисунка. Он не заполняет готовую линейную форму, а сам образует ее - такую же плотную, четкую, контрастную, как сами сочетания синего с красным или черного с желтым". (Ю. Герчук
"Толстяк и мороженое")
И вот как раз по работам Лебедева-иллюстратора проходит та самая трагическая черта. Рядом с рисунками к "Мороженому" висят рисунки к "Трем медведям" Л. Толстого (1947 г) и к "Котятам" С. Михалкова (1949). Полно, да Лебедев ли это?
А ведь это те самые иллюстрации, которые знакомы с детства и так нравятся читателям - эти, и другие: классическая девочка в чулочках, которая купает "Усатого-полосатого", правильные, как из атласа Брема, звери из "Где обедал воробей", очень достоверная курица, которая не нашла Олино колечко - те самые рисунки, о которых сегодня, тяжко вздыхая, многие говорят "Вот это - настоящее, а не то, как сейчас Маршака иллюстрируют". Вот это самое свое "настоящее" Лебедев не любил настолько, что не соглашался на персональную выставку работ при жизни. Ну, зато выставку сделали после его смерти - и получается против воли! - жить не давали, но хоронить и потом чествовать очень любили.
Снова Э. Кузнецов, "Медведь летит, хвостом вертит":
"Как много переменилось за немногие пятнадцать или двадцать лет! Тогда их, художников детской книги, было в Ленинграде не менее двух десятков. Это если считать только самых интересных - и старших, и младших. Сейчас от них осталось не более полудюжины. Остальных разметала безжалостная жизнь. Кто сгинул в лагерях, кто погиб на фронте или в блокадном Ленинграде, кто перебрался в Москву, а кто и вообще забросил это неблагодарное занятие. Бывшим молодым, оказавшимся когда-то под крылом Лебедева, было уже под пятьдесят, и они были последние из когорты славных. Приходили и после них, и продолжали приходить, но ни одного из них нельзя было поставить рядом с теми. Ленинградская книжная графика для детей стала как обмелевшее озеро, когда вода ушла и последние рыбы бьются в вонючем иле. Уцелевшие выживали как могли. Трезвый и практичный Пахомов остановился (как в воду глядел) ещё до войны. Всё, что он делал дальше, - это было медленное иссыхание его громадного таланта живописца и рисовальщика. Чарушин, первый и лучший, самой судьбой назначенный анималист, ударился в размножение сентиментальных зверюшек. Курдов стал почти неотличим от своих подражателей. Конашевич, их старший товарищ, можно сказать, ветеран, исхитрялся изо всех сил, чтобы как-то скрыть и пригасить свою фантазию, свой редкий декоративный дар, рисуя скучные бытовые картинки.
Лебедев же, который, кстати, тоже вскоре вернулся из Москвы в Ленинград, - с Лебедевым обстояло хуже всего. Он сломался. Он сломался раньше всех, сразу после 1936 года, когда другие ещё надеялись выкрутиться, славировать, сохранить себя. Испуг вошёл в этого сильного и ироничного человека. С тех пор он изготовлял свои чисто выделанные картинки, ничего общего не имевшие с былым Лебедевым. Видно было, что он по-прежнему мастер, владеющий делом, но всё было безжизненно и слащаво - даже его чудная живопись, которая, казалось бы, не зависела от придирок издательского редактора. Теперь это был усталый, стареющий на глазах человек. Свои иллюстрации он тянул так, как лошадь тянет опостылевшую лямку. Он всё больше замыкался в своей мастерской на улице Белинского и допускал в свое нелюдимство лишь немногих друзей и учеников".
В третьем зале выставки работ не много. В основном там серия физкультурниц, которая и погубила Лебедева. Из вступительной статьи:
"Пожалуй, наиболее значительным произведением Лебедева, посвященным эпохе тридцатых годов, стала серия акварельных портретов, получивших название «Девушки с букетом» (1933) с изображением ленинградских горожанок-спортсменок, сдавших нормы ГТО (Готов к труду и обороне). «Девушки с букетами», возможно, вопреки первоначальному замыслу, являются обобщением многочисленных наблюдений Лебедева, его беспощадно-ироническим приговором современному герою. Здесь кроется причина длительного замалчивания серии, которая не появлялась на выставках и не репродуцировалась до начала 1970-х годов".
"Скромные физкультурницы, победившие в массовом забеге и награжденные букетами и лентами, послужили художнику образцовыми моделями для создания триумфального образа бывшей героини «Панели революции». Несмотря на парадность как будто «официального» изображения и внешние отличия, генезис «Девушки с букетом» не вызывает сомнений. Лебедев подвел итог своим размышлениям на тему «нового человека» и сделал это с характерной для него жесткой и нелицеприятной откровенностью.
Подобного отношения власть не потерпела. Нападение на художника в печати было исполнено с поистине изуверским пониманием природы дарования Лебедева, который всегда гордился своим безупречным мастерством, своим владением подлинно высоким ремеслом. Именно в этом умении было публично отказано признанному учителю молодого поколения. Пережитое унижение пагубно отразилось на дальнейшем творчестве художника. Искусство Лебедева изменилось и больше никогда не достигало былой высоты".
По иллюстрациям Лебедева к Маршаку, особенно если взять одно произведение, проиллюстрированное в 20-30-е годы, и в 40-50-е, хорошо видно, как изменился художник. Вот хотя бы не раз упоминавшаяся девочка из "Усатого-полосатого": 1930 и 1948 г. Наглядно, правда?